Страна багровых туч. Глиняный бог - Аркадий Стругацкий

— Пей…

Он не отвел глаз от дороги, а только еще более плотно сжал губы.

— Пей, — повторил я, думая, что он меня не расслышал.

На этот раз шофер резко повернул голову в мою сторону и бросил на меня уничтожающий взгляд.

— Пей, — протянул я ему воду.

Он изо всех сил нажал на педаль газа. Машина резко рванулась вперед, и от толчка вода расплескалась по кабине. В недоумении я несколько секунд продолжал держать пустую кружку. Мне показалось странным, что он отказался от воды.

Прошло мучительно много времени, прежде чем пустыня снова стала холмистой. Дорожная колея совсем исчезла. Шофер ловко объезжал высокие дюны, чутьем выискивал твердый грунт, своевременно переключал передачу на переднюю ось, чтобы машина не увязла в глубоком песке. Очевидно, этот путь ему приходилось преодолевать много раз. Было почти четыре часа дня, и до места назначения оставалось ехать не более часа.

Когда в Париже, в маленьком особняке на улице Шантийон, мне рассказывали про эту дорогу, я решил, что меня просто пугают, не желая взять на работу. Высокий тощий американец Вильям Бар мне тогда говорил:

— Не воображайте, что вам предлагают рай земной. Худшего ада не придумаешь. Вам придется жить и работать в настоящем пекле, вдали от всего того, что мы привыкли называть человеческой жизнью. Я не знаю точно, где находится место вашей работы, но мне известно, что оно на краю света божьего, в самой пустынной пустыне, которую только можно себе вообразить.

— Может быть, вы мне все же скажете приблизительно, где это находится? — спросил я.

— Приблизительно? Пожалуйста. Где-то в Сахаре. Впрочем, в Агадире вас встретят и повезут куда нужно. Больше я ничего не знаю. Хотите — соглашайтесь, хотите — нет. Ваша воля.

Я вспомнил объявление, которое накануне прочитал на улице Дюбак:

“Молодой, не боящийся трудностей химик-лаборант требуется для работы вне Франции. Выдающиеся возможности в будущем, после завершения исследований. Возможны денежные и другие награды. Уникальная специализация. Рекомендации не обязательны. Желательно знание немецкого языка. Обращаться: улица Шантийон, 13”.

Я согласился, и за этим последовал аванс в размере двух тысяч франков, затем короткое прощание с матерью, документы, которые мне почему-то выдали в американском консульстве, дальше Марсельский порт, Гитрактар, шторм в Атлантике, Агадир и вот я здесь, в этом бескрайнем песчаном море.

Солнце светило оранжево-красным светом, когда вдруг из-за неровной линии горизонта появилось что-то, что не было похожим на мираж. Автомобиль наезжал на свою быстро вытягивающуюся тень. Проваливаясь в глубоком песке, он приближался к ярко-красной полосе, которая постепенно вырастала над землей, превращаясь в бескрайную ограду. Она убегала на север и на юг, и ее границы терялись за песчаными холмами. Казалось, вся пустыня была перегорожена глиняной стеной пополам, и в ее центре виднелся темный квадрат, который, по мере того как мы приближались, принимал очертание огромных ворот. Ограда была очень высока, и на ее вершине в четыре ряда была протянута колючая проволока. Через равные интервалы над проволокой возвышались высокие шесты, на которых висели электрические лампочки. Они блестели кроваво-красными звездами в лучах заходящего солнца. У ворот, справа и слева, можно было различить два окошка. Мы подъехали к стене вплотную, и я вспомнил слова Вильяма Бара “На краю света божьего”. Может быть, это и есть край света?

— Это здесь, — хрипло произнес шофер, медленно выползая из кабины. Несколько секунд он стоял на песке, весь скрючившись, потирая колени затекших ног.

Я достал из автомобиля свои немногочисленные пожитки: чемодан с бельем, саквояж и стопку перевязанных бечевкой книг — и пошел к воротам. Они походили на гигантский конверт, по углам запечатанный стальными печатями-болтами.

Шофер подошел к правому окошку и постучал. Оно открылось, и в нем на мгновение показалось темно-коричневое лицо. Последовал негромкий разговор на непонятном мне языке. Затем послышалось слабое гудение, и ворота медленно раскрылись.

За стеной я ожидал увидеть что-нибудь вроде города или поселка. Но, к моему изумлению, за ними оказалась вторая стена, такая же высокая, как и первая. Шофер вернулся к машине, включил мотор и стал въезжать. Я пошел за машиной. Она повернула направо и медленно поехала вдоль двух стен, образовавших коридор шириной метров десять. Здесь было уже совсем темно. У ворот находилась небольшая глиняная пристройка, возле которой стояли часовые в военной форме, с карабинами наперевес. Тот, мимо которого я проходил, вытянулся в мою сторону и посмотрел на багаж.

Так мы шли минут пять — машина впереди и я с вещами сзади, пока не остановились у небольшой двери во второй стене.

Шофер вышел из машины и постучал. Дверь сразу же открылась, и в ней появился силуэт человека.

— Входите, господин Пьер Мюрдаль, — произнес он на чистейшем французском языке и протянул руку к моим вещам. — Давайте познакомимся. Мое имя Шварц.

Я покорно вошел. Сзади себя я услышал, как заревел автомобиль. Араб — шофер — остался за оградой.

— У нас формальностей немного, — произнес встретивший меня, когда мы подошли к небольшой брезентовой палатке. — Будьте добры, ваш диплом, письмо от мистера Бара и вашу воду.

— И что? — переспросил я.

— Воду. У вас, наверное, есть с собой вода в термосе или в бутылке?

— Есть, — ответил я.

— Вот ее-то вы и должны сдать.

Я открыл саквояж и передал ему документы.

— А зачем вам моя вода?

— Мера предосторожности, — ответил он. — Мы боимся, чтобы с водой к нам сюда не попала какая-нибудь инфекция. Вы ведь знаете, здесь, в Африке…

— Ах, понимаю!

Он скрылся с моими документами и термосом, а я огляделся вокруг. Прямо передо мной вытянулись три длинные постройки барачного типа. Дальше, направо, виднелся трехэтажный дом и рядом с ним здание, похожее на башню. За постройками виднелась светлая полоска изгороди. Вначале я подумал, что эти ограды и являются границами территории. Но эту мысль сразу же пришлось отвергнуть, потому что за дальней стеной я увидел нечто поразившее меня самым неожиданным образом: над ней возвышались верхушки пальм. Они на фоне пурпурного, почти фиолетового вечернего неба казались ярко-алыми. Судя по их цвету, я бы никогда не поверил, что это пальмы. Но слишком характерными были их кроны, их резные широкие листья, их гофрированные стволы. И все же цвет их листьев казался слишком алым — таким, как цвет окрашенных солнцем стен бараков.

“Оазис алых пальм”, — подумал я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});