Дракула - Брэм Стокер

Говоря так, он положил в карман оставшиеся деньги, взял связку документов, которые бросил Харкер и, собрав все остальные предметы, бросил в камин и зажег всю пачку.

Годалминг и Моррис выбежали во двор. Харкер спустился из окна, и пока они открывали дверь, его и след простыл. Я и Ван Хелзинк принялись искать позади дома, но птичка улетела, и никто не видел, как и куда.

Становилось поздно, и до захода солнца оставалось немного времени. Мы должны были признаться, что на сегодня наша кампания кончилась; и нам пришлось с тяжелым сердцем согласиться с профессором, который сказал:

— Вернемся к госпоже Мине! Мы сделали все, что можно было сделать: здесь же меньше всего в состоянии защитить ее. Но не следует приходить в отчаяние. Остался всего один ящик, и нам необходимо найти его во что бы то ни стало; когда это будет сделано, все будет хорошо.

Я видел, что он говорит так смело для того, чтобы успокоить Харкера, который был совсем подавлен.

С тяжелым сердцем вернулись мы домой, где нашли госпожу Мину, ожидавшую нас с показным спокойствием, делавшим честь ее храбрости и бескорыстию. Увидев наши печальные лица, она побледнела как смерть, но спокойно сказала:

— Я не знаю, как вас благодарить!

Мы поужинали вместе и немного повеселели. Исполняя свое обещание, мы рассказали Мине все, что произошло. Она слушала спокойно, без всякого страха, и только когда говорили о том, какая опасность угрожала ее мужу, она побледнела как снег. Когда мы дошли до того места, как Харкер отважно бросился на графа, она крепко схватила мужа за руку, как бы защищая его от несчастья. Однако она ничего не сказала, пока мы не кончили нашего повествования и не определили настоящего положения дел. Тогда, не выпуская руки своего мужа, она встала и заговорила:

— Дорогой Джонатан, и вы, верные мои друзья, я знаю, что вы должны бороться — что вы должны уничтожить «его» так же, как вы уничтожили ту — чужую Люси, чтобы настоящая Люси перестала страдать. Но это не ненависть. Та бедная душа, которая является виновником всех этих несчастий, сама достойна величайшего сожаления. Подумайте, как она обрадуется, если ее худшая половина будет уничтожена, чтобы лучшая половина достигла бессмертия. Вы должны испытать жалость и к графу, хотя это чувство не должно удержать вас от его уничтожения.

Ее слова причинили страшные мучения Джонатану, который резко ответил:

— Дай Бог, чтобы он попался в мои руки, чтобы я мог уничтожить его земную жизнь и тем самым достичь нашей цели. И если бы я затем мог послать его душу навеки в ад, я охотно бы это сделал!

— Тише! Тише! Ради Бога, замолчи! Не говори таких вещей, дорогой, ты меня пугаешь. Подожди, дорогой, — я думала в течение всего этого долгого дня… быть может… когда-нибудь и я буду нуждаться в подобном сожалении; и кто-нибудь другой, как теперь ты, откажет мне в этом. Я бы не говорила этого, если бы могла. Но я молю Бога, чтобы Он принял твои безумные слова лишь за вспышку сильно любящего человека, сердце которого разбито и омрачено горем.

Он бросился перед ней на колени и, обняв ее, спрятал свое лицо в складках ее платья. Ван Хелзинк кивнул нам, и мы тихо вышли из комнаты, оставив эти два любящих сердца наедине с Богом.

Прежде чем они пошли спать, профессор загородил вход в их комнату, чтобы вампир не мог проникнуть туда, и уверил госпожу Харкер в ее полной безопасности. Она сама пыталась приучить себя к этой мысли и, видимо, ради своего мужа старалась казаться довольной. Ван Хелзинк оставил им колокольчик, чтобы они могли позвонить в случае надобности. Когда они ушли, Квинси, Годалминг и я решили бодрствовать всю ночь напролет поочередно и охранять бедную разбитую горем женщину. Первым остался сторожить Квинси, остальные же постарались по возможности скорее лечь в постель. Годалминг уже спит, так как его очередь сторожить вторым. Теперь и я, окончив свою работу, последую его примеру.

Дневник Джонатана Харкера

Полночь с 3–го на 4–е октября.

Я думал, что вчерашний день никогда не кончится. Я страшно боялся уснуть, полагая почему-то, что если буду бодрствовать, то ночью произойдет какая-нибудь перемена, а всякая перемена в нашем положении к лучшему. Прежде чем уйти спать, мы стали обсуждать наши дальнейшие шаги, но не пришли ни к какому соглашению. Мы знаем только, что у графа остался один ящик и что только граф знает, где тот находится. Если он пожелает, в нем спрятаться, то в течение многих лет мы ничего не сможем предпринять, а между тем мне страшно от одной этой мысли. Но я верю, что Бог спасет Мину! В этом моя надежда! Мы несемся на подводные скалы, и Бог — наш единственный якорь спасения. Слава Богу, Мина спит спокойно и не бредит. Я боялся, что сны ее будут такие же страшные, как и вызвавшая их действительность. После захода солнца я впервые вижу Мину такой спокойной. Лицо ее тихо засияло, как будто его освежило дыхание весеннего ветерка. Я сам не сплю, хотя и устал, устал до смерти. Но я должен уснуть, потому что завтра надо все обдумать, и я не успокоюсь, пока…

Немного спустя.

Я все-таки, по-видимому, заснул, так как Мина разбудила меня. Она сидела в постели с искаженным от ужаса лицом. Я мог все видеть, поскольку в комнате было светло. Она закрыла мой рот рукой и прошептала на ухо:

— Тише! В коридоре кто-то есть!

Я тихо встал и, пройдя через комнату, осторожно отворил дверь.

Передо мной с открытыми глазами лежал мистер Моррис, вытянувшись на матрасе. Увидев меня, он поднял руку и прошептал:

— Тише! Идите спать: все в порядке. Мы будем поочередно сторожить здесь. Мы приняли меры предосторожности.

Взгляд его и решительный жест не допускали дальнейших возражений, так что я вернулся к Мине и рассказал ей обо всем. Она вздохнула, и по ее бледному лицу пробежала едва заметная улыбка, когда она, обняв меня, нежно пробормотала:

— Да поможет Бог этим добрым людям!

С тяжелым вздохом она опустилась на кровать и скоро снова заснула.

Утро 4 октября.

В течение этой ночи я еще раз был разбужен Миной. На сей раз мы успели хорошо выспаться: серое утро уже глядело в продолговатые окна.

— Скорее, позови профессора! — сказала она торопливо. — Мне нужно немедленно его видеть.

— Зачем? — спросил я.

— Мне пришла в голову мысль. Я думаю, она зародилась и развилась в моем мозгу ночью, так, что я этого не знала. Мне кажется, профессор должен загипнотизировать меня до восхода солнца, и тогда я сумею многое рассказать. Иди скорее, дорогой. Времени осталось мало.

Я отправился к двери. Доктор Сьюард сидел на матрасе и при моем появлении вскочил на ноги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});