Солги обо мне (СИ) - Субботина Айя

Понятное дело, мастера работали все эти две недели, пока мы исследовали Монте-Карло и на всю катушку проводили медовый месяц, но я даже представить не могла, что по возвращению нас будет ждать уже абсолютно обустроенное жилье.

И даже разбросанные на полу лепестки роз, и ведерко с шампанским и двумя бокалами, перевязанными шелковыми ленточками. Сразу видно, что к нашему приезду готовились, и тот, кто подготовил все это, покинул квартиру буквально за несколько минут до того, как туда вошли мы. А ведь сейчас третий час ночи.

— Что-то не так? - участливо интересуется Олег, ловко вскрывая бутылку.

Я быстро мотаю головой и прячу голову у него на плече, прижимаясь так сильно, будто мир вот-вот перевернется, а он - моя единственная опора.

Эти две недели были какими-то особенными.

Олег все время был рядом - подавал руку, когда это было нужно, или платок, или просто предлагал локоть, чтобы я не потерялась в толпе. Он был как будто везде - проверял, не забыла ли солнцезащитный крем, когда ездили на пляж, заставлял мерять температуру, когда пару раз жаловалась на усталость, держал в постели до обеда (буквально), заставляя отсыпаться. В какой-то момент мне начало казаться, что в моей жизни не осталось ни единого уголка, куда бы он не проникла его забота.

И все было бы идеально, если бы не постоянное, зудящее как комариный укус, чувство непонятной тревоги: если все так хорошо - то почему я не могу расслабиться?

— Я в душ, - слышу его голос, легкое касание губами моих волос на макушке и остаюсь одна в гостиной, пахнущей розами, озоновым диффузором и шампанским.

Когда мы уезжали, в этой комнате не было ничего, кроме вмонтированных деревянных панелей, а теперь она обустроена как с обложки журнала об интерьерах. Ольча сказала бы: «Ну прям как в передачах о ремонтах!»

Мне нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что на белый кожаный диван можно сесть, а на маленький коврик - поставить ноги. Но все-таки сажусь, вытягиваю ноги и мысленно снова и снова прокручиваю в голове весь наш отпуск. Господи… От себя тошно, потому что пытаюсь найти к чему бы прицепиться, чтобы оправдать свою черную неблагодарность.

Я разбираю вещи из наших дорожных сумок, выкладываю рубашки Олега, в который раз удивляясь, как он аккуратно их складывает - словно только что из магазина, и даже не успел примерить. На дне его сумки - флакон духов, под ним - блокнот и мобильный телефон. Даже удивительно, что муж оставил его в сумке, хотя обычно не расстается с ним, чтобы всегда быть на связи по рабочим делам. Правда, никогда не замечала за ним, чтобы ходил с телефоном в душ или в туалет. Даже не знаю, почему вдруг об этом подумала?

— Это мой телефон?

От неожиданности чуть не подпрыгиваю на месте и быстро, как будто держу в руках ядовитую змею, кладу телефон на кофейный столик, рядом с флаконом духов.

— Я разбирала сумку, - говорю - и сама себя мысленно пинаю за то, что голос звучит предательски тихо. Как будто мне есть за что извиняться. - Я не…

Олег кивает, не давая мне закончить. Просушивает влажные волосы полотенцем и снова смотрит на меня долгим взглядом, как будто тоже пытается отыскать какой-то изъян.

— У меня нет привычки проверять чужие телефоны или рыться в карманах. - Я снова сначала говорю - и только потом думаю. Какая разница? Я ведь правда ни разу даже не пыталась разузнать что-то о его другой жизни, той, которая существует за пределами наших отношений.

— Да? И почему же? - Олег лениво присаживается на диван, даже не делая попытки взять телефон в руки. Ему все-таки очень идет этот ровный карамельный загар, чего нельзя сказать о моей синюшно-бледной коже с намеками на подпалины в тех местах, где плохо нанесла солнцезащитный крем.

— Это стыдно.

— Вот как?

— Это унизительно.

Помню, когда-то очень давно, еще когда жила с родителями и ходила в школу, мама постирала папино рабочее удостоверение вместе с банковской картой, потому что папа забыл их вытащить и просто бросил брюки в стирку. Они никогда не допрашивали друг друга и никогда не рылись в личных вещах. В моей голове отложилось, что «искать доказательства измены» - это мерзко. Можно ведь просто спросить, если уж так что-то сильно «подозревается».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— То есть, - развивает мысль Олег, - если я попрошу тебя дать мне твой телефон - ты будешь против?

— Мой телефон? - переспрашиваю я, потому что чувствую себя странно растерянной от резкой смены вектора разговора. Мы вроде говорили о его телефоне, а не о том, что мне есть, что скрывать?

— Ника, телефон, - повторяет муж, требовательно постукивая пальцами по кожаной обивке дивана. - Это ведь не проблема, если нам нечего друг от друга скрывать?

Я машинально иду за сумочкой, достаю свое «яблоко». У меня разблокировка «по лицу», но пароль тоже есть - на случай, если в очках или темно, или любая другая причина.

Протягиваю телефон Олегу.

У меня там нет ничего.

Переписку с Меркурием я удалила еще до нашей свадьбы, его номера в моей телефонной книге нет. А больше мне нечего и некого прятать.

Муж что-то листает, что-то смотрит. Без особо энтузиазма, как будто и так знает, что не найдет там компромат. Но зачем тогда все это?

— Твоя мама продолжает клянчить деньги? - Между его бровями залегает неглубокая задумчивая складка, пока Олег, видимо не без интереса, читает переписку в нашем семейном чате.

— Она не клянчит.

Мне неприятно это слышать, даже если отчасти Олег и прав - в последнее время не бывает такого дня, чтобы мама не писала, как тяжело Марине найти работу на дому или хотя бы с подходящим графиком. И что им тяжело жить в трёхкомнатной квартире вместе с отцом, двумя младшими братьями, Мариной и ее двумя погодками. И даже если я (как и Алёна, и Ольча) считаю, что Марина сама виновата в своих проблемах, потому что никого не хотела слушать, это не повод отворачиваться от семьи.

— «Марине нужно снять жилье, каждую копейку тянем, но все равно не хватает». - Олег вслух читает одно из сообщений мамы. Не кривляется, но и никакого сочувствия в его голосе тоже нет. - Это, по-твоему, написано не для того, чтобы надавить на жалость?

— Это моя семья, Олег. - Мне очень не по себе из-за очередного неожиданного витка нашего разговора. Мы ведь только вернулись из свадебного путешествия, еще даже толком вещи не разложили и не оценили готовый ремонт - а уже как будто репетируем первую семейную ссору. - И я буду им помогать, нравится тебе это или нет.

Олег выключает телефон, но не спешит возвращать его мне - кладет рядом, как будто еще не решил, что с ним делать дальше. Снова требовательно стучит пальцами по дивану, но на этот раз я принципиально не спрашиваю, что еще мне нужно сделать, чтобы он перестал придираться.

— Я всегда восхищался твоими семейными ценностями, Ника, - наконец, говорит Олег. Поднимается, становится рядом и медленно, буквально с каким-то змеиным терпением, закладывает прядь волос мне за ухо. И снова я чувствую себя под разрушительным влиянием его душащей энергетики. - Но давай сразу договоримся: меня интересует и беспокоит только твое благополучие. Исключительно твое, девочка. Это понятно?

Я молчу, и Олег подцепляет пальцами мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Это понятно, Ника? - повторяет свой вопрос, поглаживая пальцем мои губы.

— Да, понятно, - говорю то, что он хочет услышать.

В конце концов, у меня есть моя личная зарплата, и она, слава богу, уже не копеечная. У меня есть все, что нужно, так что большую часть я могу отдавать семье - пусть мама сама решает, на что их потратить. Мне хватит какой-то небольшой части на карманные расходы.

— Но, конечно, ты имеешь полное право распоряжаться своими деньгами по своему усмотрению, - говорит он, и я опять чувствую мороз по коже, потому что он снова как будто читает прямую трансляцию мыслей из моей головы.

— Спасибо, что разрешил, - говорю с легкой иронией.

Олег резко надавливает пальцем на мой рот, заставляя замычать от боли сквозь прижатые к зубам губы. Выжидает, пока я справлюсь с шоком, а потом наклоняется, чтобы поцеловать.