Вереница - Элисон Синклер

Решение Софи приняла внезапно, словно в самих вопросах уже таился ответ. Она аккуратно уложила разрезанный саван, слой за слоем, на раненую грудь. Когда она дошла до первого сделанного ею надреза, то увидела, что волокна между бледными пальцами уже проросли заново, закрыв пушком выбритую ею дорожку. Софи положила срезанные слои на место и снова села на корточки.

– Я не понимаю, что творится. – Она поднялась и подошла к толпе зрителей, наблюдавших за ее работой. – Его сейчас нельзя назвать живым – я уверена настолько, насколько это возможно без биоэлектронного наблюдения. Но я не могу с уверенностью сказать, что он никогда больше не будет жив.

Софи сделала паузу, чтобы до них дошел смысл этой странной фразы.

– Тело не разлагается. Есть универсальные признаки процесса разложения, основанные на разрушении бактериями тканей, и этих признаков у него нет совершенно. Мускулы все еще твердые, как при трупном окоченении, а кожа побледнела, хотя и осталась упругой на ощупь. Живот тоже не раздут. Тело покрыто очень плотным коконом, причем волокна проросли также внутрь. Одежду, похоже, они поглотили, но кожа и те органы, что я обследовала – кисть и часть груди, – выглядят нетронутыми. Правда, раньше у меня не было возможности вскрыть саван, так что я не знаю, нормально это или нет на данной стадии процесса. Знаю одно: саваны в течение пяти-шести дней значительно уменьшались в размерах. Впрочем, необходимо учесть, что все прочие коконы формировались вокруг тел, лежавших на зеленом покрытии, а не на аргиллите, так что характеристики могут быть различными, несмотря на то что под микроскопом – правда, низкого разрешения – они выглядят структурно одинаковыми.

Слушатели Софи начали перешептываться, считая, что она отклоняется от темы, поэтому она сказала им то, что они хотели услышать:

– Я проверила рану. По краям видны признаки реабсорбции, однако она распространяется лишь на раздробленные кости и поврежденные ткани. Волокна, растущие из пола корабля, гуще всего как раз в месте ранения и, судя по всему, они растут, повторяя анатомическую форму кости и тканей, травмированных пулей. Признаков регенерации тканей пока не наблюдается. И я должна признать, что многие вопросы остались без ответа. Но продолжать обследование мне просто совесть не позволяет. Я боюсь, как бы мое вмешательство не нарушило процесс… воссоздания.

Все словно затаили дыхание – такая наступила тишина.

– Вы хотите сказать, что корабль каким-то образом его реконструирует ?

Вопрос задал мужчина средних лет, который спорил о правосудии с Амандой Самнер, – тоже адвокат Лоренс Чандлер.

– Я не исключаю такую возможность.

– Нельзя же так взять и все бросить! – Он махнул рукой в сторону савана. – Режьте дальше!

– Я должна это прекратить, – сказала Софи, стараясь не выдать своего раздражения; в конце концов, оно вызвано не столько его словами, сколько бесцеремонным тоном. – Я понятия не имею, что случится, если я разрежу саван или возьму образцы. Быть может, я нанесу Стивену непоправимый вред. Похоже, он находится в абсолютно стерильных условиях. А вдруг я уже занесла бактерии, которые вызовут разложение тела?

– Да и мы сами – разве у нас нет бактерий? – заметил Морган за ее спиной.

– Бога ради! – Чандлер повернулся к Арпаду. – Этот человек мертв! Она сама так сказала.

– Сейчас – да, мертв, – спокойно проговорила Софи. –Но я хотела бы посмотреть, что делает с ним корабль. Поскольку мы не понимаем, что происходит и насколько чувствительны эти процессы к вмешательству извне, я предлагаю оставить его в покое. И не просто предлагаю, а с точки зрения этики даже настаиваю.

~ А я считаю, что приобретение новых знаний для нас сейчас более важно, чем жизнь отдельного человека.

Напрашивался естественный вопрос: даже твоей? Но Софи не хотелось переходить на личности.

– Тело, лежащее в этом саване, нельзя назвать живым, но не исключено, что у него есть возможность вернуться к жизни.

– Откуда вы знаете?

– А откуда вы знаете, что нет? Если Купер умер, пускай покоится с миром. А если его восстанавливают, у него есть такие же права, как у плода в утробе матери. Это самая близкая аналогия, если не считать того, что в отличие от плода у Стивена нет матери, чьи интересы могут противоречить его интересам…

– Вы не юрист, доктор, – заметил Чандлер.

– А я не обсуждаю законы, – сухо отозвалась Софи. – Может, вы заявите, что я также не специалист по врачебной этике? Но я хоть и ученый, у меня медицинское образование, и поэтому я знакома с принципами, регулирующими опыты на людях. У меня есть основания для спора с вами – и аргументы тоже.

– А как же права общества, которое, возможно, не хочет, чтобы ему возвращали опасного преступника?

– Насколько я знаю, когда человек умирает, все обвинения с него снимаются автоматически. Или я не права? Хотя не исключено, что в этом смысле нам тоже придется пересмотреть земные законы.

– Если вы считаете…

– Подождите, пожалуйста! – сказал Арпад. И добавил, обращаясь к Софи: – Вы хотите сказать, что смерть Купера может быть обратимой?

– У нас нет доказательств, – вмешался Чандлер, – что корабль способен создать что-либо более сложное, чем простая органика, не говоря уже о молекулах ДНК или белках. А утверждение, что нас исцеляют от всех наших болезней, так и осталось голословным.

– Мы просто не успели вынести наши открытия на обсуждение общественности, – возразила Софи. – Если хотите, вы можете прийти и посмотреть наши данные.

– Меня ваши данные не интересуют, – проворчал Чандлер. – Мне нужны объяснения!

“Да он просто боится!” – внезапно осенило Софи. Ей даже стало жаль его. Она подняла руку и смахнула на лоб пряди зачесанных назад влажных волос.

– Все это довольно просто, – сказал Морган. – Корабль делает с нами все, что может. Но для нас он делает только то, что мы можем у него попросить. Если вы сидите на полу и играете в кубики с трехлетним ребенком, это еще не означает, что вы не способны обучить его бухгалтерии. Однако бухгалтерия трехлетнему малышу не нужна. Он ничему не сможет научиться, если увидит, как вы выполняете сложную задачу. Зато складывая кубики один на другой, он действительно чему-то учится.

– Стало быть, мы сейчас на стадии складывания кубиков, – произнес Чандлер уже менее враждебно.

– Да. Я думаю, что корабль – или те, кто им управляет, – пытается объяснить нам себя, отвечая на стимулы, которые получает от нас.

– Иными словами, – очень сухо заметил Доминик, – эдакий межпланетный Монтессори*.

– Но почему корабль пытается вернуть к жизни именно Купера, а не других? Многие из них принесли бы и обществу и самому кораблю куда больше пользы! – С этими словами Чандлер бросил вызывающий взгляд на Викторию, которая вынесла его с видимым спокойствием.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});