Метели, декабрь - Иван Мележ

Бесспорно, что в романе «Метели, декабрь» Мележ остался таким же выдающимся художником, каким он показал себя в дилогии. Глубинный народный взгляд на события времени, умение с полной исторической точностью передать исключительную сложность эпохи, гуманистическая обостренность пытливой мысли писателя, мастерство психологического анализа, широкая типизация и блестящая языковая индивидуализация персонажей, убедительность и надежная выверенность сюжетно-композиционных решений — все эти и многие другие достижения Мележа-художника, хорошо знакомые по его дилогии, отчетливо чувствуются, а то и поднимаются на более высокий качественный уровень в «Метелях, декабре». В этом романе усиливается то, что отличало уже «Дыхание грозы» от «Людей на болоте». Речь идет о возрастании накала мысли, усилении интеллектуально-философского начала и дальнейшей драматизации общественно-социальных страстей, которая обусловливает и относительно большую динамичность сюжетного движения в книге. Не менее важно, что писатель смог открыть новые грани человеческой и социальной содержательности в людских характерах, через которые наиболее наглядно «материализуются» общественные движения эпохи.

Среди героев, характеры которых в «Метелях, декабре» заметно углубляются, обогащаются, и Авдотья Даметиха — мать Миканора, все чаще высказывающая народную точку зрения, и Дубодел с его мстительной жестокостью, порожденной самыми низменными мотивами — властолюбием и напористым карьеризмом, только слегка замаскированным спекуляцией на благородных революционных представлениях, и, конечно же, секретарь Юровичского райкома партии Алексей Иванович Башлыков, изображенный в романе, как отмечал критик Л. В. Новиченко, «чрезвычайно метко и многогранно, с тончайшей подчас аналитичностью».

Башлыков в новом романе оказался в центре авторского внимания. Он вышел на первый план отнюдь не случайно. Подняла Башлыкова волна времени, «напор» исследуемых писателем событий, которые тогда были благоприятными для таких людей, делали их, пусть временно, хозяевами положения. Закономерным является и то, что в книге главным стал конфликт между Башлыковым и другим руководителем в Юровичах — председателем райисполкома Апейкой. Этот конфликт отчетливо намечался и заметно обострялся еще в «Дыхании грозы». Теперь же он стал драматическим стержнем, тем центром, который притягивает к себе и бурное кипение общественных страстей, и самые существенные силовые линии философско-интеллектуального напряжения.

Писатель был далек от того, чтобы рисовать Башлыкова только черными красками, но ясно видел пороки в его практической деятельности, в его жизненной позиции, в его понимании людей и времени. Об этом автор сказал в своем последнем интервью, подчеркнув, что лежащий в основе романа конфликт между Башлыковым и Апейкой — это «конфликт двух взглядов на жизнь, на события, на людей». Тогда же прозаик обращал внимание и на добрые намерения Башлыкова, на его субъективное желание быть полезным новому обществу и фактическое неумение выбрать для этого правильный путь. «Башлыков, — продолжает автор, — также „положительный“. Он хочет и добивается того же, чего хочет и добивается Апейка. Но он стремится к однозначной ясности в оценках сложных жизненных явлений и человеческих поступков. А жизнь очень сложна и противоречива, так же как сложны и противоречивы поступки людей. Одно „измерение“, одна мерка никогда не может быть всеобъемлющей и правильной. Каждый раз нужно несколько измерений. К пониманию этой диалектической истины Башлыков приходит мучительным, драматическим путем».

В авторских записках к «Полесской хронике» также отмечается личная честность Башлыкова, его сложность, противоречивость: «Башлыков не должен быть плоским. Сложный, противоречивый. У него есть своя человечность. Своя беда, и не одна. Рядом с черствостью… Вообще, он потрясен сложностью ситуации, в которую попал. Мучительно мечется. Только показывает себя каменным… Часто лезет на стену. Чтобы не показать слабость свою». «Трагедия Башлыкова — трагедия человека честного. Который хочет соответствовать идеалу времени. Его „подводит“ время, идеалы времени».

Писатель, разумеется, имел в виду неглубокое, поверхностно-однолинейное понимание Башлыковым времени и его идеалов. В процессе работы над «Метелями, декабрем» он уже делал упор не на изображении сложности и по-своему понятой человечности Башлыкова, а на его прямолинейности, подозрительности и недоверии к людям, неумении проникнуться подлинной любовью к ним.

Поверхностность и прямолинейность Башлыкова проявляются в том, что юровичский секретарь путает принципиальность с жестокостью, а разумный подход к делу объявляет либерализмом и ненужной жалостливостью. Башлыкову, при всей его внешней «положительности» и безусловной субъективной преданности новому, не дано по-настоящему постигнуть душу сельских тружеников, сложность крестьянской жизни, которая остается для него непонятной, далекой и чуждой. И нет у него не только глубокого знания крестьянства, которое он должен был вести к новой жизни, но и подлинной доброты, той широкой гуманистической концепции, руководствуясь которой коммунисты ленинской закалки совершали Октябрьскую революцию, создавали новый общественный строй.

Большой психологической глубиной отличается показ взаимоотношений Башлыкова с Ганной Чернушкой. Эта сюжетная линия позволяет открыть некоторые новые черты в характере Ганны и вместе с тем глубже, разностороннее изобразить Башлыкова, который в любви и предстает более привлекательным, естественным, не таким холодно-рационалистичным и жестким, как в деловой сфере. Однако вся его естественность, человечность исчезает, как только Башлыков узнает, что Ганна была замужем за кулаком. Боязнь за свою карьеру в конечном счете оказалась для него решающей. Она победила, перечеркнула любовь Башлыкова.

Разрыв с Ганной свидетельствует о моральном крахе Башлыкова, его человеческой несостоятельности. Так реализовался авторский замысел провести отчетливую параллель между Башлыковым и Василем Дятлом. «Дать хорошо линию — Ганна — Башлыков. Это линия любви — как аналогия любви Василь — Ганна. Там искалечила, погубила любовь нужда, бедность, крестьянская философия, тут — философия аскетизма, подозрительности, недоверия человеку. И та, и эта причины — одинаково бесчеловечны», рассуждал писатель в дневниковых записях. В дальнейшем Мележ хотел показать и политический крах Башлыкова. Но соответствующие сцены остались в набросках, правда, иногда разработанных довольно основательно.

Настоящую партийную принципиальность и гуманистический пафос строителей нового общества в романе «Метели, декабрь», как и в предыдущих книгах «Полесской хроники», с наибольшей полнотой и яркостью воплощает Иван Анисимович Апейка, коммунист ленинского склада, который, по словам автора, «стремится глубоко постигать смысл времени, понимать его сердцем и умом». Писатель показывает человечность Апейки и заботы о будущем народа, деловитость и богатство практического опыта, умение думать самостоятельно и серьезно разбираться в сложных жизненных вопросах. Так, Апейка не может согласиться с тем, что, дескать, на Западе крестьянин привязан к своему клочку земли, а у нас он легко готов отказаться от нее, поскольку в нашей стране нет частной собственности на землю. Наш крестьянин, рассуждает Иван Анисимович, в отличие от крестьян в западных странах, не покупал свой «клочок земли», «он завоевал ее, земельку свою, штыком, огнем, кровью! Разве ж меньшей ценой?!» А в период коллективизации, что ни говори, надо было отказываться от этого так трудно добытого «своего клочка, поделиться им с другими». Решиться на такое крестьянину было очень не просто. Этого никак не могли понять люди типа Башлыкова, но очень хорошо, своей крестьянской душой и сердцем коммуниста чувствовал Апейка.

В набросках глав, которые должны были завершить тему коллективизации в «Полесской хронике», Апейка по-прежнему держится своего трезвого, реалистического подхода к организации колхозов, настойчиво и бескомпромиссно защищает его. Однако тогда, когда стали набирать силу так называемые левацкие перегибы, для Апейки наступает время жестоких испытаний. «Дни бесприютности и бездеятельности. Страшные дни. Самые страшные в жизни». «Он был ничем. Без работы. Без партии…» «Переживания, отчаяние». «Пустота» — снова и снова расставлял автор в своих набросках основные ориентиры для того, чтобы потом показать всю глубину душевных мук Ивана Анисимовича.

Но и в таких обстоятельствах Апейка не может поступиться своей человеческой и партийной совестью. Понимая всю несправедливость Башлыкова, секретаря окружкома Галенчика и других воинственных догматиков, лишивших его партийного билета, Иван Анисимович и теперь чувствует себя солдатом партии, ее сознательным и вдумчивым бойцом, сила которого в том, что правда нового общества, правда партии стала его собственной правдой, его глубоким личным убеждением. «Хочется все понять! До всего дойти умом и сердцем! Есть любители считать доблесть в том, что не умеют рассуждать. Партия сказала, партия решила!.. Нечего рассуждать!.. А я хочу думать, хочу понять все, ощутить, как свою правду. Я должен убедиться во всем, а для этого я должен понять все, почувствовать! Умом и сердцем! Подлинный большевизм и есть убежденность! Мы большевики от убежденности. В этом наша особенность и наша сила! Сила! Ибо нет ничего сильнее, чем твердость убеждений!» — взволнованно говорит герой Мележа. Это мужественный голос борца, голос человека, не способного на нравственный компромисс, на сделки с совестью.