Дочь колдуна - Вера Крыжановская-Рочестер

– И все буквально исполнилось. С тех пор я верю, что по картам можно знать будущее, – прибавил он убежденно.

– Совершенно искренно сознаюсь, что не верю ни одной из этих «таинственных» наук и делаю небольшое исключение только для карт, – сказала смеясь Екатерина Александровна. – И то потому, что Мила иногда гадает изумительно верно. Но и это может быть потому, что будучи весьма нервной, она просто предвидит иногда то, что должно наступить.

Некоторые из присутствовавших стали просить Милу погадать, и она охотно согласилась.

В тот день она была очень привлекательна вообще. Прелестное платье зеленовато-голубого цвета, с мягкими волнистыми складками, превосходно шло к ее высокой, стройной фигуре; а бархатный бант того же цвета прекрасно выделял золотистые волосы и ослепительную белизну кожи.

Увидав, как присутствовавшие восхищались правдивостью ее слов, Надя также подошла и попросила сказать ей будущее. Общее внимание отвлек от молодых девушек жаркий спор о действительности медиумических сеансов и проявлений духов. Надя села против Милы и, склонив голову на руку, следила за разложенными на столе картами.

– Фи, какие скверные карты! Не стоит объяснять их, – сказала Мила, делая вид, что хочет смешать карты, но Надя остановила ее руку.

– Скажите мне, Мила, что вы видите? Может быть, карты и ошибаются; а если нет, то лучше знать вперед, какие несчастия ожидают меня.

– Право, я не запомню такого дурного сочетания, – отвечала Мила, колеблясь. – Неожиданный траур, денежный крах, или по крайней мере крупные потери, совершенная перемена положения и, по-видимому, даже отъезд отсюда.

– А мое замужество? – спросила Надя, побледнев.

– Оно кажется не состоится, или может быть надолго отложено, не могу сказать точно. Но все это – вздор, не верьте ничему, – прибавила она, порывисто смешав карты.

Вынув потом из колоды шестнадцать новых, она смешала и, разложив, сказала весело:

– Вот теперь совсем другое. Взгляните, несчастья все позади, я вижу вас замужем и чрезвычайно богатой.

Бледная Надя слушала страшные предсказания, но не сделала никакого замечания; только взгляд ее с странным выражением скользнул по лицу жениха, ставшего около нее и также слышавшего все. Затем она встала, коротко поблагодарила и вышла из комнаты на зов матери.

После минутного колебания Масалитинов сел на стул, где сидела раньше невеста и, нагнувшись к Миле, попросил погадать и ему. Молча Мила смешала колоду и дала ему снять, а потом, разложив карты, сказала после минутного раздумья и качая головой:

– Ваши карты тоже очень нехороши, Михаил Дмитриевич. У вас были большие денежные потери; посмотрите, вокруг вас все черно; это враги и всякие огорчения; точно разорение вашей невесты ведет и вас к несчастию. О! Вы будете очень близки к… пагубным решениям, но любовь женщины спасет вас и остальная жизнь ваша протечет блестяще и счастливо.

Она подняла голову и страстный взгляд ее зеленоватых глаз остановился на внезапно побледневшем лице молодого человека. Масалитинов почувствовал пробежавшую по телу ледяную дрожь, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть охватившую его сердце тоску и притвориться спокойным. Он поблагодарил Милу, пошутив над ее трагическими предсказаниями. Разговор стал общим, но Надя с женихом утратили прежнее спокойствие. На душе их была страшная тяжесть и, под предлогом мигрени, Масалитинов уехал до ужина. Надя проводила его в прихожую, и слезы сверкнули в ее глазах, когда жених как-то нервно и порывисто, в несколько приемов, поцеловал ее руки.

Мила, ревниво следившая за Надей и Масалитиновым, злобно улыбнулась;

– Плачьте, плачьте, други милые! Пойте лебединую песнь своей любви. Скоро неумолимая судьба разлучит вас, а потом оба вы найдете счастье иным образом и не вместе.

Мне жаль тебя, Надя, но я не уступлю тебе любимого человека. Кто хочет успеха, должен прямо идти к цели и давить «насекомых» на своем пути. Отец сказал, что удовлетворять свои желания – неотъемлемое право каждого, и он прав. Но как удачно, что этого противного Георгия Львовича нет в Киеве; он – враг мне, я чувствую это, и противодействовал бы моим планам.

Действительно, Ведринский уехал. Говорили, что он получил большое наследство, взял отпуск и отправился устраивать дела. Известие об его отъезде несказанно обрадовало Милу. Ее буквально давило присутствие серьезного и сдержанного молодого человека, а его строгий и ясный взгляд, казалось, читал в ее душе.

Мрачный, с тяжелой головой и сжатым сердцем, вернулся Масалитинов домой. Несмотря на скептицизм, устрашавшее предсказание Милы произвело на него тяжелое впечатление. Не могла она, например, знать, что у него карточные долги; а ведь если Замятины будут разорены, то он очутится в таком отчаянном положении, что останется только пустить пулю в лоб. Ну, а женщина, которая будто бы спасет его, это, разумеется, она, Мила; про то ясно говорила сверкавшая в ее глазах пылкая страсть. При этой мысли в душе его с новой силой вспыхнуло внушаемое ему Милой отвращение, при всей ее несомненной красоте. Он задрожал, припоминая, какой злостью горели ее змеиные глаза, когда она сулила ему столько бед. Если, при всем том, в ясновидение ее Масалитинов не верил, зато был убежден в злостном недоброжелательстве относительно Нади, которой та от всей души, конечно, желала всех предсказанных несчастий. Какое, однако, она странное и загадочное существо: обаятельное и в то же время отталкивающее; каким опасным зловредным очарованием веяло от этого хрупкого, гибкого, как у змеи, тела и фосфоресцировавших глаз; словно особый губительный аромат, дразнивший страсть, давивший и порабощавший исходил из этого «цветка бездны».

Погруженный в такие тяжелые мысли, Масалитинов беспокойно ходил взад и вперед по комнате, не замечая, как походка постепенно замедлялась и его охватывала истома; под конец он безотчетно опустился в кресло и откинул голову на спинку. Михаил Дмитриевич не спал, а между тем все тело налилось, словно свинцом, и он не был в состоянии шевельнуть пальцем. Однако странная вещь, несмотря на такое, как бы параличное состояние, голова его работала, и он отлично сознавал, что находился в каком-то необычайном состоянии. Против него было окно его спальни, и вдруг он с изумлением заметил, что голубая шелковая штора колыхалась и вздувалась, словно от сильного ветра; вскоре на темном фоне материи появились две светлых бляхи, обратившихся в две блестящие точки, и затем пара хорошо знакомых зеленоватых глаз уставилась на него пристальным, удивительно жизненным взглядом. Вокруг глаз обозначился контур лица, и золотистые кудри, а затем обрисовался высокий стан Милы, закутанной в развевавшееся белое одеяние. Как зачарованный, смотрел Масалитинов на это странное явление; а Мила тем временем отделилась от занавеси и плыла к нему. Она вполне походила на живую, а между тем витала в воздухе и даже подол ее платья не касался пола. Достигнув его кресла, она положила руку ему на лоб и нагнулась, смотря в глаза Масалитинову взглядом такой силы, что тот ощутил острую боль в мозгу. «Я люблю тебя», как дуновение тихо прозвучало в его ушах. Минуту спустя порыв ветра пронесся по комнате, отмел видение к окну и все исчезло, а голова Михаила Дмитриевича закружилась, и он на время потерял сознание.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});