Прекрасная тьма - Ками Гарсия

Лена сделала выбор.

Она объявила себя.

Что бы это ни означало, она рядом со мной.

Я не потерял ее.

«Объяви себя».

Мама гордилась бы нами.

6.21

ТЬМА И СВЕТ

Высокий, прямой силуэт Лены освещала луна. Лена не плакала и не кричала. Она снова стояла на земле, между ее ног змеилась трещина, расколовшая пол пещеры пополам. Лена была потрясена — там, у груды камней, возник до боли знакомый ей человек, и она не могла оторвать от него взгляда.

— Что произошло? — спросила Лив у Эммы и Арелии.

— Похоже, что Абрахам нарушает порядок вещей, — раздался голос Мэкона.

Он появился у входа в пещеру в свете луны, половинки которой начали соединяться. Рядом с Мэконом стояли Лиа и Баде. Не знаю, когда он пришел сюда, но по выражению его лица было ясно, что он все видел. Он шел медленно, пытаясь привыкнуть к ощущению земли под ногами, Баде шествовала рядом, а Лиа поддерживала его под локоть. Услышав его голос, голос из загробного мира, Лена вздрогнула. В моей голове раздался ее шепот, она боялась даже подумать об этом:

«Дядя Мэкон?»

Она побледнела. Я вспомнил ту ночь, когда увидел маму на кладбище.

— Поздравляю, дедушка! Вам с Сэрафиной удалось провернуть впечатляющий фокус. Подумать только, призвать объявляющую луну раньше срока! Вы превзошли самих себя, — громко произнес Мэкон, и эхо повторило его слова в тишине, которую нарушало лишь тихое шуршание волн. — Естественно, я не мог пропустить столь знаменательную встречу.

Мэкон помолчал, но ответа не дождался, и тогда он резко повысил голос:

— Абрахам! Ведь это твоих рук дело!

Пещера задрожала, из зигзагообразной трещины в потолке на пол полетели камни. Нам показалось, что стены вот-вот рухнут и погребут нас под собой, небо потемнело. Зеленоглазый Мэкон — судя по всему, ставший светлым чародеем — выглядел куда могущественнее, чем инкуб, которым он был до сих пор. Под каменными сводами раздался оглушительный хохот, из тени вышел Абрахам. Седая борода и белый костюм делали его похожим на безобидного старика, а совсем не на самого ужасного из кровососущих инкубов. Рядом с ним стоял Охотник, а у его ног распростерлось тело Сэрафины. Ее кожа побелела и покрылась толстым слоем инея, создавшего вокруг нее ледяной кокон.

— Ты звал меня, мальчик? — громко и зловеще рассмеялся старик. — Ах, молодость, молодость… Лет через сто, мой дорогой внук, ты избавишься от своего высокомерия и поймешь, где твое место!

— Я прекрасно знаю свое место, дедушка. Мне в высшей степени неловко, но похоже, что, к сожалению, мне придется указать тебе твое.

Я попробовал подсчитать, сколько поколений разделяет их — четыре, может быть, даже пять. Тем временем Абрахам нарочитыми движениями разгладил свою окладистую бороду.

— Малыш Мэкон Равенвуд… Ты всегда был блудным сыном. Это дело твоих рук, а не моих. Кровь остается кровью, а Тьма остается Тьмой. Тебе не следовало забывать о своем происхождении и долге перед семьей. Да и тебе тоже, дорогая, — добавил он, взглянув на Лиа. — Хотя что с тебя взять, тебя же вырастила чародейка.

На лице Лиа отразилась ярость, но вместе с тем и страх. Она рискнула пойти против кровавой стаи, но бросить вызов Абрахаму не решалась. Абрахам повернулся к Охотнику:

— Кстати, о блудных сыновьях. Где Джон?

— Сбежал! Трус, — грубо отрезал Охотник.

— Джон не трус, он не способен на такое! — закричал на него Абрахам. — Это не в его природе. Его жизнь представляет для меня куда большую ценность, чем твоя, поэтому лучше тебе поскорее отыскать его!

Охотник потупился и кивнул. Меня мучал один вопрос: почему Абрахам, которому ни до кого нет дела, так озабочен судьбой Джона Брида?

— Как трогательно, ты так заботишься о своем мальчике! — произнес Мэкон. — Надеюсь, тебе удастся найти его. Я знаю, что такое потерять ребенка.

Своды пещеры снова задрожали, и с потолка посыпались камни. Абрахам перестал напоминать безобидного старика и теперь куда больше походил на демона. В ярости он заорал:

— Что ты сделал с Джоном?

— Ты спрашиваешь, что я с ним сделал? — Мэкон с улыбкой посмотрел в прищуренные черные глаза Абрахама. — По-моему, тебе стоит задуматься, что ты сделал с ним. Инкуб, который переносит солнечный свет и не нуждается в постоянной подпитке… Чтобы у ребенка было такое сочетание качеств, родителей, наверное, пришлось подбирать крайне тщательно? Говоря научным языком, для этого требуются смертные качества, однако Джон обладает способностями чародея. Трех родителей у него быть не могло, а значит, его мать была…

— Эво! — пораженно вскрикнула Лиа.

По пещере пронесся удивленный шепоток, воздух стал еще холоднее. Спокойствие сохраняла только Эмма: она бесстрастно скрестила руки на груди и не отрываясь смотрела на Абрахама Равенвуда, как будто тот был очередным цыпленком, которого она собиралась ощипать, разделать и сварить в видавшем виды котелке. Я отчаянно пытался припомнить, что Лена рассказывала мне про эво. Эво — метаморфы, способные принимать человеческий облик. Они не просто входили в чужое тело, как Сэрафина, а действительно могли становиться смертными на небольшие промежутки времени.

— Вот именно, — улыбнулся Мэкон. — Чародей, который может принять человеческий облик на достаточное время для зачатия ребенка, и тогда от одного из родителей малышу достанется ДНК смертного и чародея, а от другого — ДНК инкуба. Непростая задачка, дедушка, ты неплохо постарался. А я-то и не знал, что в свободное время ты занимаешься сводничеством.

— Своим поведением ты запятнал порядок вещей! — в ярости вскричал Абрахам. — Сначала спутался со смертной, а потом еще и осмелился поднять руку на себе подобных, чтобы защитить эту девчонку. И к чему это привело? Теперь девчонка из рода Дачанис расколола луну пополам. Ты понимаешь, к чему это может привести? Понимаешь, в какой мы опасности?

— Судьба моей племянницы тебя не касается, — сверкнул зелеными глазами Мэкон. — У тебя и так хлопот полон рот, чего стоит один научный эксперимент с этим мальчиком. Однако мне крайне интересно, зачем он тебе сдался.

— Не забывай, с кем разговариваешь, — вспылил Охотник и подался вперед, но Абрахам остановил его, положив руку ему на плечо. — Один раз я тебя уже убил, второй не за горами!

— Да ты поэт, Охотник! — рассмеялся Мэкон. — Если ты собираешься стать правой рукой дедушки, тебе придется поработать над манерами. А пока будь послушным песиком: подожми хвост и убирайся домой вместе со своим хозяином!

Охотник злобно посмотрел на Мэкона, но тот уже повернулся к Абрахаму:

— Дедушка, я бы с удовольствием обменялся с тобой научным опытом, но, по-моему, тебе пора уходить.

— Осмеливаешься приказывать мне, мальчишка? — захохотал старик, и вокруг него, завывая между камней, стал дуть ледяной ветер. — Ты не просто будешь звать меня, Мэкон Равенвуд. Ты будешь в ужасе орать мое имя, истекая кровью! А когда ты сдохнешь, мое имя будет вызывать у людей трепет, а твое канет в небытие!

— Как сказал мой брат-математик, — без тени страха ответил Мэкон, — я уже один раз умер. Придется тебе придумать что-нибудь пооригинальнее, ты начинаешь утомлять меня. Позволь проводить тебя до дверей!

Мэкон взмахнул рукой, и позади Абрахама с ужасным звуком разверзлась тьма. Старик на секунду напрягся, но быстро взял себя в руки и с усмешкой произнес:

— Да, возраст дает о себе знать — едва не забыл забрать перед уходом свои вещи.

Он взмахнул рукой, и из расселины в скале появился какой-то предмет, тут же растаял в воздухе и материализовался в руке у Абрахама. Когда я понял, что это, то обмер от ужаса.

«Книга лун».

Мы думали, что книга, ставшая нашим проклятьем, дотла сгорела на полях Гринбрайра. Мэкон изменился в лице и произнес:

— Она не принадлежит тебе, дедушка.

Книга дергалась в руках Абрахама, тьма вокруг него сгустилась, старик, ухмыляясь, пожал плечами. Раздался пронзительный свист, и он исчез, забрав с собой книгу, Охотника и Сэрафину. Вскоре эхо затихло, и волны размыли след тела Сэрафины на песке.

Услышав свист, Лена бросилась бежать, и, когда Абрахам исчез, она, спотыкаясь на каменистом полу, почти добралась до Мэкона. Он прислонился к грубому своду пещеры, Лена бросилась ему на шею, и он покачнулся, с трудом устояв на ногах.

— Ты же умер, — прошептала Лена, спрятав лицо в складках его грязной, рваной рубашки.

— Нет, милая, — ответил он, заглядывая ей в глаза. — Я живее, чем когда-либо. Посмотри, все в порядке, я с тобой.

— А что с твоими глазами? Они же зеленые!

Лена, оторопев, дотронулась до его щеки.

— А твои — нет, — он печально погладил ее по волосам. — Но они прекрасны. И зеленый, и золотой.

— Но я же убила тебя, — недоверчиво покачала головой Лена. — Я воспользовалась помощью книги, и она убила тебя.