Жанна дАрк из рода Валуа - Марина Алиева

– Хотите одним ударом сбить с ног и Бэдфорда, и Ла Тремуя?

– Кто победит первого, тот отодвинет от трона второго – это же очевидно! Ла Тремуй не воин – толку от него дофину сейчас не много, учитывая, что он вряд ли захочет финансировать предстоящую военную кампанию. Это снова сделает герцогиня Анжуйская, и она же обещала способствовать возвращению Артюра ко двору. А он может принести не одну победу, ты же знаешь… Да и вся армия настроена очень решительно! Они могут победить, Филипп, а ты мог бы им помочь!

– К дофину я не примкну! – резко заметил герцог.

– И не надо… Достаточно оставить без помощи англичан!.. Я знаю, Филипп, что твои отношения с Бэдфордом уже не те, что были… Знаю, про то, как высокомерно он с тобой обошёлся в вопросе по Орлеану… Но теперь, может, так и лучше? Теперь ты имеешь не только основания, но и возможности напомнить Бэдфорду, что и ты во Франции лицо не последнее, и «отвратить от них лик свой»…

– Это, пожалуй, слишком.., – пробормотал Филипп, стараясь не выдать радости.

За тайну, которую сообщила сестра, он готов был душу продать, а его лишь уговаривают поступить так, как он и сам собирался!

До чего же удачно всё сложилось!

И с этим Ла Тремуем тоже… На будущее… Всесильные фавориты, когда их загоняют в угол, становятся беспринципнее любого разбойника, но и гораздо покладистей, чем во времена фавора. А не супруг ли дорогой Мари говорил, что сгодится любой прохвост, надо только знать, как он управляется…

Кстати, о прохвостах… Гриссара, действительно, не худо было бы куда-то услать – слишком многим хозяевам он служит…

– Отношения с Бэдфордом я первым разрывать не стану, – твёрдо заявил герцог. – Но ты, моя прекрасная сестра, не должна сомневаться в благодарности герцога Бургундского. Пускай Ришемон подбросит Гриссару мысль о Нормандии – я уверен, он клюнет. Со своей стороны обещаю, что уже сегодня отправлю гонца к Орлеану и отзову ВСЕ свои войска… Но не больше! Мои земли нуждаются в защите, и воевать против дофина я не перестану. Однако…

Филипп замолчал и задумчиво повернулся к окну. Отсюда площадь с павильонами, пожалуй, не видна…

– Однако, скоро прибудет моя невеста… К свадьбе так много всего потребуется. Боюсь, на какое-то время, все другие дела меня мало будут волновать…

Шинон

(начало марта 1429 года)

Когда большая часть жизни прошла в неуверенности и сомнениях, которые только крепли от обид, идущих извне, и приправлялись горечью, бьющей изнутри, словно родник в темной пещере, любая радость, попавшая в такую смесь, тускнеет и меркнет, подобно ярким искрам, занесённым в мутную воду. Поэтому Шарль, хорошо знакомый с чувством опустошения, возникающим после того, как радость потухла, постарался не задерживаться в каминном зале, когда вывел туда Жанну и объявил, что верит ей во всем. Твёрдое убеждение, что восторг, охвативший его и ещё не осквернённый ничьим любопытством, нужно унести, как можно скорее, в тайники своего одиночества, гнал дофина от его двора и от матушки, которой он почти приказал на ходу: «Позаботьтесь о девушке, мадам!», и даже не поднял глаз, чтобы не увидеть снова этого безжалостного сочувствия! Всё! Он больше не нуждается ни в заботе, ни в опеке, ни в чём! Он вырос из пажеского камзола и готов надеть доспехи отчуждённости, лишь бы не потерять этого восторга – стоять надо всеми и знать, что выше только Бог, и он простёр свою длань над его головой!

Даже девушка, которая пришла и принесла благую весть, была сейчас, именно в эту минуту, не нужна. Главное для него она уже сделала. А всё, что сделает потом, будет сделано уже для других – для его подданных и его королевства, которое он примет на коронации и не отдаст уже никому!

«Я король! Я король!», – твердил себе Шарль, широко шагая по тёмным коридорам замка, и даже не замечая, что паж с факелом за ним совсем не поспевает. Явись здесь сейчас, так пугающее всех, привидение Великого магистра де Моле15, он бы твёрдой рукой осенил себя крестным знамением и прошёл бы мимо, поморщившись с досадой на то, что кто-то осмелился преградить ему путь в такой момент!

В покоях тоже было сумрачно. Дофина скоро никто не ждал, поэтому факелы на стенах не горели.

– Ты мне не понадобишься, – бросил он слуге, придремавшему возле спальни. – Запали свечу и ступай… И всем скажи, чтобы уходили – я хочу побыть один!

От внесённой свечи по стене поползла, возвышаясь, гигантская тень, и Шарль застыл, глядя на неё, как на знамение. Он станет великим королем! Станет! Потому что никому из предков, да и до них – даже Филиппу Красивому.., даже Людовику Святому, со всем его благочестием, не было явлено такого чуда, которое свершилось только что в каминном зале!

Надо же, простая крестьянка, а слышит голос Божий, тогда как все его епископы.., да, что там епископы – сам папа со своими кардиналами – не пытаются даже прислушаться! Или все они уже давно не слуги Господни?

Шарль закрыл лицо руками и затрясся в беззвучном полусмехе, полуплаче.

Наступила разрядка.

Бог весть сколько времени сжатая в пружину душа, наконец, распрямилась и вытолкнула вон сидящую, как заноза, мысль: «нелюбимый, потому что незаконный!».

– Теперь Бог меня усыновил! – закричал Шарль в потолок.

И тень на стене, вторя ему, гордо вскинула голову.

Тем временем в зале, не давая никому опомниться, мадам Иоланда поспешила оградить Жанну от любопытствующих придворных и любых расспросов. Шарль толком не успел ещё выйти, как она уже подозвала мадам Беллье, ведавшую в замке всей челядью, и велела ей отвести девушку в донжон16, где, ещё днём, на всякий случай, были приготовлены комнаты.

– Дева должна отдохнуть! – возвестила герцогиня. – Завтра мы подберём ей достойный двор и будем ждать дальнейших распоряжений его величества.

Придворным ничего не оставалось, как снова согнуться в поклонах, провожая уже её светлость, а потом, подобно растревоженному улью, задвигаться, загудеть и начать недоумённые перемещения, постепенно приходя в себя и обсуждая произошедшее.

– Никого нельзя пускать к ней, хотя бы в первые дни, – шёпотом говорила мадам Иоланда Рене, вышедшему за ней следом. – Список людей, которыми следует окружить Жанну, я уже составила, но этим займётся дю Шастель. А ты, мой друг, немедленно пошли кого-нибудь за Клод. Представим её, как пажа… Пока… Да постарайся, чтобы этот приезд прошёл, по возможности, незаметно.

Стремительная, как никогда, она почти ворвалась в свои покои, растревожив прислугу, которую тут же и отослала вон. Рене был отослан следом, столкнувшись в дверях с задумчивым Танги дю Шастелем.

– Думаю, этих людей будет пока достаточно, – сказала герцогиня, подавая рыцарю список, уже несколько дней лежащий у неё на столе. – Надо только добавить сюда этого монаха, Паскереля. Он первым исповедовал Деву, пускай остаётся при ней духовником. Это получится очень кстати, если кому-то взбредёт в голову сказать, что я окружила Божью посланницу своими людьми.

– Всё равно скажут, мадам, – обронил дю Шастель, заглянув в список и сразу же наткнувшись на имя Пьера де Бове, в прошлом знаменосца и управляющего Луи Анжуйского.

– Неважно. Зато я буду спокойна, что никакой шпион не просочится в окружение девочек. Вы уже отдали распоряжение, чтобы охрану донжона усилили?

– Да.

Дю Шастель просунул список между завязками своего камзола за пазуху и посмотрел герцогине в лицо.

– Вам не кажется, мадам, что сегодня действительно произошло чудо?

– В этом мире всё чудесно, Танги, – ответила она, чутко уловив новые интонации в голосе рыцаря.

Бедный, он до сих пор ничего не знает о Клод и полагает, что чудо заключено именно в той девушке, которую они создали…

– Вера – вот источник того, что нас удивляет… Точнее, того, что кажется непостижимым. Девушка поверила в себя, в своё предназначение, и сама узнала дофина в толпе… Чудо свершилось, но ты, почему-то, говоришь об этом с тревогой… Чем-то обеспокоен?

– Ла Тремуй будет мешать.., – начал было дю Шастель.

Но мадам Иоланда подошла к нему почти вплотную.

– Скажи, Танги, какое главное чудо случилось сегодня?

– Я думал, главнее прихода Девы…

– Шарль, наконец-то, поверил в себя! – перебила мадам Иоланда. – То, чего я не смогла добиться в течение стольких лет, свершилось сегодня! Ты видел, с каким лицом он к нам вернулся? Нет? А я видела, потому что ждала этого! И теперь никакому Ла Тремую не удастся ославить Жанну шарлатанкой. Он может взывать, хоть к папе, может выпросить у него даже буллу о ереси.., что вряд ли, потому что Рим будет молчать по этому вопросу… Но, даже если и не смолчит, для Шарля это ничего не будет значить! Если одна его вера станет противоречить другой, он выберет ту, которую обрёл сегодня, и отречётся от прежней!