Возвращение государя - Джон Толкиен

Наконец настал день отъезда — пышная многолюдная процессия готовилась отбыть на север. Оба короля, и гондорский государь, и правитель Рохана, явились в Рат-Динен и, возложив останки Тейодена на золоченые носилки, в молчании пронесли их по городу. У Ворот носилки поместили на колесницу, окруженную конниками. Перед ней везли развернутое королевское знамя, а на колеснице, с оружием павшего государя, сидел его оруженосец — хоббит Мериадок Брендибак.

В последний путь Тейодена провожали все члены Дружества. Фродо, Сэмиус и Гэндальф на Светозаре ехали в свите Арагорна, а Леголас и Гимли, как всегда, скакали вдвоем на Эроде.

С ними отправилась и королева Арвен, и Келеборн, и Галадриэль с эльфами, Элронд с сыновьями, князья Дол-Амрота и Итилиэна, а также множество знатных вождей и рыцарей. Никогда прежде ни один государь Марки не удостаивался столь великолепных проводов, как возвращающийся в родную страну Тейоден, сын Тенгела.

Кортеж неспешно достиг Анориэна, а когда приблизился к Серому Лесу, под склонами Эмон-Дина, с холмов донесся гул барабанов, хотя на виду не появлялся никто живой. Тогда Арагорн повелел вострубить в трубы, и герольды возгласили:

— Внемлите указу короля Элессара! Отныне и навеки лес Друадан отдается во владение народу Гхан-бури-Гхана, и да не вступит в него никто без их дозволения.

Барабаны грянули громом и разом смолкли.

После пятнадцатидневного пути погребальная колесница Тейодена прибыла в Эдорас. Гостей встретил налитый светом, украшенный прекрасными гобеленами Золотой Чертог, где был дан великолепный пир, какого Медусельд не помнил со дня своего возведения. Спустя три дня состоялся погребальный обряд. Прах Тейодена с оружием и множеством принадлежавших павшему королю ценностей поместили в каменный склеп, над которым насыпали высокий курган, быстро покрывшийся зеленой травой и белыми звездочками Неувядающей Памяти. Теперь с восточной стороны Курганного луга высились восемь курганов.

Всадники из королевского дома на белых конях скакали вокруг кургана и пели песнь о Тейодене, сыне Тенгела, сложенную королевским менестрелем Глеовином. Больше он уже песен не слагал. Торжественный, медленный распев трогал даже тех, кто не знал здешнего языка, а рохирримы внимали ему с горящими глазами, словно все воспетое представало перед ними воочию. Далеко на севере грохотали копыта, и голос Эйорла перекрывал шум битвы при Келебранте. Повествование о королях уводило все дальше, и рог Хельма звучал в горах, и вот уже пала Тьма, и восстал король Тейоден, и сквозь Тень поскакал в пламя, и пал в величии, когда снова настало утро и солнце, на возвращение которого люди уже не смели надеяться, осветило склоны Миндоллуина.

     Из мрака, из тьмы, восходу навстречу     Воин скакал с клинком гневливым.     Велик воитель, велика утрата!     Но смерть превозмог, и смерти превыше     Пребудет вовек посмертная слава!

Мерри рыдал, стоя у подножия кургана, а когда песнь отзвучала, горестно воскликнул:

— Прощай, Тейоден, славный, добрый Тейоден! Ты был для меня отцом, но, увы, недолго. Прощай!

Когда церемония завершилась, стихли стенания плакальщиц и Тейоден остался лежать, укрытый землей и камнем, люди собрались в Золотом Чертоге на тризну, не слишком печальную, ибо ушедший король дожил до преклонных лет и ушел из жизни, стяжав славу, не уступавшую славе великих предков. И когда пришло время почтить память былых государей, вперед выступила Эйовин, белая, как снег, золотая, как солнце. Она поднесла Эйомеру полную до краев чашу.

Тогда встал менестрель. Знаток преданий перечислил поименно всех государей Марки: Эйорла Юного, и Брего, воздвигшего Чертог, и Алдора, брата злосчастного Бэлдора, и Фреа, и Фреавина, Голдвина, Деора, и Грама, и Хельма, укрепившегося в Хельмовой Теснине, когда Рохан опустошили враги, — так поднялись девять курганов с западной стороны, ибо прямая линия пресеклась, и другие курганы насыпали уже напротив — там погребли Фреалафа, сына сестры Хельма, и Леофу, и Вальду, и Фолька, и Фольквина, и Фенгела, и Тенгела, и последним из них — Тейодена. И когда прозвучало имя Тейодена, Эйомер осушил чашу. Эйовин приказала слугам наполнить все кубки: гости встали и выпили за нового короля, восклицая:

— Да здравствует Эйомер, король Марки!

В самом конце пиршества Эйомер поднялся и объявил:

— Сегодня мы поминаем короля Тейодена, но прежде чем вы разойдетесь, я хочу сообщить вам радостную весть. Уверен, покойный государь не осудил бы меня, ибо для сестры моей Эйовин он всегда был вместо отца. Слушайте же, сородичи и высокочтимые гости, благородный народ из разных земель, никогда прежде не собиравшийся в этом Чертоге. Фарамир, наместник Гондора и князь Итилиэна, просит руки Эйовин, Девы Рохана, и она дает на то свое согласие. Перед всеми вами я объявляю об их помолвке.

Фарамир и Эйовин выступили вперед. В честь молодых зазвучали здравицы, гости осушили кубки, а Эйомер, соединив их руки, сказал:

— Да будет этот союз счастлив и крепок, и станет он залогом еще более тесной дружбы между Гондором и Роханом.

— Ты не скуп, Эйомер, — заметил Арагорн, — коли отдаешь Гондору прекраснейшее из сокровищ своего королевства.

Эйовин взглянула ему прямо в глаза и промолвила:

— Пожелай мне счастья, мой государь и исцелитель.

— Я пожелал тебе счастья в тот миг, когда впервые тебя увидел, — ответил он. — Твоя радость — отрада моего сердца.

После празднества те, кому предстояло уехать, простились с оставшимися. Арагорн со своими рыцарями и эльфы из Лориэна и Разлога подготовились к отъезду. Фарамир и Имрахил оставались в Эдорасе. Оставалась и Арвен. Она простилась с братьями, а потом удалилась с отцом в холмы, где долго говорила с ним, укрывшись от посторонних взоров. Горестной была их разлука, ибо расставались они до конца времен.

Когда отъезжавшие уже собирались тронуться в путь, Эйомер и Эйовин подошли к Мерри.

— Прощай, Мериадок из Хоббитании, ставший рыцарем Марки, — молвил король. — Счастливого тебе пути. И возвращайся, в Эдорасе тебя всегда встретят с радостью. Я бы рад одарить тебя на манер древних королей так, чтобы ни одна повозка не смогла вместить всех сокровищ, но что делать, если ты не хочешь брать ничего, кроме доспехов. Я вынужден смириться, ибо у меня нет награды, достойной твоего подвига, но один подарок все же прошу принять в память о Дернхельме и рогах Рохана, призвавших утро.

И тут Эйовин протянула Мерри маленький серебряный рог на зеленой перевязи. По рогу вилась искусная гравировка — изображения скачущих всадников и таинственные руны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});