Жизнь в «Крематории» и вокруг него - Виктор Троегубов

Во время нашего перекура в процессе озвучивания мне удалось поговорить с ним. Я считал своим долгом предупредить его о последствиях выбора, а потому спросил у него: «Не будешь ли ты впоследствии жалеть о зачеркнутой карьере артиста? Ты понимаешь то, что совместить это с «карьерой» рокера невозможно?».

Он ответил, что все отлично понимает, но мне показалось, что выбор за него сделал сам ход событий. На актерском фронте стояло затишье, а в крематорских краях жизнь била ключом…

Глава XXXXV. «НОВЫЕ ЗАКОНЫ» КЛАССИЧЕСКОГО ТАНГО

Действительно, а что же в тот момент происходило в группе?

В январе 1994 года в студии Московского Дворца молодежи «Крематорий» начал запись своего седьмого студийного альбома «Танго на облаке». Технология записи была такой же, как на «Двойном альбоме». Правда тогда записывали старые, хорошо отработанные песни, много лет исполнявшиеся на концертах, а нынешний материал, несмотря на почти двухлетнюю проработку, был все же новым и мог преподнести сюрпризы. Но Армен сделал верный шаг. Пусть поздней других участников группы, но все же он понял уровень профессионализма Андрея Мурашова и теперь доверил ему основную роль, аналогом которой в футболе является играющий тренер. Впоследствии на пластинке появится стандартная надпись: «Аранжировки – «Крематорий», но это не больше чем дань замшелой традиции. Правильнее было бы указать, что аранжировки принадлежат Андрею Мурашову. Участие остальных в аранжировке невелико, и даже Армен если и делал что-то в этой области, то лишь выбирал из предложенных Мурашовым вариантов или направлял работу Андрея эмоциональными, но не очень конструктивными пояснениями. Исключение составляли: песня «Квазимодо», начинавшаяся продолжительным басовым проигрышем Третьякова, и заглавная вещь альбома «Танго на облаке», оставшаяся очень близкой к акустическому оригиналу Армена. Кстати, судя по партиям, исполненным женским скрипичным трио, ноты для них расписывал тот же Мурашов (либо кто-то писал их с его слов).

Вообще, с исполнительской точки зрения, альбом был сделан довольно неплохо, да и звукорежиссер Юрий Бурунков поработал качественно. В ряду «крематорских» альбомов эта запись получилась удивительно прозрачной и чистенькой. Скорее всего из-за наличия некоего критерия звучания в лице (и ушах!) Мурашова свойственная группе ложка дегтя не смогла просочиться на запись, и, поверьте, это было колоссальное достижение для «Крематория»…

На одной из самых ранних стадий записи – по-моему, записывали еще барабаны – я заехал на студию. Ритм-секция была занята делом, а Григорян, сидевший в комнате отдыха с Бухаровым и Оразовым, встретил меня демонстративно неприветливо. Все его действия напоминали поведение ребенка, который нашел свою компанию для игры, а остальных окружающих воспринимает как помеху этой игре. Я пожал плечами и поехал домой. В принципе, незадолго до этого он говорил мне, что вызовет меня на студию в необходимый момент, и, вне зависимости от величины своего участия, я буду в равных условиях с остальными членами команды. Я не настаивал на подобных условиях, к тому же предлагал их сам Армен. Я согласился, приняв правила игры, и нечего было приезжать на студию самому.

От Михаила Оразова я знал, что он (Миша) довольно много сил и времени тратит на обслуживание работавшей на студии группы. Если не ошибаюсь, он присутствовал там почти каждый день. Ежедневно присутствовал и Слава Бухаров, хотя ни на одном инструменте на альбоме он так и не сыграл. В какой-то момент я узнал от Оразова, что Армен с помощью Славы пытается записать вторые голоса. До этого Григорян безоговорочно признавал мое главенство в этом вопросе, к тому же все многоголосия для записывавшегося альбома были уже отрепетированы и согласованы с ним. Но эти сепаратистские действия Армена были очень похожи на его методы, так что я нисколько не удивился. Я понял, что он настойчиво пытается оборвать последнюю нить, связывающую меня и группу, а именно найти замену моему умению придумывать и записывать многоголосия.

Те не менее, через некоторое время раздался телефонный звонок, и я услышал приглашение посетить студию с целью записи трех песен. Я в ироничном стиле поинтересовался, а куда делись остальные, и услышал в ответ, что больше от меня ничего не требуется. Мне стало ясно, что группа силами Славы Бухарова (а может, и кого-то еще) смогла записать все голоса, и лишь с тремя песнями у них ничего не получается.

На запись этих трех песен («Брат во Христе», «Некрофилия», «Jeff – Белая Кровь») мне понадобилось ровно тридцать минут. Лицо Мурашова, «принимавшего работу» из операторской за стеклянным окном, было довольным, из чего я сделал вывод, что спел нормально. Я уже начал снимать наушники, как он замахал руками и на секунду исчез. Видимо, он обращался за одобрением своей мысли к Армену, потому что, вновь появившись «в кадре», попросил меня спеть еще одну песню – «Квазимодо». Так же быстро я справился и с ней, записав в финале эффектное трехголосие, имитирующее мощный голосовой форсаж… Спустя некоторое время Григорян заявил мне, что на этом альбоме считает меня не участником группы, а приглашенным музыкантом. Меня в очередной раз удивило (но уже не поразило), что он меняет правила игры уже после ее окончания. Ведь если бы мне изначально предлагали подобный расклад, я просто отказался бы от такого участия, как сделал это на альбоме «Зомби». Но в том-то и дело, что до этого Армен говорил совсем другие слова и в очередной раз отказался от них…

На этом моя роль в записи альбома «Танго на облаке» закончилась. Хотя вру, меня еще «вызывали» на фотосъемку для альбома. Когда я приехал, оказалось, что сниматься нужно в нелепых костюмах, которые Бухаров извлек из родственных театральных источников. К счастью, на всех этой мануфактуры не хватило, так что мне достались лишь белые ботфорты – в качестве остальных предметов прикида для фото сгодились мои собственные вещи.

Некое нововведение заключалось в том, что на альбоме участники группы превратились в неких персонажей с пиратского корабля. Себя Григорян перевоплотил в Капитана Сильвера, основной аранжировщик Мурашов, естественно, стал Старпомом Казановой, безалаберный Третьяков превратился в Веселого Роджера, уравновешенный Сараев был назван Добряком Эндрю. Меня, способного улетучиваться и реализовывать собственные проекты на стороне, окрестили Человек-Дым, а Бухарова, которому на съемке достался костюм скелета, превратили в Ангела Смерти. Рискну предположить, что эта идея появилась у Армена уже после фотосъемки, хотя никакого особого значения эта мысль не имеет. А в тех костюмах «Крематорий» выступит (уже без меня) через несколько месяцев на презентации альбома «Танго на облаке»…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});