Летающие колдуны - Ларри Нивен

— Ты находился рядом с рубильником бомбы, — произнес Иезус Пьетро.

Юноша кивнул. Его песочного цвета волосы были подстрижены в стиле Белтера, который в свою очередь позаимствовал эту прическу у древних индейцев. Под глазами — темные круги, как от недосыпания. Но на самом деле он спал все время с самого момента пленения. Так что скорее всего эти круги были результатом тревоги, внутренней депрессии.

— Ты обманул всех, — сказал Иезус Пьетро. — Ты сделал так, что бомба не взорвалась.

Юноша поднял голову. Лицо его пылало яростью. Но он не двинулся с места — это было бессмысленно.

— Не смущайся. Такие бомбы редко взрываются. Человек всегда цепляется за жизнь и не хочет расставаться с нею по доброй воле. Он часто меняет свое решение в самый последний момент. Это…

— Я был уверен, что погибну! — крикнул юноша.

— Естественно. Впрочем, давай не будем об этом. Меня это не интересует. Я хочу услышать о каре в вашем подвале.

— Вы думаете, что я трус?

— Ну зачем так грубо.

— Я украл этот кар.

— Ты? — В голосе совершенно явно прозвучало недоверие. Да, Иезус Пьетро не поверил ему. — Тогда, может, ты мне объяснишь, как это произошло?

И юноша рассказал все. Он говорил спокойно, чтобы Иезус Пьетро видел его мужество. А почему нет? Предавать уже было некого. Да и сам он будет жить ровно столько, сколько захочет Иезус Пьетро. Может, на три минуты дольше. Операционная банка органов была в трех минутах ходьбы отсюда. Иезус Пьетро вежливо слушал. Да, он помнил, как кар кружил бесцельно в течение пяти дней над Плато. Владелец кара, поселенец, проклинал Иезуса за то, что тот позволил этому произойти. Он даже требовал, чтобы кто-нибудь из полицейских спустился сверху в кар и пригнал его обратно. Терпение Иезуса Пьетро лопнуло, и он, рискуя своей жизнью, вежливо предложил поселенцу помочь в этом опасном предприятии, помочь ему самому спуститься в кар.

— Затем мы опустили кар в выкопанный подвал и вырастили над ним коралловый дом, — закончил пленник. — Мы вынашивали большие планы. — Его снова охватило отчаяние, но он продолжал говорить. — Мы достали оружие, бомбы, украли ультразвуковой стуццер и установили его в каре. Но никто уже не воспользуется им.

— Кар взлетел.

— Что?

— Сегодня в полдень. Келлер прошлой ночью скрылся от нас. Он вернулся в дом Кэйна и взлетел на каре. Он почти долетел до больницы. Мы едва успели перехватить его. Теперь только демоны Тумана знают, что он делает сейчас.

— Великолепно! Последний полет нашего… Мы так и не придумали названия кару. Это наш воздушный флот! Как вы назвали этого парня?

— Келлер. Мэтью Лейф Келлер.

— Я его не знаю. Что он хотел сделать?

— Не валяй дурака. Ты никого не защитишь. И мы скинули его в пропасть. Рост пять футов десять дюймов, возраст двадцать один год, волосы коричневые, глаза голубые…

— Я же говорю, что не знаю такого.

— Прощай. — Иезус Пьетро нажал кнопку под столом. Дверь открылась.

— Подожди минуту. Подожди…

«Лжет, — подумал Иезус Пьетро, когда юношу увели. — Может, и насчет кара лжет. Человек, который действительно украл кар, сейчас ждет в вивариуме допроса. Если, конечно, кар был украден. Но не исключено, что его передали поселенцы, кто-то один из них, предатель…»

Иезус Пьетро часто думал, почему поселенцы не снабжают его наркотиками, заставляющими говорить только правду. Ведь их так легко было бы изготовить. Однажды, находясь в хорошем настроении, Миллард Парлет попытался объяснить ему это.

— Нам принадлежат наши тела, — сказал он. — И тем не менее мы без сожалений расстаемся с больными органами и заменяем их. Так что тела все-таки не наши. Так неужели мы должны не только делиться нашими телами, но и допустить чужих в наш внутренний мир?

Странно было слышать такое от человека, у которого почти ничего не осталось от его собственного тела. Но и другие чувствовали примерно то же самое. Так что Иезусу Пьетро оставалось полагаться только на себя и свое знание психологии.

* * *

Полли Турнквист. Возраст: двадцать лет. Вес: девяносто пять фунтов. Одета она была в измятое вечернее платье, сшитое по последней колонистской моде. Иезус Пьетро не нашел в ней ничего. Она была маленькая, смуглая и, по сравнению с большинством знакомых ему женщин, слишком мускулиста. Мускулами она была обязана тяжелой работе, а никак не спорту. Руки ее загрубели. Волосы были зачесаны назад без всяких потуг на модную прическу.

Если бы она росла в таких же условиях, в каких растут дети на Альфа Плато, если бы она имела всю косметику и умела ей пользоваться, она могла бы стать красивой. Но у нее не было ничего этого. Работа не красила девушек. И девушки колонистки старились гораздо быстрее, чем девушки с Альфа Плато.

Она была всего лишь девушка-колонистка, одна из тысяч других.

Она стояла молча перед ним, пока наконец он не рявкнул:

— Ну? Ты Полли Турнквист, да?

— Конечно.

— У тебя были снимки, когда мы схватили тебя. Откуда они у тебя?

— Я предпочитаю не говорить об этом.

— Я так и думал. О чем же ты хочешь поговорить? Полли растерялась.

— Вы серьезно?

— Конечно. Я уже допросил сегодня шесть человек. Банк органов полон, и день кончается. Я не тороплюсь. Ты знаешь, что значат эти снимки?

Она осторожно кивнула.

— Думаю, да. Особенно теперь, после рейда.

— А ты поняла, почему был произведен налет?

— Мне стало ясно, что вы больше не нуждаетесь в Сынах Земли. К тому же они всегда представляли опасность для вас.

— О, ты слишком переоцениваешь их.

— Но вы никогда не старались полностью уничтожить нас. Ведь мы служили поставщиками для ваших проклятых банков органов.

— Ты меня удивляешь. Разве ты не знала об этом, когда вступала в организацию?

— Прекрасно знала.

— Тогда почему вступила? Она развела руками.

— Почему другие вступают? Я не хочу, чтобы все продолжалось по-старому. Кастро, что случится с вашим телом, когда вы умрете?

— Меня кремируют. Я старый человек.

— Вы ж поселенец. Так что вас кремируют. А мы, колонисты, всегда идем в банк органов.

— Я наполовину поселенец, — сказал Кастро. Ему вдруг захотелось поговорить. Можно было не стесняться перед этой девчонкой — она уже все равно что мертвая. — Когда мой, так сказать, псевдоотец достиг возраста семидесяти лет, он решил не продолжать жизнь на лекарствах, а просто покончил с собой.

Девушка была в ужасе.

— Я вижу, ты понимаешь. И немного погодя моя мать забеременела. Должен признать, что вырос я как поселенец. Я любил и мою мать и моего настоящего отца, хотя не знаю, кто он был — может, повстанец, а может, вор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});