Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

Симон преподавал чтение, правописание и арифметику в помещении, которое некогда служило гостиной его дома, а основы естествознания — во дворе, среди кадок с цветущими растениями. Председательствовал на уроках естествознания злющий попугай, наводивший страх на щебечущих птичек (да и учеников тоже) истошными воплями, похожими на человеческий крик. Вдоль одной из стен стояли банки с заспиртованными останками поросенка, двух лягушек, трех змей и обезьяны, вызывавшие в мальчишках благоговейный ужас и одновременно возбуждавшие их любопытство. По меньшей мере два раза в день с верхнего этажа в классные комнаты прорывалась Кики, собачка дона Симона, чтобы навестить хозяина и получить свою порцию энергичных ласк от его подопечных.

Семья Фернандеса Лиля на момент переезда на Пуэрто-Рико владела весьма значительными средствами, однако ее глава быстро спустил состояние и был убит за игорным столом. После смерти отца Симон, который в Мадриде обучался на врача, бросил учебу и превратил собственный дом в школу, чтобы содержать себя и больную мать.

Он обрадовался, когда Мигель оказался среди его учеников, поскольку это давало ему возможность каждый день видеть Элену, по крайней мере до тех пор, пока мальчику не разрешат ходить в школу и обратно домой без сопровождения. Встречи с ней были одним из немногих удовольствий в его одинокой и несчастной жизни. Кроме учеников и матери, Симон общался только с такими же, как он, молодыми людьми с благородными помыслами, которые собирались в задней комнате аптеки дона Бенисьо и часами вели политические споры. Вечер за вечером они дискутировали и писали листовки с требованиями освободить рабов и предоставить Пуэрто-Рико большую независимость, а потом читали друг другу, потому что вывешивать их для всеобщего обозрения было запрещено законом. Освобождение Гаити из-под ига Франции, борьба жителей Санто-Доминго за независимость от Испании, а в 1844 году от Гаити и создание Доминиканской Республики вселили в души пуэрто-риканских либералов решимость освободить рабов на Пуэрто-Рико без кровопролития и гражданских войн, которые разорили Эспаньолу и вынудили тысячи людей бежать с острова.

Когда Симон впервые появился у аптекаря, его смутили бунтарские разговоры, громкое недовольство местных уроженцев, которые, в силу ума и образования, чувствовали свое превосходство над испанцами, под чьей пятой им приходилось жить. Но вскоре он узнал, что и в высших кругах общества находились люди, разделявшие ту же точку зрения, пусть даже их официальная позиция была более консервативной.

Бедность Симона, немного меньше угнетавшая его в течение учебного года благодаря скромной оплате, взимаемой с учеников, не позволяла ему часто наведываться в гостиные, где устраивались приемы наподобие тех, что он посещал в Мадриде. Изящество Элены, ее безмятежность, светлая кожа и мелодичный голос казались ему именно теми достоинствами, которых он искал в женщине, и Симон непременно женился бы на ней, не растранжирь отец его наследства.

Когда он увидел ее в первый раз, Элена переходила площадь с доньей Леонорой. В тот день девушка была одета в желтое платье и соломенную шляпку, затенявшую ее лицо. Концы зеленой ленты вокруг тульи свисали на спину и трепетали на ветру. Проходя мимо женщин, Симон увидел лицо Элены, ее серьезные глаза, очаровательные губки, казалось улыбавшиеся ему, хотя он и понимал, что это невозможно. Они не были официально знакомы, и только год спустя дон Эухенио представил их друг другу, когда семья уже носила траур. Впоследствии Симон встречал ее в церкви, во время праздников, или среди публики, когда на площади играл военный оркестр.

Элена стала его музой, первым человеком, о котором он думал, просыпаясь по утрам, и последним, чье лицо возникало в его мыслях перед сном. Надежда на то, что он снова увидит ее, придавала смысл каждому дню.

Иногда в задней комнате аптеки дона Бенисьо не говорилось ничего нового, или у Симона просто не было нескольких монет, чтобы заплатить аптекарю за водку домашнего приготовления. И тогда он бродил по городу. Он шел узкими переулками, огибая доки, где пили и торговались с проститутками моряки, к благоухающему парку возле губернаторского особняка, к железным воротам крепости Сан-Кристобаль, к молу, который без устали атаковали морские волны. Куда бы вечерние блуждания ни заводили Симона, заканчивались они всегда возле дома полковника Эухенио Аргосо Марина, с его выложенным плиткой порогом и массивными двойными дверьми. На втором этаже, справа от дверей, находилось окно Элены, и учитель смотрел, как дрожащий свет ее свечи просачивается сквозь щель в тяжелых портьерах.

Такими вечерами, ожидая под тенью деревьев, когда Элена задует свечу, Симон частенько слышал, как дон Эухенио и донья Леонора возвращаются с какого-нибудь званого вечера, отголоски которого, казалось, были слышны в шорохе ее юбки и стуке его каблуков о камни мостовой. Симон отступал назад и смотрел, как они заходят домой. Полковник держал жену под локоть. Они так долго были женаты, что двигались словно единое существо. И Симон завидовал их близости, тому, как привычно жена опиралась на руку мужа, когда тот помогал ей подниматься по ступеням.

На обратном пути улицы Сан-Хуана казались Симону еще унылее, а его одиночество — еще беспросветнее. Он входил в спящий дом и на цыпочках пробирался мимо материнской двери, которую оставлял приоткрытой, чтобы она могла слышать возвращение сына. Но ее всегда одолевал сон. Храп и бессвязное бормотание матери сопровождали легкие шаги Симона, когда он тихонько шел по коридору в свою комнату, где сочинял стихи о своей любви к Элене.

Каждый вечер, после того как Мигель заканчивал молиться, Элена читала ему рассказы о героях и волшебных существах.

— Это стихи, — объяснила она, — написанные очень давно.

— Они нравятся мне больше, чем те, которые нам читает дон Симон, — скорчил Мигель рожицу.

— А что он вам читает?

— О дамах, птицах и цветах.

— Дон Симон любит романтические стихи, — ответила Элена, покраснев.

Мигель пристально посмотрел на нее, но, когда Элена подняла на мальчика глаза, он отвел взгляд.

— Тебя что-то беспокоит?

— Нет, — быстро возразил Мигель, однако минуту спустя собрался с духом и признался: — Да.

— Что же, любовь моя?

— Если бы абуэло дал дону Симону денег, он женился бы на тебе?

— Мигель, с чего такой вопрос?

— Мальчики в школе говорят, что дон Симон в тебя влюблен, но не может жениться, потому что беден. А вот если бы дедушка дал ему немного денег?..

Элена растерялась. Не существует на свете красивых женщин, которые не подозревают ни о своей красоте, ни о чувствах мужчин. Если бы она стала отрицать, что Симон ее любит, то солгала бы. Она не прочь была пофлиртовать с учителем, однако любви к нему не испытывала.