Кто такая Мод Диксон? - Александра Эндрюс

– Хелен, – выдохнул он.

– Еще.

– Хелен.

33

Флоренс обмакнула последний кусочек круассана в маленькую вазочку с джемом и отправила в рот. Вылила в чашку остатки кофе из френч-пресса. Затем закурила сигарету из пачки, которую принесла из комнаты Хелен, и стряхнула пепел на край своей тарелки. Улыбнулась, заметив на фильтре след от красной помады. Этот жест она видела бесчисленное количество раз, и сейчас у нее возникло ощущение, что она на самом деле смотрит на руку Хелен. Ей стало неуютно. Она сделала еще одну затяжку. Казалось, что дым обжигает легкие, превращая ее в Хелен изнутри. В итоге у нее закружилась голова, и она затушила сигарету, опустив ее в джем.

Вчера произошло что-то совершенно потрясающее. Не секс, нет – Ник был слишком обкурен и слишком вял. Но сам вечер стал для нее открытием. Она была Хелен. Она действительно была ею.

То, что поначалу разочаровало Флоренс, – убогость обстановки, не располагающая к себе компания, – оказалось идеальной средой для взращивания нового «я». В конце концов, презрение всегда было полезной ступенькой на пути к уверенности, которая ей сейчас требовалась. Что-то, граничащее с высокомерием, а не ее обычная зажатость и неверие в себя. Рядом с Хелен Уилкокс и Амандой Линкольн Флоренс привыкла чувствовать свою неполноценность. Но вчера у нее было ощущение, что она действительно произвела впечатление на Мэг, Ника и ту девушку, которая просила совета. На сей раз власть оказалась в ее руках.

Хелен любила власть. Не физическую – она не имела значения. Власть эмоциональная, психологическая – вот что было ее главной валютой. Демонстрируя власть, она получала такое же простое, чистое удовольствие, какое получает от своей профессии танцор или музыкант. В разговоре Хелен задавала направление и тон. Она постоянно скрывала информацию без всякой на то причины и любила сбивать Флоренс с толку своими странными утверждениями. Даже «Миссисипский фокстрот» был, по сути, исследованием власти – сначала власти, которую похотливый Фрэнк имел над Руби, а затем власти Мод, которую она у него отняла, совершив акт насилия.

Попытки самой Флоренс овладеть искусством властвовать над другими людьми в основном терпели неудачу. Ее школьную дружбу подкреплял совместный страх быть отвергнутыми. В университете она завела друзей на занятиях английским, но ни с одним из них у нее не возникло особой близости. После нескольких часов, проведенных в компании, ей всегда хотелось уединиться.

Что ж, теперь она могла практиковать новый способ существования в этом мире – быть не просителем, а тем, кого просят.

Просто назвавшись другим именем, именем, которое для нее ассоциировалось с невероятным магнетизмом и силой, она изменила все свои жизненные настройки. Ощутила полное… преображение. Даже находясь среди людей, которые не имели для нее никакого значения, не знали, что Хелен – известная писательница; даже возвращаясь домой на заднем сиденье такси. В образе Хелен она действительно чувствовала себя более властной, более интересной, более достойной во всех отношениях. Странно, но сейчас Флоренс гораздо больше ощущала себя собой – той женщиной, которая, как она всегда подозревала, жила где-то внутри нее.

Она даже соблазнила Ника, просто чтобы посмотреть, сумеет или нет. Она, которая бывала лишь мишенью соблазнителя, и то редко.

Флоренс сделала глоток апельсинового сока и прополоскала им рот, чтобы избавиться от никотинового привкуса. Она зашла в дом и села за стол, на котором стоял ноутбук. В почте было еще одно письмо от Греты, на этот раз адресованное ей:

Здравствуйте, Флоренс.

Как сегодня дела у Мод? Думаете, она сможет подойти к телефону? Не хочу беспокоить ее, пока она больна, но я только что узнала, что ПО хотят опубликовать интервью в осеннем номере, так что времени у нас в обрез.

Флоренс осенило: ПО – это «Парижское обозрение», ежеквартальный литературный журнал, известный своими интервью с популярными авторами.

В предыдущем письме Грета сказала, что хочет обсудить ПО «подробнее». Означало ли это, что Хелен дала согласие на интервью? Флоренс нахмурилась. В нем не было никакого смысла. Хелен не надо никому ничего объяснять ни про себя, ни про свою работу. Она была не из таких. Неужели она собиралась использовать свое настоящее имя, раскрыть свою личность? «Парижское