История Германии в ХХ веке. Том II - Ульрих Херберт

стране»[55].

Элон приехал из западной страны, что сформировало его мировоззрение. Большинство посетителей с Запада в те годы одинаково реагировали на недовольство в восточногерманской республике, зачастую не замечая прогресса. Ведь и в ГДР 1960‑е годы были отмечены экономическим ростом, повышением доходов, улучшением здравоохранения и увеличением свободного времени. В период с 1960 по 1965 год средняя заработная плата занятых в промышленности выросла на 15 процентов, с 471 до 539 марок. В декабре 1965 года была введена пятидневная неделя, сначала раз в две недели, а затем полностью. Улучшились и потребительские возможности: в 1965 году около 54 процентов всех домохозяйств имели телевизор, 26 процентов – холодильник, 28 процентов – стиральную машину. Однако такие ценные потребительские товары были очень дорогими – телевизор стоил в четыре раза больше среднемесячной зарплаты, холодильник и стиральная машина – почти в три раза[56]. Как и ФРГ, ГДР была одной из стран мира с самой высокой долей промышленности в экономике, пик этой тенденции пришелся на 1965–1970 годы. В 1960 году 46,5 процента рабочей силы было занято во вторичном секторе и 37 процентов – в третичном (ФРГ 47,9 и 38,3); в 1970 году – 48 и 37 процентов (ФРГ 48,9 и 42,6). Только после 1970 года сектор услуг в Западной Германии расширился намного больше, чем в ГДР. Число людей с высшим образованием также значительно увеличилось – в 1960 году в ГДР 100 тысяч учеников сдали экзамен на аттестат зрелости, в 1970 году – 143 тысячи[57].

Это также повлияло на социальную структуру. Хотя ориентация на рабочий класс как «правящий класс» не ослабевала и, по крайней мере согласно пропаганде, продолжала расти, общество ГДР также все больше характеризовалось наличием служащих и «работников умственного труда». Это противоречие выражалось, прежде всего, в культурной и образовательной политике, когда детям рабочих предоставлялись льготы при поступлении в университеты – что вело к постоянному расширению понятия «трудящиеся».

Однако, прежде всего, все большее значение приобретал огромный государственный, партийный и плановый аппарат с постоянно растущим числом сотрудников. Те, кто принадлежал к «номенклатуре», не только имели особые привилегии, например, в распределении жилья, отпусков или образовании детей. В социальном плане они также в некоторых отношениях заняли позицию буржуазии, которой в ГДР уже почти не существовало. Тем не менее мир кадров, как писал западногерманский журналист Тео Зоммер о своих впечатлениях от пребывания в ГДР в 1964 году, не был «сказочной страной с молочными реками и кисельными берегами: дисциплина строгая, партийное поручение – дело, которое не всем по вкусу. Нужно обладать хорошей долей идеализма, чтобы позволить себе без споров отправиться на любую должность, которую придумает правительство, в сельскохозяйственный производственный кооператив в Лаузиц или в серую промышленную зону под Биттерфельдом – как прикажет партия. А идеализма, не могу отрицать, я много встретил во время нашей поездки, среди молодых функционеров, которые живут надеждой на будущее». По словам Зоммера, одним из самых сильных впечатлений, полученных им в ГДР, было то, «что там так много искренности в работе, так много самоотверженности, так много непререкаемой моральной воли. Все было бы гораздо проще понять, если бы функционеры носили ножи в зубах». Однако у западного наблюдателя это пробудило и другие воспоминания: «С 1945 года ничто не заставляло меня так часто вспоминать о канувшей в Лету коричневой эпохе. Идеализм юнгштаммфюреров, их доброжелательность посреди всех невзгод, стремление к порядочности и чистоте на службе делу, которое не позволяло долго сохранять порядочность и чистоту, – они живут в ГДР. Скверно только то, что нельзя отделаться от подозрения, что злоупотребление идеализмом продолжает жить в то же время – как это всегда бывает, когда некое „дело“ ставится выше всего остального»[58].

Нельзя четко определить, рассматривалось ли и в какой степени выраженное равенство условий жизни в ГДР населением как преимущество, как «достижение». Ведь в годы после 1945 года не только значительно нивелировались различия в богатстве, но и значительно выровнялись доходы по сравнению с капиталистическими государствами. Социальные льготы также способствовали этому ощущению равенства – система здравоохранения, детские сады, школы, даже государственные отпуска не были или почти не были связаны с заработком или профессиональным положением, за исключением особого положения партийной элиты.

Тем более важны были небольшие отличия и привилегии, которые можно было заслужить особо активным участием в массовых организациях и общественной деятельности. Например, чтобы добиться ежемесячной надбавки к пенсии в размере 100 марок, один рабочий, ставший досрочным пенсионером на урановых шахтах в Висмуте, подчеркнул в заявлении свое многолетнее членство в военизированной дружине предприятия и участие в военизированном Спортивно-техническом обществе. Другой, подавая заявление на получение разрешения на выезд в Югославию, ссылался на свою многолетнию деятельность в качестве «освобожденного работника молодежной ассоциации и партии». Женщина, пытавшаяся приобрести садовый участок, ссылалась на многолетнюю деятельность в профсоюзном комитете своего предприятия и общественную работу на многочисленных постах[59]. Чтобы добиться личных выгод или хотя бы избежать потерь, общественная работа была необходима. Особенно на государственной службе, например для учителей возможности продвижения по службе часто были связаны с внеклассной деятельностью – в Союзе свободной немецкой молодежи, Национальном фронте, Обществе германо-советской дружбы, Демократической женской лиге или Объединении свободных немецких профсоюзов, и требовались значительное чувство собственного достоинства и уверенность в себе, чтобы уклоняться от этого.

Несмотря на такие постоянные попытки выделиться, достичь чего-то большего, чего-то лучшего, чем государство предназначало для всех граждан в равной степени – условия жизни и образ жизни населения в ГДР были несравненно более эгалитарными, чем в ФРГ или в других западных государствах. Равенство также было лозунгом в отношениях между полами. Необычайно высокая доля женщин в сфере занятости, несомненно, в первую очередь объяснялась явной нехваткой рабочей силы. В ФРГ это компенсировалось привлечением иностранных рабочих, в ГДР – мобилизацией женских трудовых резервов. Однако возникающее в результате этого сильное давление, заставляющее работать, воспринималось весьма неоднозначно. Это правда, что государство обеспечило необходимую инфраструктуру посредством комплексной программы строительства детских садов, чтобы можно было совмещать работу и воспитание детей. И согласно всем опросам, оплачиваемая работа среди женщин в ГДР привела к большей самостоятельности, большей независимости, а также к более выраженному чувству собственного достоинства. Однако от работающих матерей также ожидалась полная вовлеченность в работу, о чем говорилось в публикации СЕПГ 1974 года «Женщина при социализме»: «Важно, чтобы женщина могла строить свою жизнь в соответствии с растущими ожиданиями и требованиями обеих сфер жизни, чтобы она не считала необходимыми или не подлежащими