Старый новый мир - Катруша Анна

Мирас же сделал глубокий вдох. По мере того, как воздух заполнял его лёгкие, сердце его успокаивалось. Живот работал подобно мехам для растопки, разжигая огонь его духа. Дыхание опускалось всё ниже, а душа поднималась выше. Не заблудиться, не улететь слишком далеко. Судьба человека всегда рядом с ним. Заглянуть внутрь, в самую сущность этой души. Чего она хочет, к чему стремится. Зачем пришла в этот мир? Какой опыт хотела получить? Её сердце полно любви и желания заботиться. У неё могло бы быть прекрасное будущее, вот только, где оно? Где её будущее? Почему из всех возможных путей она выберет этот?..

Мирас открыл глаза. Сосредоточенная Мята выглядела очень забавно. Она старательно думала о Млечном пути, но в то же время её смущали руки Мираса, а ещё у неё чесался нос, но она боялась, что любое движение собьёт процесс, поэтому из последних сил терпела.

Мирас убрал свои руки.

– Всё? Я могу двигаться? – умоляюще спросила Мята.

– Да, конечно.

– Ну что, что ты увидел? – спросила Мята, почёсывая кончик носа.

Мастер ничего не отвечал. Он изучал цвет её глаз. Красивый голубой оттенок. Нужно запомнить его и сделать на следующей картине небо такого цвета.

– У тебя очень храбрая душа. Нет такой подсказки, которую я мог бы оставить тебе, потому что она тебе не нужна – ты никогда не собьёшься с верного пути. Все решения, которые ты примешь в будущем, станут доказательством этой силы. У меня есть один особенный образ, я хочу подарить его тебе.

Мята совершенно не понимала, о какой силе он говорит. Все эти качества были настолько далеки от неё, что она сомневалась, ту ли судьбу он увидел, но мастер уже достал из ящика стола один из своих эскизов, сделанных карандашом, и протянул ей.

– Это Древо Жизни.

Мята держала в руках изображение дерева, корни которого сплетались с его кронами и образовывали круг. Ствол дерева был крепким, но в тоже время утончённым. Мелкие листья покрывали верхушку, а корни с ветками переплетались не в хаотичном порядке, а образовывали изящные пересечения линий.

– Это дерево – символ единства. Всё в жизни взаимосвязано и мы все связаны. Мы живём в этом цикле, умираем в нём и возрождаемся, чтобы снова стать частью единого… Я бы хотел нарисовать его на запястье твоей руки, как напоминание о том, что жизнь – это бесконечный круг и даже смерть не в силах разомкнуть его.

Мята всё ещё держала эскиз в руках и не могла поверить, что скоро такой искусный рисунок будет на её теле. Она протянула его обратно Мирасу, а сама посильнее закатила рукав на левой руке.

Приготовления заставляли сердце Мяты учащённо биться. Она уже немного пожалела, что ввязалась в это. Инструменты выглядели пугающе. Мирас достал несколько тонких длинных палочек с примотанными к ним заострёнными наконечниками. Иглы были разные по калибру, и мастер сосредоточено подбирал нужный для нанесения именно этого рисунка. Краски для тату тоже отличались от тех, которые она видела на палитре. Каждый цвет хранился в отдельной маленькой, плотно закрывающейся баночке.

Видя, как Мята переживает, Мирас решил немного отвлечь её.

– Наконечники одноразовые, всегда новые, так что можешь не переживать. А это настой из коры ивы, дуба и тысячелетника. Эти травы обладают прекрасным обеззараживающим эффектом.

– Это Альфред знаток по травам, а я понятия не имею о чём ты… – нервно захихикала Мята.

Мирас поставил на край стола баночку с сушеными травами и поджег их, – запах не заставил себя ждать. Девочка принюхалась.

– Здесь есть Мята?

– Да, – улыбнулся Мирас. – Ещё мелиса, лаванда, тимьян, ромашка и валериана. Кстати, почему тебя зовут Мятой?

Мирас к этому времени уже разложил необходимые инструменты на столе, убрал всё лишнее, поставил перед собой краски и положил подушечку, на которую следует класть руку.

– Ну… Альфред нашел мяту, заварил чай и мне понравилось слово, – Мята говорила на автомате. Всё её внимание было приковано к палочкам с иглами. – А это сильно больно?.. – нерешительно спросила она.

– Нет, не сильно, – мягко сказал он. – Но потерпеть немного придётся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Смочив иглу в краску, Мирас склонился над рукой Мяты. Она сжалась всем телом, не зная, чего ожидать, но вопреки её страхам, боль была терпимой. Это было неприятно, но в жизни ей доставалось и покрепче. Мирас наносил рисунок, резко и точечно вводя иглу в верхний слой кожи.

Разные участки кисти оказались разными по чувствительности. Боль была то тупой и несильно ощутимой, в иной раз пронзала электрическим током и отдавала по всему телу. Но Мята ни разу даже не пискнула. Она прикусила губу и просидела так почти всё время, принимая вызов этой боли и перенося её с достоинством.

А Мирас внимательно и осторожно выводил контуры на её запястье. Тёмно-коричневый, практически чёрный ствол и корни были уже готовы. Крона требовали большего внимания. Мята думала, что весь рисунок будет тёмным, но ведь это Мирас, мастер росписи по телу. Листья её Древа Жизни наносились глубоким и благородным изумрудным цветом. На некоторых листочках он даже добавлял более тёмный зелёный цвет или более светлый голубой, создавая утончённый градиент. Такое сочетание цвета листьев с тёмным стволом и ветками создавало контрастный и в то же время выразительный рисунок.

Боль отошла на самый последний план. Мята завороженно наблюдала за тем, как на её теле оживает Древо. С каждой новой каплей краски Мирас отдавал свою энергию, а Мята чувствовала, как силы прибывают к ней. И когда рисунок, казалось бы, был готов, творец потянулся за новыми красками. Он принялся наносить на ствол, ветки и корни другие оттенки коричневого, создавая объём. Тёмные, полутона и светлые составляющие дорисовывались и на листьях тоже.

Это дерево будто было живым и тоже обладало душей. Душой творца, создавшего его.

– Всё готово.

Мяты приподняла руку и внимательно рассматривала Древо Жизни. Невероятной красоты рисунок украшал её запястье. Кожа вокруг татуировки покраснела, и кое-где просачивалась кровь, но Мяту это совсем не волновало. Крошечное дерево, смыкающее круг жизни, теперь навсегда буде с ней.

– Спасибо тебе, Мирас. Это… я… я в жизни такой красоты не видела…

– Не за что, – улыбнулся он. – Я дам тебе специальный настой для протирки. Будешь пользоваться им утром и вечером на протяжении недели. С тобой в пути врачеватель, поэтому заживление пройдёт хорошо, в этом я уверен. А сейчас, позволь я обмотаю кисть ненадолго.

– Зачем? – Мята не хотела прятать рисунок, даже не смотря на покрасневший вид.

– Будет лучше, если свежая рана будет прикрыта. Завтра утром промоем, и я сделаю новую повязку.

Мята протянула ему руку, и Мирас бережно забинтовал её.

– Ты уверен, что браслетов достаточно за такую работу? Может, я могу что-то сделать для тебя? Помочь? Убрать, например.

Мирас как-то странно смотрел на неё. Тёплая улыбка была на его лице, но в то же время глаза были печальны.

– Ничего не нужно. Ступай, я сам всё уберу.

– Так давай я помогу!

– Не нужно, Мята, я всё сделаю сам.

– Но…

– Это обряд, который я должен полностью выполнять сам. Привести рабочее место в порядок – тоже важная часть церемонии.

Ей больше ничего не оставалось, кроме как ещё раз поблагодарить мастера, и покинуть комнату.

Когда она вернулась к ребятам, то заметила, что Блюм не спит. Он сидел и рассматривал рисунки.

– Почему не спишь? – шепотом спросила Мята.

– Принимаю решение.

– Какое? – удивилась девочка. – Погоди, ты… хочешь рисунок? – улыбнулась она.

– И это тоже, – Блюм хитро улыбнулся в ответ и встал, чтобы покинуть комнату. – Ложись спать, завтра трудный день.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мирас ещё не начал убирать рабочее место. Он сидел на стуле, закинув голову назад, и размышлял с закрытыми глазами. Он отдал очень много энергии и сейчас был практически пуст. Его глаза устали, душа тоже. Ему нельзя говорить будущее, это под запретом. Его задача оставлять подсказки на телах – ни больше, ни меньше.