Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает - Александр Байгушев

В своих мемуарах «Заложник времени» (— М.: Прогресс, 1993) — само название-то «Заложник» какое растерянное! чего же ты «заложником» у «иудейских террористов» себя чувствовал, а не бойцом невидимого фронта?! — он плачется с первых же строк: «Чтобы жить в Москве, не замечая того, что ты не приемлешь (а ведь ты знал, на что шел! на идеологическую борьбу! — А.Б.), нужно в ней родиться. В столице новожитель встречается с многочисленными проявлениями неискренности (а где кто видел искренность в подковерных, на смерть русско-еврейских разборках — А. Б.), лицедейства, групповыми интересами, пристрастиями. В отличие от принятого на Урале, Москва не приемлет прямых отношений, отдавая предпочтение скрытым… Помню, 6 ноября 1975 года, первый Октябрьский праздник в Москве, мы с женой встретили во Дворце съездов, на торжественном заседании, таких же испуганных провинциалов — Н.И. Рыжкова и его жену, Людмилу Сергеевну». Замечу, что Рыжков, стал при Горбачеве председателем Правительства и тоже все провалил. Слова все правильные, русские, а толку от него было ноль. Считался русским, возглавил уже в постгорбачевское время Блок патриотических сил, и тоже, как Ненашев, все прокакал.

Но вернусь к Ненашеву. Какой он сляклый, серый был на контрпропаганде, считавшейся особым отделом «К», потерянным. Я помню по «Голосу Родины», вроде бы он был даже нашим начальником — не газеты, газета шла прямо на Суслова, а Общества «Родина», — но приезжал в «Общество» — одна сладкая болтовня.

Вот и чистка АПН пошла через его, «главного контрпропагандиста», голову.

В «Заложнике времени» он теперь даже довольно подло вспоминает:

«В июле 1976 года неожиданно без всякого участия отдела пропаганды (еще не дорасчищенного от «яковлевских» кадров — А.Б.) было принято решение Секретариата ЦК КПСС «О работе агентства печати «Новости», в котором его работа оценивалась крайне отрицательно, в итоге освобождались от работы председатель правления И.И. Удальцов (от партии — А.Б.) и его первый заместитель А.И. Власов (генерал от ГБ — А.Б.). Одновременно проводилось значительное сокращение аппарата и более 50 наиболее квалифицированных работников («наиболее квалифицированых» с прежней «яковлевской» точки зрения» — А.Б.) увольнялись из агентства по особому списку, до сих пор так и не известно кем составленному. Помню, как трудно было скрыть недоумение, когда этот список М.В. Зимянин, ставший только что секретарем ЦК, вручил персонально мне (но ты же был куратор «АПН», как главный контрпропагандист? хоть в последний раз разуй глаза, сам посмотри, кого ты, лопух, пригрел! — А.Б.) на мой наивный вопрос: «Откуда этот список?» — М.В. Зимянин ответил, что он не уполномочен ставить меня в известность, думаю, что так оно и было. А вот поручение пригласить всех, кто оказался в этом черном списке, и поставить в известность об увольнении это секретарь ЦК был уполномочен мне доверить». И дальше Ненашев патетически восклицает: «К чему я веду речь? К тому, чтобы попытаться ответить: кто же управлял партией?»

А ведь прекрасно знает кто — перетягивали канат то «мы», то «они».

9. Организационная структура «русских клубов». Мы развиваем успех

А теперь самое время рассказать, как мы организационно-технически строили «криптологическую» работу?

Во главе «русских клубов» (и в первую очередь, центрального, московского), прикрывая их своим авторитетом, стоял академик с мировой известностью — имевший доступ к самым важным государственным секретам и потому вхожий высоко наверх, Лауреат Ленинской премии Игорь Николаевич Петрянов-Соколов. Кстати, довольно аккуратно приходивший на бурные «вторники» и с удовольствием все слушавший.

Замы — Петр Палиевский и Святослав Котенко. Ответственный секретарь я.

Мозгом был Котенко. Я же как Ответственный секретарь занимался «рутинной», первичной «сталинской канцелярией», когда еще тот никем не был, то есть организационной работой с текущими кадрами. «Пахал» со списками, рассылкой приглашений, с организацией «нужных» ораторов. Обеспечивал подстраховочные связи с опекающими и контролирующими инстанциями. Занимался нудным согласованием рекомендаций в «резерв на выдвижение» (sic!) в различные органы, организации и «инстанции», куда непременно нужно было приткнуть-протащить своих. Вместе с Котенко я также отвечал за особо опасные связи: с официальной Церковью (через моего друга архиепископа Питирима — Константина Владимировича Нечаева, предусмотрительно не закончившего наш измайловский Автодорожный институт и ушедшего в монашество; но выходили и впрямую на Патриарха). За «подземные» крипто-контакты с катакомбными православными братствами и орденами. А также за тайные связи с эмиграцией, как внешней так и внутренней.

Все мы были общественниками, совершенно бесплатно, на голом энтузиазме отдавали «русским клубам» все свое свободное время. Считалось, что нас организовывал, а практически «прикрывал» штатный зав. Отделом пропаганды ВООПИК — полковник И.А. Белоконь, сидевший до ВООПИК на кадрах в «Литгазете», человек дошлый и насмотревшийся на «них». Он был очень русским человеком.

О Палиевском сейчас судят по-разному. Петр Васильевич Палиевский очень был склонен к мудрым советам по игре в «закулисе». Этим он, в известной мере, искупал то, что сам был творчески — русский «обломов», крайне мало писал. Мы потом уже в издательстве «Современник» с трудом ему собрали книжицу. Сейчас у Палиевского вышла книга «Из выводов XX века» (— СПб.: Владимир Даль, 2004, 556 с.), где он собрал свои труды за 40 лет. Яркая книга! Когда все вместе сложилось, видно, что перед нами крупная фигура в русской духовной жизни. А тогда свой авторитет «гения» Палиевский поддерживал исключительно за счет блестящего знания наизусть В.В. Розанова. Известно, что человека «еврейского круга» от мелкого торгаша до Ю.В. Андропова легко определить по тому, что он пытается беспрерывно блистать остротами Великого Комбинатора из «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Так вот точно так же наш русский «гений» щеголял В.В. Розановым, который тогда был упрятан глубоко в «спецхран». Да, и вся русская культура, как я уже говорил, особенно ее философия и православная мудрость, была при иудо-советской власти упрятана в «спецхран». Мы в «Русском клубе» ее из «спецхрана» осторожно вытягивали, чтобы вернуть собственное законное наследие нашему обездоленному и одураченному иудо-коммунизмом народу. И Палиевский здесь был впереди, хотя больше подсказывал «втай», чем выступал в печати сам. Но я вообще сам боялся рот громко разинуть, не сделал ни одного развернутого доклада: выступал только уже в прениях, где можно стенограмму подчистить. И мучительно ломал голову, не ляпнуть бы чего из перепутавшегося в моей голове «спецхрана». Что можно сказать, подстраховавшись охранительной «четкой» догматикой? «Спецхрановский» гексоген ведь был «взрывчатой смесью», с которой надо было тогда очень осторожно обращаться. А пойди сразу соберись, отсей — что было где-то в открытых публикациях, пусть хоть в «их», «враждебных», и значит — можно вслух вроде бы «покритиковать», сделав вид, что возражаешь, скажем, якобы «Свободе»? а что — жуткий «профессиональный идеологический крипт», за выдачу которого головы не снесешь? а вот Палиевский всегда умел ходить по проволоке. Знал, что где говорить. Хотя однажды и он, — душа русская не выдержала! — сорвался на дискуссии «Классика и мы». Столько наговорил «лишнего» да еще при «них», и за это подвергся дичайшей иудейской травле. Ему евреи дискуссии «Классика и мы» не смогли простить. Но об этом подвиге Палиевского я еще расскажу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});