Путь, выбирающий нас - Оксана Панкеева

Витька невесело усмехнулся:

– Дэн то же самое сказал. Жалко.

– Сожалеть об ушедших друзьях свойственно всем нам. Лишь бы это естественное человеческое чувство не довело тебя до беды. Ни ты, ни я, никакой другой маг не в силах предсказать, когда твой друг-вампир избавится от всего человеческого и что он сделает раньше – выдаст хозяину вашу лавочку или решит подзакусить лично тобой. Как ни цинично это звучит, самым правильным было бы упокоить его при первой же встрече.

– Я понял. – Витька печально кивнул, но следовать полезному совету явно не собирался и, чтобы Макс не принялся настаивать и уговаривать, с некоторой торопливостью выбрался из-за стола. – Спасибо за совет, я побегу.

– А в лес поедешь?

– Обязательно. И колышек запасу. Но в дело его пускать пока не стану. Понаблюдаю сначала. Кстати, что это на тебе надето?

– Как и на тебе, – пояснил Макс. – Рабочий костюм. Я на днях к работе приступаю, надо вспомнить, как мантию носят.

– Это у вас маги такое приталенное носят? Все? И мужики тоже?

– Мантия – стандартная одежда мага любого пола, – чуть заметно усмехнулся агент Рельмо. – Но приталенные, конечно, носят не все.

– А в чем разница?

Макс улыбнулся шире:

– В наличии или отсутствии талии.

Он хотел еще добавить, что эти мантии принято регулярно стирать, но придержал язык. Не время сейчас провоцировать коллегу и ссориться с ним. Витька и его индус-вампир могут еще ой как пригодиться.

Товарищ Торо встретил Кантора так, будто все эти две луны только его ждал. Усмехнулся, хлопнул по плечу, пощупал дыры на куртке и поинтересовался, когда это Кантор успел подраться и как его здоровье.

– Вопреки всему, – ухмыльнулся в ответ Кантор. – Не знаю, кому я успел насолить всего за пару дней, но вчера меня хотели похитить, а сегодня – зарезать. Так что если тебе не нужен бесхозный труп и скандал в обители, дешевле выйдет поскорее меня отсюда спровадить.

– Ой напугал, – скептически хмыкнул святой отец. – Прежде всего надо как следует покушать. Потом – посидеть в одиночестве и подумать над своей непутевой жизнью. Потом – исповедаться. Это необходимо, чтобы портал сработал правильно, нужно определенным образом настроиться, войти с ним в эмоциональный контакт. Да и очередь, как я тебе уже говорил, на луну вперед.

– Покушать – это тоже обязательно для настройки? – поддел товарища Кантор. – А очередь у вас совсем ничем непоколебима, или для паломников, которые хорошо жертвуют на храм, делаются исключения?

– Делаются, – серьезно кивнул Торо. – Если у тебя есть что пожертвовать, этот вопрос можно решить. А вот исповедь – это обязательно.

Похоже, зря Кантор считал утреннее недоразумение в конюшне главной неприятностью на сегодня…

– Для всех? Послушай, я ведь посторонний человек для вашей религии, и ваши обряды мне чужды, и копаться в своей прошлой жизни мне очень неприятно, не говоря уж о том, чтобы кому-то это вслух рассказывать.

– Не кому-то, а мне. Что тебя смущает? Все, что говорится на исповеди, остается между тобой и священником. Если тебе есть что скрывать, это все останется в тайне так же верно, как если бы ты говорил с каменным изваянием.

Кантор многозначительно хмыкнул, давая понять, как относится к подобным заверениям. Святой отец хитро прищурился:

– А ты думал, за что я в свое время в лагеря попал?

– Думал, ваш орден чего-то с правящим не поделил, – честно признался Кантор.

– Да нет, за это самое. За тайну исповеди.

Кантор давно знал, что Торо тоже сидел, но никогда не мог совместить в своем воображении этого обжору и лагерные харчи. А уж о том, чтобы товарищ сознательно согласился на голодное существование из идейных соображений, и вовсе не мог помыслить. Но какое бы уважение ни вызывал у него морально устойчивый священник, перспектива выворачивать перед кем-то свою потрепанную душу была Кантору отвратительна. О чем он тут же честно сообщил.

– Знаешь что, – невозмутимо ответствовал Торо, выслушав это в высшей мере разумное объяснение, – не морочь мне голову всякой фигней. Сначала пойдем покушаем, а потом сам разберешься – то ли ты хочешь войти в портал, то ли желаешь остаться при своих тайнах, за которые ты так боишься и которые никому, кроме тебя, не нужны.

Намек был более чем ясен и третьего варианта не оставлял.

Весь остаток дня Кантор думал.

И всю ночь думал.

И весь следующий день.

И следующую ночь думал бы, да спать уж слишком хотелось.

А наутро все-таки решился. В конце концов, если Торо обещал молчать, он будет молчать. А исповедаться действительно можно, не опускаясь до нытья и жалоб. А отказаться от своих намерений – значит признать поражение. Да и куда тогда деваться? Забиться в папин замок и тихо дохнуть со скуки? Или шататься по свету, разыскивая существо неведомого пола, которое наградило его проклятием? А если это был подстреленный Горбатый, которого давно и след простыл, да и неизвестно, остался ли он жив после встречи с метрессой Морриган? А если это был вовсе кто-то незнакомый? Можно подумать, Кантор помнит всех, до кого добрался в том историческом сражении! Да он и не видел толком, кого убил или ранил…

Вопреки его ожиданиям заветное место находилось вовсе не в саду и не на открытом месте, а внутри небольшой часовни. Скорее всего, часовню выстроили вокруг «Господнего чуда», чтобы придать ему эстетическое оформление, да чтобы не забрел туда кто не надо. Точное местонахождение «чуда» указывал выложенный белой мозаичной плиткой круг на полу, а у стен стояли разнообразные стулья, кресла, кушетки, диванчики, небольшая закрытая кабинка, что-то вроде шкафа и даже зачем-то гроб.

– Это для зрителей? – поинтересовался Кантор, кивая на коллекцию мебели. – Вы тут и развлекательные мероприятия устраиваете? За особую плату?

– Здесь происходит исповедь, – пояснил Торо, плотно закрывая за собой дверь. – А поскольку люди разные бывают, просто сидеть на стуле не у всех получается. Некоторые могут преодолеть смущение и робость, только отгородившись ширмой или дверью. Кому-то надо лечь и закрыть глаза, чтобы расслабиться.

– Что?! Какие еще смущение и робость, к такой-то матери?! Я тебе не девица в первую брачную ночь!

– Девиц мы сюда не пускаем, монастырь-то мужской, – мимоходом заметил Торо и продолжил свою мысль, как будто и не заметил возмущения собеседника: – А некоторым, напротив, нужно непременно видеть глаза слушателя.

– А также периодически чокаться и спрашивать, уважают ли их, – опять не удержался от комментария Кантор, так и не успокоившись насчет смущения и робости.

– А вот это не разрешается. Так что и думать забудь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});