Гимн неудачников - Eugene

— Лучше бы Дэн прислал человека-вертолет, а не лазерную указку… — пробормотал я, получил шишкой и отправился в путь, не дожидаясь, пока прилетит чем потяжелее.

Одуванчики вели себя прилично, из земли не выпрыгивали и за ноги не хватали. Я пробирался краем кладбища и считал столбы; могилы, может быть, и общие, но лесенки постижения требовалось поставить для каждого отдельно. С перекладин свисали белые ленточки со значками братств, часто мелькала звезда над двухполосным шоссе, подтверждая правильность пути. Потом столбы закончились, но меня это не смутило. Восемь лет назад никого посмертие ниморцев не заботило. Не встанут — и ладно. Пуговица вела себя совершенно индифферентно, одуванчики светились изнутри, словно фонарики. Поддавшись внезапному лирическому порыву, я представил, что шагаю по волшебному белому облаку, опустившемуся на землю.

Лирический порыв в очередной раз убила реальность. Я шел и шел, шел и шел, а поле не кончалось, и роща не становилась ближе. От границы леса поле выглядело маленьким, даже не поле, а так, полянка, а теперь раскинулось вдаль и вширь. Когда я обернулся и увидел такой же белый ковер, уходящий за горизонт, то окончательно уверился, что вокруг — сплошная иллюзия. Морок. А к магии, которая, как известно, живет за счет эмоций, с разумными мерками подходить бессмысленно. Скоро я перестал осторожничать и попер по цветам как комбайн по пшенице, но хрупкие одуванчики и не думали рассыпаться. Даже от прицельного пинка. Монотонный пейзаж и усталость приглушили бдительность до нулевого уровня, опасность не спешила выпрыгивать из-за… откуда-нибудь. То ли Рола оказался прав, то ли ее никогда не было.

Ноги скользили по неровностям и камням, а каждый шаг сопровождал надоедливый хруст. Этот хруст почему-то страшно доставал — как будто идешь по битым черепкам, или гальке. Наконец я не выдержал и опустился на колени; землю покрывала белесая плесень, которая легко поддалась ножу и отошла целым лоскутом. Под ней, как под покрывалом, лежали странные штуковины, слишком причудливой формы для остатков ниморских построек. Я схватил прозрачный полый стебель (безо всякой мишуры вроде листьев) и пригнул цветок к земле.

На остатках асфальта сплошным ковром лежали остатки костей. Целое поле костей. Целое ниммово поле костей. Целое ниммово поле ниморских костей, и мне больше не хотелось узнать никаких исторических тайн.

Бок обожгло холодом, проморозив до печенок; я вцепился в майку, потом содрал куртку и зашарил по карманам, вытряхнув на ладонь пуговицу. Посеребреное железо горело ярким белым светом и леденило руку так, что немели пальцы.

— Ты хочешь сказать, это те самые кости? — не веря своей удаче, я поднес пуговицу к земле. Металлический кругляш вспыхнул и подло погас. — Фигулина, а ты еще хуже Соны. Работаешь, но Великий Лес знает почему, как и когда.

Я выпрямился, сжимая в кулаке быстро теплеющую железяку, и оглянулся. Море светящихся сфер уходило до горизонта; я зашел уже слишком далеко, чтобы возвращаться.

И я отправился дальше. По трупам.

Хрусть-хрусь-хрусть. Хрусь. Хрусь. Успокойся, Лоза, тебе совершенно нечего бояться, это мирные кости. Это хорошие кости. Они лежат себе и никого не трогают. И плесень их укутала, чтоб им не замерзать…

Светало. Солнце еще не поднялось, и рассвет дремал за горами, но в воздухе само по себе разлилось приглушенное мягкое сияние. На краю рощи, рядом с высокой стройной яблоней, усыпанной крупными наливными яблоками, меня встречала мраморная скульптура, на этот раз безо всяких авангардных изысков: девушка с кувшином, из которого текла тонкая струйка воды. Я достал пуговицу, поднес ее к мрамору, потом к яблоне. Яблоня казалась мне очень подозрительной. Чего тут везде яблони, в самом деле?

Дерево внезапно налилось чернотой; я увидел корни, уходящие вглубь и вширь земли, и красный сок, бегущий вверх по сосудам и наполняющий яблоки, сочные и спелые, сочащиеся кровью…

Я мигнул и видение исчезло. Все, пора заканчивать видеть ужасы и шольских шпионов в каждом пне. Пуговица чуть-чуть похолодела, значит, идем дальше. Идем, идем… больше на деревья я старался не смотреть.

Скульптуры теперь встречались на каждом шагу. Люди, почему-то с крыльями, какие-то огрызки колонн, чаши, плиты, маленькие беседки и тому подобная ерунда, сплошь увитая плющом, вьюнком и ниморской лозой. Стало светло, как днем, небо налилось синевой, а солнце по-прежнему не показывалось, потому что не к месту ему вылезать среди ночи. Я завернул за очередную скульптуру и вышел к замку. Дворцу. Нет, все-таки очень большому дому.

Ниморцы бы рыдали от восхищения. Здание было огромным. Гигантским. Подавляющим. Просто-таки колоссальных размеров, таких, что непонятно, как такую махину держит земля. В первые мгновенья мне показалось, что если его перенести в наш город, оно займет половину, а другая половина окажется в его тени. Фасад здания закрывала колоннада, на крыше, где-то высоко, виднелись колонны второго этажа, а над ними, уже совсем в облаках витала человеческая фигура. Что это? Храм? До лестницы постижения архитектурной горе не хватало ступенек, да и незачем храмы таких размеров. Кто строил башню, чтобы по ней влезть на небо?

Я осмотрел здание внимательнее и сразу наткнулся на знакомый герб. А, понятно. Что еще могут сделать люди, у которых бзик на имперской значимости. Великая Нация нашей Великой Империи Ниммы, ныне скрытой под Великим Ниморским Лесом. Мужик на крыше, скорее всего, руководитель экспедиции, первый ступивший на наш материк, или тот человек, что послал метрополию к демонам и объявил Нимору независимой, или еще какой знаменитый деятель, в истории я не силен. Но, надо отдать соседям должное, здание впечатляло. До конца жизни не забудешь.

Вот только такую громадину должно быть видно издалека, чуть ли не из лагеря. А здание как будто выросло из-под земли, соткалось из воздуха за те мгновения, пока я обходил широкую мраморную чашу.

Дом надвигался рывками и приближался ко мне гораздо быстрее, чем я к нему. Мне интересно, если я от него побегу, он тоже побежит прочь, или бросится меня догонять? Не нравятся мне слишком самостоятельные дома. Только и ждут, чтобы жертва сама в них зашла, чтобы сжать ее стенами, придавить лестницей и сжевать, победно хлопая дверями. Еще половичок подстелют. А разумные многоэтажки? Хуже разумной многоэтажки может быть только разумный сталелитейный завод. Никогда не видел такой переоценки ценностей, что была у двух колдунов, за которыми несколько часов охотилась доменная печь.

Я остановился, злорадно ожидая, когда здание себя выдаст, и — не знаю, или я моргнул, или отвел взгляд — в следующий миг ступеньки оказались прямо под ногами. По крошащимся камням спускалась красная ковровая дорожка. Лоза, ты провидец. Пуговица заметно похолодела, и я, горько вздохнув, начал восхождение, стараясь не думать, что колонны очень похожи на ряд белоснежных клыков. Они же совсем-совсем не похожи, правда?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});