АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— What? — переспросил он тут же по-русски. — Что?

За стенкой ойкнули, но тут к нему по неглубокому жёлобу общего стока вплыл розовый овал мыла. Это никаких объяснений не требовало, вернее, всё объясняло. Выловить мыло не составило труда, но вот как его передать? Голос-то был женским. Будь там мужчина, так без проблем. Внутренние перегородки не доходили до потолка, и при желании можно было попробовать подпрыгнуть, зацепиться и подтянуться. Но женщина… Это уже опасно. Хотя никто от них не требовал соблюдать правила и держать глаза книзу, но привычка была сильнее, и дистанцию между собой и белыми, особенно белыми женщинами, они держали.

Крис стоял посреди кабинки с мылом в руке и не знал, что делать. За стеной молчали. Только вода шумела, но не очень, видно напор был слабым. Крис уменьшил и у себя, чтобы не приходилось кричать, и сказал по-русски, тщательно подбирая слова.

— Я… поймал его.

За стеной вздохнули.

— Оставь себе.

Но вздохнули так горестно, что он понял: потеря серьёзная. Да и надо же человеку вымыться. Что же делать? Лезть на загородку?

— Я сейчас залезу, — начал он, но его тут же перебили.

— Нет-нет, не надо. Не смей, слышишь?

Паника в голосе остановила его. Но как же тогда? И тут его осенило. Сток же общий! Вот через сток и вернуть. Она не хочет, чтобы он видел её, ну, так он и не увидит.

— Я руку в сток просуну, — сказал он и, не дожидаясь ответа, приступил к действиям.

Ловко изогнувшись, он лёг в крохотной кабинке на спину, до плеча просунув руку с зажатым в кулаке мылом в соседнюю кабину. Вода катилась по руке и груди, голова так прижата к стене, что стало больно, но отверстие оказалось достаточным. Он разжал пальцы и почувствовал, как взяли мыло и… и погладили его по руке. Видимо, в благодарность.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — ответил он, медленно, чтобы не пораниться, высвобождая руку.

Ну вот, всё и в порядке. Он встал и опять усилил воду. Но моясь, несколько раз подносил к лицу ладонь, в которой держал мыло, и нюхал. Слабый, но очень приятный запах. Интересно, кто это там был, вернее, была. Хотя… какое ему до этого дело? Его попросили помочь, он помог. И хорошо, что обошлось без писку и визгу.

Когда он вымылся и оделся — просто натянул на голое тело штаны, спрятав выстиранные прямо в душе трусы и носки в мешок с мочалкой и мылом — и осторожно выглянул в коридор, соседняя кабинка была уже пуста. Совсем хорошо. А то ещё… ну, мало ли что беляшке на ум взбредёт. Ночь, никого нет, и полуголый спальник навстречу… Крис невольно передёрнул плечами, представляя, что могло случиться. Бывало уже такое. Летом. Жара, духота… Хорошо, доктор Юра и доктор Ваня всегда были с ними, вмешивались, защищали их, объясняли. Пока всё не утряслось.

У себя в комнате Крис развесил над стенной батареей полотенце, трусы, носки и мочалку, выложил на подоконнике мыло — пусть тоже обсыхает, а не киснет в мыльнице — вывернул и повесил сушиться мешок, из угла за шкафом достал половую тряпку и постелил под развешенными вещами, чтоб на полу лужа не стояла. Всё как тётя Паша учила. Выложил на стул на завтра чистое бельё, разобрал постель, выключил свет и уже в полной темноте разделся догола и лёг. Смешно вспоминать, но ещё совсем недавно ничего этого он не знал и не умел, что его и остальных учили самым простым, как он сейчас понимает, вещам.

Он не спеша потянулся под одеялом, медленно распуская мышцы. И одеяло уже не давит, привык спать укрывшись. Человек ко всему привыкает. А подловил его этот малец с именем. Крис, Кристмас…

…Боль отступала медленно, неохотно. Он вдруг ощутил себя, своё горящее тело, пересохший шершавый рот. Губ касается что-то твёрдое, как трубка какая-то, раздвигает их. Вода? Странная, сладкая, как напиток в Паласе, но вода. Он жадно глотает её, зажимая зубами трубку, чтобы не упустить. И он лежит на чём-то мягком, и как будто ветром погладило по лицу. Он и тянется к этому ветру, и боится неосторожным движением вернуть боль. Осторожно открывает глаза и вздрагивает. Белый. В халате врача. Нет! Не надо! За что?! Он слышит свой крик, рвётся, ощущая на запястьях и лодыжках притягивающие его к кровати ремни.

— Ну-ну, парень, спокойно.

Сильные, но не жёсткие пальцы придерживают его за плечи, прижимают к… койке.

— Ну, попей ещё. Хочешь пить?

Пить? Да, пить, дайте воды… И тут же его обжигает понимание. Ему не дают умереть, заставляют жить, мучиться. Зачем?

— Как тебя зовут, парень?

Нет, на это его не поймают.

— У раба… нет… имени… — выдыхает он и, чувствуя приближение новой боли, кричит, ругается, добиваясь удара, чтобы потерять сознание и не чувствовать уже ничего…

…Крис недовольно, злясь на себя за эти воспоминания, мотнул головой. Было и прошло. Потом, когда уже соображать начал, стыдился врачей. Как он их только ни обзывал, а они… Особенно доктор Юра и тётя Паша. И не хотел вспоминать, а вспомнил…

…Тусклый свет сквозь веки, чьи-то голоса над ним.

— Ешь.

Ложка тычется ему в губы, чьи-то пальцы нажимают ему на щёки, скулы, насильно открывают рот и засовывают ложку. Безвкусная вязкая масса. Он давится, глотает её. Почему его не оставят в покое? Он не хочет есть, ничего не хочет.

— Крис, ты слышишь меня? Открой глаза, Крис.

Крис? Кто это? Это не он. У раба нет имени. Его трогают за плечо, запястье, несильно похлопывают по щеке, он с привычным равнодушием шевелит губами в положенном поцелуе, но ощущает пустоту. Его ударили по лицу и не заставили целовать ударившую руку? Он медленно поднимает веки. Опять этот белый. Врач. Значит, сортировка.

— Ну, как ты, Крис?

Значит, Крис — это всё-таки он.

— Хорошо, сэр, — слышит он свой голос.

Его спрашивают о болях, ещё о чём-то. Он не отвечает. Это непослушание, за него и убить могут, но ему всё равно. Пусть убивают…

…Крис усмехнулся. Он долго не мог понять, почему его не убивают. А сейчас смешно вспомнить. Но хватит, надо спать. Что было, то было. Он так и остался Крисом. И даже ни разу не спросил, кто дал ему это имя. Не всё ли равно? Тогда было всё равно, а сейчас… если получится задуманное, то будет тем более неважно. И надо выкинуть всё из головы. И спать. Поздно уже.

Они шли со станции, когда их окликнули. И они не сразу даже поверили такой удаче. Работа! Убрать на зиму в саду. Собрать весь сушняк, сгрести опавшую листву, расчистить дорожки… Ну, чудо, а не работа! И это, когда третий день на станцию пускают только по полицейской указке. А в городе работы нет.

— Пофартило! — ухмыляется Андрей.

Эркин молча кивает. Лопата, грабли, топор, — всё для работы им дали. Пожилая женщина с седыми тщательно уложенными волосами, объяснив им, что они должны сделать, сразу ушла в дом, не осталась над душой по-надзирательски. Вокруг никого, и они, пользуясь моментом, переходят на русский.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});