Неотразимая герцогиня - Бертрис Смолл

Они начали с великолепного лукового супа и красного вина.

Потом Тереза принесла тушенную в масле форель. За ней последовал кроличий пирог с густой коричневой подливой, крохотными морковками и луковками-шалот, жареный цыпленок, начиненный яблоками и хлебными крошками, зеленый горошек, хлеб и сливочное масло.

Ренар ел с аппетитом, причмокивая, и подбирал хлебом каждую каплю подливы.

— Вижу, старуха не разучилась готовить, — заметил он, — но у меня на ее место есть кое-кто помоложе.

— В таком случае ты не станешь возражать, если я заберу ее с собой в Англию? — тихо спросила Анн-Мари.

Негодяй расплылся в улыбке.

— Но мы еще ни о чем не договорились, — напомнил он.

— Я уже сказала, что ты волен взять у меня что пожелаешь: Ле-Верже, дом и всю обстановку. Только отпусти меня и детей. Мы не возьмем ничего, кроме той одежды, что на нас, Дай нам уйти. Неужели у тебя не осталось никаких чувств к брату, которого ты предал? Мари-Клер и Жан-Робер — его дети. Они всегда тебя любили. Неужели твою жажду мести утолит гибель невинных? Будь милосерден, умоляю!

— Поднимись в спальню и жди меня, — приказал он. — Посмотрим, на что ты способна ради своих детей.

Графиня встала из-за стола, присела и покинула комнату.

Наверху стояла мертвая тишина. Очевидно, Седина и Тереза накормили детей и те уже мирно спали. По крайней мере графиня на это надеялась.

Ее постель, постель, которую она делила с Жан-Клодом, была разобрана. Анн-Мари разделась сама, оставшись в одной сорочке, которая послужит ей ночной рубашкой. Теперь, лишившись прачек, она старалась не слишком часто менять белье и стирала только по необходимости.

Распустив волосы, она стала их расчесывать, но тут дверь спальни скрипнула, в комнату вошел Ренар и стал молча раздеваться. Сбросил сапоги, куртку, штаны и остался в домотканой рубахе.

— Сними свою тряпку! Я хочу видеть, что ты можешь мне предложить, гражданка.

Графиня поспешно подчинилась и вскоре стояла перед ним нагая. Ренар обошел вокруг, время от времени останавливаясь, чтобы прижаться к ней, погладить, сдавить грудь.

— Неплохо, — одобрительно пробормотал он, — особенно учитывая, сколько тебе лет и то, что ты успела дважды ощениться.

Он снова стиснул ее грудь, улыбаясь, когда она поморщилась. К его удивлению, сама мысль о том, чтобы поиметь эту аристократку, возбудила его. Он потерся о ее попку, так что его не слишком заметное достоинство скользнуло в прогалину между ягодицами.

— Интересно, Жан-Клод когда-нибудь брал тебя в задницу? — прошептал он. — Или мне первому предстоит это удовольствие?

У Анн-Мари язык примерз к гортани. Желчь поднялась к самому горлу, во рту стоял горький вкус. Воздуха не хватало.

Ренар злобно засмеялся.

— Но об этом потом, гражданка. На колени! Соси, а я скажу тебе, когда остановиться. И постарайся быть поискуснее, чем сегодня утром! Ах-х-х, да, сука, вот так хорошо. Очень хорошо! — Он закрыл глаза и, когда она почти довела его до оргазма, прохрипел:

— А теперь на спину и раздвинь ноги пошире. Хочу слышать из твоих собственных уст, как сильно ты хочешь, чтобы я тебя отделал! Сколько времени прошло со смерти братца?

Он толкнул ее на постель.

— Ничего не скажешь, он был пылким мужчиной, наш Жан-Клод, а ты не так стара, чтобы не наслаждаться знаками его внимания, — хмыкнул он, упав на нее. — А теперь скажи, как сильно ты жаждешь, чтобы я сделал это с тобой?

— Ренар, во имя Господа! — взмолилась она.

— Скажи, сука, — или все переговоры окончены и твои дети завтра будут далеко! — прорычал он, ударив ее по лицу.

— Пожалуйста, — безнадежно повторила она, но, поняв, что этого недостаточно, с трудом выдавила:

— Пожалуйста, возьми меня, Ренар. О, сделай это со мной! Мне это нужно! Я так хочу тебя! Оттопчи меня! Возьми! Возьми! А-а-а! — воскликнула она, когда он безжалостно врезался в нее.

Его мокрый рот завладел ее губами, толстый язык не давал дышать. Графиня сразу поняла, что, если она не проявит должного воодушевления, он жестоко отомстит. Поэтому она застонала, царапая ногтями его широкую спину, и обхватила ногами его бедра.

— О да, — шептала она в его ухо. — О да, Ренар! Сильнее!

Не стесняйся быть грубым! Обожаю, когда мне причиняют боль!

И он не щадил графиню. Он пыхтел и потел над ее покорным телом, а потом взвыл от неутоленной похоти, чувствуя, как острые соски ее грудей щекочут его торс. Но тут его семя брызнуло в нее, и он злобно зарычал, но сразу успокоился, сообразив, что впереди вся ночь. Он будет сосать и грызть эти полные груди, пока она не завопит от боли и наслаждения.

Пусть она, в свою очередь, заставить его плоть снова подняться, и тогда он возьмет ее в зад! Братец никогда не отваживался на такое, а вот он попробует ее там, куда не входил ни один мужчина! Ей наверняка понравится!

Ренар всегда хотел Анн-Мари. Теперь она станет его рабой, пока ему не надоест. Вряд ли это случится слишком скоро. Ну а натешившись вдоволь, он продаст графиню хозяйке борделя в Харфлере и избавится от ее отродья, как и намеревался. Мальчишка пойдет в солдаты, а девчонка отправится в Париж, но прежде он надругается над ней, как его отец когда-то обесчестил его мать. Разве это не истинная революционная справедливость?!

Он громко рассмеялся своим молчаливым мыслям, и женщина, придавленная его телом, задрожала от ужаса.

Больше всего Анн-Мари поразило, что она сумела выжить и вынести эту самую страшную ночь в своей жизни. Проснувшись, она обнаружила рядом храпевшего, как свинья, Ренара.

Он насиловал ее и унижал самым гнусным образом. Бедная женщина сползла с кровати, корчась от боли. Все ее тело ныло, как избитое. К счастью, на каминной решетке она нашла кувшин с водой и попыталась смыть с себя мерзость его ласк.

Вряд ли она сумеет так же легко стереть воспоминания об этой ужасной ночи, но, чтобы спасти детей, пойдет и не на такое.

Кое-как вымывшись, она быстро оделась, выбежала из комнаты и спустилась на кухню, где ее уже ждали дети.

— Мама! — закричали они в один голос, но она лишь молча покачала головой.

— Что случилось? — спросила двенадцатилетняя Мари-Клер. — Почему папин лакей ужинал с тобой прошлым вечером ночью, а потом остался ночевать?

— Месье Ренар теперь новый владелец Ле-Верже, — медленно начала она.

— Но Ле-Верже мой! — негодующе вскричал Жан-Робер. — Мой дядя — бастард. Я настоящий наследник!

— Non, mon bebe[13]. Ле-Верже отныне принадлежит месье Ренару. Так распорядилась революция. Скоро мы уедем в Англию к моему дяде. О, вам понравится Лондон. Тереза и Селина тоже будут с нами, Жан-Робер. Ну не чудесно ли?