Жёсткая ротация - Виктор Топоров

У шестидесятников тоже всё хорошо. Едут с ярмарки на дамском велосипеде, как Кушнер. Пишут стихи, как Найман. Пишут прозу, как Битов. Хотя, прошу прощения, сейчас Битов как раз пишет стихи, а Найман — прозу. Похоже, я подустал и перестаю отличать овец от козлищ, а главное, нигде не вижу овец… Я ведь и сам, знаете ли, еду с ярмарки — еду, как проездил всю жизнь, на «бомбиле». А тут — пробка! Но и спешить мне, пожалуй, некуда.

2004

Собрались сходить по-большому

О литературных премиях надо судить не по провозглашённым намерениям организаторов, а по результатам. По плодам их узнаете их. К этому и призывает генеральный директор свежеиспечённой «Большой книги» г-н Урушадзе. То есть ликовать можно (и нужно) уже сегодня, а с возражениями лучше подождать несколько лет, пока премия не «устоится». Ну или как минимум год — пока не объявят имена трёх первых лауреатов, в одночасье превратившихся в рублевых миллионеров. Милостью Литературной академии, специально по такому случаю созываемой, циклопическими трудами экспертов, переборчивым вниманием номинаторов, неслыханной щедростью спонсоров… Номинаторов я, впрочем, упомянул зря. Авторы опубликованных книг обладают правом самовыдвижения. Рукописи выдвигать тоже можно, но уже не самому; значит, авторам рукописей придётся прибегнуть к перекрёстному выдвижению. Как вы думаете, какое количество книг (в том числе и изданных за собственный счёт) и рукописей будет в конечном итоге выдвинуто? Сколько в стране и «за бугром» безнадёжных литературных посредственностей, сколько хронических графоманов, сколько, наконец, клинических сумасшедших? И какой ажиотаж царит сейчас в их кругу — в творческих союзах, на сетевых форумах, в специальных медицинских учреждениях со щадящим режимом? По моим скромным прикидкам, на соискание задуманной именно таким образом премии будет подано от нескольких десятков (тысяч) до нескольких сотен тысяч заявок. И это не преувеличение. На одном из сайтов, размещающих стихи, причём не бесплатно, а по десять долларов с носа, «опубликовались» пятьдесят тысяч стихотворцев. В каждое издательство ежедневно поступают самотёком десятки (а с повсеместным распространением электронной почты — и сотни) романов и повестей, художественно-документальных исследований, мемуаров и прочей лабуды, подлежащей рассмотрению на конкурсе «Большой книги», согласно её уставу. И это — в девяноста девяти случаях из ста — без малейшей надежды на успех в виде публикации со стандартным гонораром в триста-четыреста долларов. А тут светят сто, семьдесят пять и пятьдесят тысяч долларов соответственно — кто не подсуетится? «Любая премия — лотерея», — внушают нам (хотя это и не так), так почему бы не приобрести билет? Особенно если его дают даром. Конечно, главный приз лотереи, как сказано в «Осени патриарха», неизменно достаётся президенту страны. А невинных мальчиков, как бы случайно извлекающих нужные для этого жребии из корзины, потом ликвидируют как лишних свидетелей. Но мы живём, слава богу, не в Латинской Америке, и, главное, президент у нас ничего не пишет. Или всё-таки?.. Это многое, если не всё, объяснило бы в новой премии, но всё же, будем надеяться, это не так. Как выдерживают вал рукописей, поступающих самотёком, издательства? Фильтруя базар. Детское издательство не рассматривает «взрослой» литературы, научно-популярное — художественной, и так далее. Рукописи поступают на рассмотрение ридерам, имеющим чёткое представление о творческих и коммерческих предпочтениях в узком секторе, целевой аудитории, формате (или неформате), жанре и прочих скучных вещах. Причём халтурящих, сшибая лёгкую, хотя и маленькую деньгу, ридеров (в «Большой книге» они называются членами Совета экспертов) издательство быстро «вычисляет» и от них избавляется. Остальные трудятся, выискивая жемчужные зёрна, — и, бывает, находят. После чего «жемчуг» подвергается дальнейшему скрупулёзному исследованию на предмет публикации.

«Большая книга» декларирует отказ от идейных, жанровых и установочно-художественных предпочтений. То есть эксперты должны добросовестно читать всё подряд, ориентируясь исключительно на собственные вкусы и пристрастия! И даже если этих экспертов будет всего несколько сотен (надо бы несколько тысяч, но такого количества знатоков литературы в стране просто нет), сведение совокупного мнения всё равно станет делом организаторов, которые наугад — или по знакомству — ткнут пальцем в две-три книги (или рукописи), не принадлежащие «признанным мастерам пера», и исключительно для приличия введут их в лонг-лист. Чем сведут значение всего широко разрекламированного (но, как показано выше, нереализуемого) открытого конкурса к смехотворному минимуму. А анонимность всех решений (почему-то декларируемая как «полная прозрачность») поможет спрятать концы в воду — но никак не более того. Итак, мы получаем сформированный организаторами (по одним им известным соображениям) лонг-лист, поступающий на рассмотрение стоглавой Академии во главе с Даниилом Граниным и Эдвардом Радзинским. Члены которой опять-таки будут голосовать анонимно. Вернее, полуанонимно: организаторы будут знать, за кого и как проголосовал каждый, а широкая публика — нет. Более того, в наспех собранную невесть кем и невесть по какому принципу Академию можно заранее ввести десяток-другой людей, которые «подарят» голоса Оргкомитету. Я не утверждаю, что так оно и будет, — я задаюсь вопросом, что именно в уставе и других документах премии этому препятствует? Весь премиальный (и, разумеется, не только премиальный) опыт доказывает: если оставлена законодательная лазейка для коррупции, то ею — скорее рано, чем поздно, — воспользуются. То есть лауреатов опять-таки назначат. Назначат те, кто рулит премией. Кто на самом деле рулит премией, неизвестно, да, строго говоря, и неинтересно. И уж тем более неинтересно, кого эти безымянные рулевые — руководствуясь никому не ведомыми соображениями — назначат лауреатами. Что-то, правда, подсказывает, что рублевыми миллионерами будущие лауреаты являются и до её получения. О вкусах не спорят. Литературный вкус подобен музыкальному слуху — или он есть, или его нет. О литературном вкусе тех, кто на самом деле рулит премией, можно составить опосредованное впечатление по именам сопредседателей Академии и по названию «Большая книга», представляющему собой ошибочный перевод латинского словосочетания opus magnum (главный труд). «Большая книга» — выражение ироническое, и употребляется оно главным образом для обеспечения комического эффекта: «Большая книга анекдотов» и т. п. Сам г-н Урушадзе говорит о «Главной книге», что было бы, конечно, удачнее, но в официальном-то названии фигурирует «Большая». Название это, сообщают нам, придумал известный писатель, близкий к организаторам и, напротив, далёкий от какой бы то ни было державности. От себя добавлю, что этот писатель только что выпустил сборник ранее не публиковавшихся юношеских повестей «премиальным объёмом» свыше 10 печатных листов — зря, что ли? Вот вам и третий лауреат. А что касается первого и второго, то их «выявят» позднее — как политического «преемника» и его «дублёра».

И всё-таки — почему «Большая книга», а не «Главная»? Чтобы замаскировать «державность», одновременно намекнув на неё одновременным подмигиванием обоими глазами, — что ж, это вполне современно. Но и с державностью «Большой книги» проблемы — большие и (не боюсь, а, наоборот, надеюсь) неразрешимые. Потому что «Большая книга», скорее всего, задумана как реинкарнация Сталинской премии по литературе — первой, второй и третьей степени. Конечно, денежное содержание Сталинской премии было меньше, но лауреат с лихвой «добирал» благами, привилегиями, льготами, тиражами… И главное, знал, кому высочайшей наградой обязан — товарищу Сталину. И из года в год по всей стране шёл всесоюзный и всесезонный поиск талантов под личным присмотром Вождя Всех Народов; под его же присмотром шли обыски, аресты, суды, бессудные расправы и казни, но и всесоюзный и всесезонный поиск талантов шёл тоже. Отстраивалась литературная вертикаль. Идея если не заменить, то на практике подменить бессильный, в отличие от сталинских времён, Союз писателей Советом экспертов, а Комитет по Сталинским премиям — Литературной академией сама по себе неплоха, но у неё три не подлежащих устранению недостатка: 1. Путин — не Сталин: он литературой не интересуется, литературу — с точностью до каждого опубликованного рассказа — не знает, литературу не любит, литературе идеологического значения не придаёт; телевидению придаёт, а литературе нет — и, кстати, он в этом прав; 2. Путин — не Сталин: пресловутые вертикали он выстраивает для порядку; выстраивает видимость вертикалей — и забота о порядке на этом заканчивается; 3. Путин — не Сталин. Распространив принятую в цивилизованном обществе презумпцию невиновности на вдохновителей и организаторов новой премии, предположим, что она и впрямь преследует благие цели (и декларируемые, и подразумеваемые, и даже тайные — типа дать хорошо заработать хорошим людям, — но всё равно благие). Но не надо быть дельфийским оракулом и тем более не имеет смысла ждать несколько лет или хотя бы год, чтобы с уверенностью констатировать: «Большая книга» — это большое недоразумение.