Великий Гусляр - Кир Булычев

«Добро пожаловать на планету Кэ, где вас ждут всегда!»

В здании космопорта было душно и влажно, как в оранжерее. Горшки с резедой и ящики с ландышами стояли на полу, и порой приходилось через них прыгать.

Навстречу офицеру вышел исхудалый толстяк с кожей, обвисшей как у голодающего слона, и в башмаках не на ту ногу. Толстяк был небрит, нестрижен, нечесан. Он жевал ландыш.

– Привезли? - бросил коротко.

– Только Удалова, - сказал офицер. - Город успел сбежать.

– Удалов сопротивлялся? - спросил толстяк, почесываясь.

– Куда он денется?

Удалов обратил внимание на странную особенность губ толстяка. Они двигались не в такт словам, будто толстяк не очень умело дублировал кого-то другого. Удалов даже оглянулся, заподозрив какой-нибудь фокус, но рядом никого, кроме солдат, не оказалось.

Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед.

– Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, - потребовал он. - Имею секретное донесение.

Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь.

– Нет, - сказал он после паузы. - Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов.

– Здравствуйте, - сказал Корнелий. - Я весь на виду.

– Где мое уменьшительное стекло? - спросил толстяк. Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две, Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу.

– Не производит впечатления, - сказал толстяк разочарованно. - Накормите их и приготовьте к церемонии.

Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробилась трава.

Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощниками рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки-на-побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки.

Народу в столовой было немного. Ели одно и то же - салат из рубленных лепестков, на второе - кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы.

Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки-на-побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки.

Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал:

– Как у нас на кладбище!

– Вы тоже так едите? - удивился Удалов.

– Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем.

Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым.

– Нет, - вздохнул Удалов. - Так не пойдет. Хоть бы подсахарили.

– Не нравится? - враждебно спросила старуха в скатерти. - Вы только посмотрите - ему нектар не нравится.

– А вам нравится? - удивился Удалов.

– Вздор, - рявкнула старуха. - Всем нравится.

– Я не спорю, - смутился Удалов. - Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать.

– А эфирные масла? - строго спросил молодой человек в пиджаке.

– Эфирные масла для одеколона и для бабочек, - не согласился Удалов. - Хотя с чужими обычаями спорить не буду.

– Странно, - не успокоилась старуха. - Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится? Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь?

– Хлебушка бы, - признался Удалов.

– Он хочет хлеба! - воскликнула старуха, не двигая губами. - Мерзавец!

Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно - от хлеба они бы не отказались.

Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее:

– Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы!

– Долой! - катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки-на-побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов.

Правда, губы у всех двигались невпопад.

Приплясывая, охваченные энтузиазмом люди продвигались к дверям и исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат, как ни в чем не бывало, продолжал уплетать цветочную кашу.

Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал:

– Они себя заживо губят.

– Исхудали, - согласился с ним могильщик. - Готовый материал для меня. Не планета, а золотые прииски.

– Если вы их переживете на этой диете, - заметил Удалов.

– Не переживет, - криво усмехнулся кузнечик. - Всех вас психически уничтожат.

– А тебя?

– Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести - всех готов продать.

– Удалов, - предупредил могильщик. - Надо было нам его ликвидировать на корабле. Похоронили бы давно, и никаких забот.

– Вот видишь, Тори, - сказал Удалов. - Могильщик может быть и прав. А если еще не поздно?

– Поздно, - хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата.

Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, слизнул упавший на стол лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал:

– Пора, потенциальные!

Последующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка, переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах.

В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается в атмосфере кладбищенского склепа, Удалов быстро ходил, перешагивая через детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул:

– Ты плохой товарищ, Удалов. Ты эгоист!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});