История великих путешествий. Том 2. Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн

Кергелен возвратился во Францию; но успешные результаты его плавания создали ему множество врагов. Их нападки еще усилились, когда 1 января 1772 года стало известно о том, что король произвел его в капитаны 1-го ранга и наградил орденом Святого Людовика. Распространялись самые клеветнические слухи. Дело дошло до того, что Кергелена обвиняли в потоплении «Гро-Вантр» с целью присвоить себе одному все награды за открытия, совершенные им совместно с Сент-Аллуарном.

Впрочем, вся эта шумиха не повлияла на морского министра, решившего поручить Кергелену руководство второй экспедицией. Корабли «Ролан» («Роланд») и «Уазо» («Птица»), последний под командованием де Со де Роневе, 26 марта 1772 года покинули Брест.

Достигнув мыса Доброй Надежды, Кергелен был вынужден сделать остановку на сорок дней. Весь экипаж заболел гнилой лихорадкой, что следует приписать сырости во вновь построенном корабле.

«Такое мнение тем более обоснованно, — говорится в отчете, — что все сухие овощи — горох, бобы, фасоль и чечевица, хранившиеся в провиантской каюте, оказались испорченными, так же как рис и часть сухарей; овощи совершенно сгнили, и из провиантской каюты выползали белые черви…»

Одиннадцатого июля «Ролан» покинул Кейптаун; почти сразу он попал в ужасную бурю, сломавшую фок-мачту и бизань-мачту. Заменив их запасными, Кергелен добрался наконец до Иль-де-Франса.

Французских чиновников, Роша и Пуавра, которые немало способствовали успеху первой экспедиции, сменили Терней и Майяр. Они как бы нарочно задались целью чинить всяческие препятствия к тому, чтобы Кергелен не смог выполнить полученный им приказ. Правители острова не оказали ему никакой помощи в пополнении запасов свежей провизии, хотя экипаж в ней очень нуждался, не потрудились изыскать способ для смены поломанных бурей мачт. Больше того, вместо тридцати четырех матросов, вынужденных слечь в госпиталь, они дали Кергелену лишь солдат штрафной команды, в избавлении от которых были очень заинтересованы. Подготовленная в таких условиях экспедиция в южные широты могла кончиться лишь крахом. Так и случилось!

Пятого января Кергелен снова увидел земли, открытые им во время первого путешествия; до 16-го он производил картографическую съемку береговой линии островов Круа, Реюньон и Ролан — всего, по его данным, свыше восьмидесяти лье побережья. Погода стояла исключительно холодная: густые туманы, снег, град, непрерывные шквалы. 21-го приходилось стрелять из пушек, чтобы корабли не потеряли друг друга из виду. В этот день стоял такой жестокий мороз, что несколько матросов свалились без чувств на палубу…

«Офицеры, — рассказывает Кергелен, — заявили, что обычный паек сухарей недостаточен и необходимо его увеличить, чтобы команда могла переносить холода и туманы. Я распорядился увеличить рацион каждого человека на четыре унции[150] в день».

Восьмого января 1774 года «Ролан» у острова Реюньон соединился с фрегатом «Уазо». Кергелен связался с капитаном Роневе; тот сообщил, что, обнаружив за мысом Франсе якорную стоянку или бухту, он 6-го направил туда свою шлюпку для промеров, и его люди, высадившиеся на остров и от имени Франции вступившие во владение им, убили несколько пингвинов и одного морского льва.

И на этот раз полное изнурение матросов, плохое качество пищи, ветхость кораблей не дали Кергелену возможности подробно исследовать пустынный архипелаг. Ему пришлось повернуть назад. Однако вместо того, чтобы вернуться на Иль-де-Франс, он направился в бухту Антонжиль на остров Мадагаскар. Он знал, что найдет там в изобилии лимоны, ананасы, портулак и другие противоцинготные растения, а также свежее мясо.

Бенёвский[151], авантюрист с довольно необычной биографией, незадолго до того основал там французскую колонию. Но она нуждалась буквально во всем. Кергелен снабдил ее лафетами полевых орудий, печным кирпичом, железной утварью, рубахами, одеялами и распорядился построить силами корабельных плотников продовольственный склад.

После того как «Ролан» покинул южные земли, тридцать пять человек из его команды умерли. Если бы Кергелен остался в тех краях еще на неделю, погибло бы, конечно, не меньше ста человек!

Вернувшись во Францию после стольких доблестно перенесенных испытаний, Кергелен встретил лишь ненависть и клевету. Озлобление против него достигло такой силы, что один из его офицеров не побоялся опубликовать докладную записку, описав в ней все события плавания в самом неблагоприятном для командира свете и возложив на него всю ответственность за неудачу. Мы не собираемся утверждать, что Кергелен был совершенно не повинен, но считаем глубоко несправедливым приговор военного суда, по которому его лишили офицерского звания и заключили в Сомюрский замок. Этот приговор сочли, конечно, слишком суровым, и правительство проявило больше справедливости, чем суд, так как через несколько месяцев Кергелен был освобожден. Основное обвинение, предъявленное ему, состояло в том, что он покинул на южных островах шлюпку с экипажем, не погибшим лишь благодаря неожиданному и совершенно случайному возвращению «Фортюн». Надо полагать, что этому факту придали совершенно неправильное освещение, так как сохранилось письмо находившегося на покинутой шлюпке офицера Розили (впоследствии вице-адмирала), в котором тот выражал желание вновь служить под командой Кергелена.

Описание событий двух плаваний нами заимствовано из отчета, опубликованного Кергеленом для своего оправдания во время заключения; правительство конфисковало книгу, представляющую поэтому исключительную редкость.

Теперь мы переходим к рассказу об экспедициях, которые, правда, не привели к каким-либо открытиям, но имели важное значение, так как содействовали исправлению карт, прогрессу мореплавания и географической науки, а главное — разрешили проблему определения долготы в море, с давних пор занимавшую умы ученых.

Для того чтобы установить местоположение какого-нибудь пункта, надо определить его широту, то есть расстояние к северу или к югу от экватора, и долготу, иначе говоря, расстояние к востоку или западу от какого-нибудь исходного меридиана.

В ту эпоху для определения местонахождения корабля в распоряжении мореплавателей имелся только лаг;[152] бросив его в море, отсчитывали длину лаглиня, вытравляемого с вьюшки за полминуты, и отсюда соответственно вычисляли скорость движения корабля в час; но лаг вовсе не остается неподвижным, а ход корабля не всегда одинаков. Таким образом, имелись два источника существенных ошибок.