Наследник чародея - Пола Вольски

— Да, голова у тебя варит что надо, дружище! — восхищенно воскликнул Джурнер.

— Варит, отрицать не буду. Если припомнить, сколько я в жизни всего понапридумал… Правда, такой идеи, скажу по чести, еще не рождалось. Теперь сложность в чем? Как бы переправить это чудо-юдо без ведома Круфора и всех остальных. Точно знаю, станут вставлять палки в колеса. Ну да ладно. Подождем здесь еще немного. На то, чтобы очистить от этих демонов туннель и проникнуть в пещеры, гвардейцам много времени не понадобится. А потом, когда путь будет свободен, мы скоренько прошмыгнем, выберемся наружу и — прямиком в Ланти-Юм, а там уж займемся делом. Денежки так и польются рекой. И дакли, и — больше того — серебряные шорны. Вот счастье-то подвалило. Биби! Считай, мы уже богаты!

Зачарованные собственным светлым будущим, они и сами какое-то время стояли точно в трансе, пока Биби не посетила весьма здравая мысль:

— Надо бы связать его, пока он не очнулся и не начал буянить.

— Это ты здорово придумал. Веревка есть? Джурнер кивнул. Без мотка веревки в пещерах Сазара-Син нечего было делать. Он накинул на шею демону петлю и увидел, как от прикосновения веревки у того резко потемнела кожа. С возвращением сознания ожили огромные глаза, и отчужденность в них сменилась вдруг ужасом.

Предавшись единению с Предками, Змадрк Четырнадцатая даже не заметила появления лантийцев. Возможно, она и осознавала их присутствие, поскольку Предки несколько отдалились и даже излучаемое отцом, патриархом Змадрком, теплое участие чуть утратило свою интенсивность. Однако, инстинктивно стремясь сохранить натянувшуюся нить духовного взаимодействия, Четырнадцатая усилием воли постаралась отрешиться от всех внешних раздражителей, и на какое-то время ей это удалось. Предки звали ее, и с каждым малым веном чувство единения становилось все сильнее. Их мысли и чувства пронизали все ее существо, а голоса звучали громче всех других, за исключением разве что голоса ее Будущности.

И все-таки даже крепчайшие узы единения оборвались под напором внешнего физического воздействия. Пусть Четырнадцатая и пребывала в забытьи, но мозг ее и нервные окончания не могли пренебречь чудовищно дисгармоничным ощущением веревки на шее. Предки горестно удалились, и радость общения с ними иссякла. Страдая от нестерпимой боли столь резкого разрыва, Четырнадцатая вышла из транса и обнаружила прямо перед собой двух людей. Один крепко держал ее за руки, другой стягивал на шее петлю. От внезапного перехода от теплоты кланового родства к зверскому обращению у нее едва не помутился рассудок. Хиир мигом померк, глаза заволок леденящий душу страх. Из горла вырвался пронзительный крик.

Очевидно напуганные стремительным пробуждением дотоле не подававшего признаков жизни демона, солдаты отступили на несколько шагов. Четырнадцатая сорвала с шеи веревку и бросила ее наземь. Не избавившись еще полностью от оцепенения, она плавно и вместе с тем поспешно устремилась к ближайшему выходу.

— Скорей, уйдет!

— Хватай его, Биби!

Четырнадцатая поняла смысл раздавшихся позади выкриков и, ловко увернувшись от бросившегося наперерез захватчика, который тянул к ней немилосердные жесткопалые руки, сумела ускользнуть. Одно обманное движение, неожиданный разворот, — и вот она уже в коридоре Мвжири.

Люди бросились следом. Одержимые непонятной жаждой мести, они вознамерились во что бы то ни стало изловить ее. Четырнадцатая неслась по коридору, пока не услышала человеческие крики, мелодичные голоса сородичей, бряцание оружия. Там, впереди, шло сражение — очередное жуткое кровопролитие из тех, что в последнее время превратили жизнь вардрулов в нескончаемый кошмар и заставили ее саму искать утешения у Предков. Бежать дальше по коридору было нельзя. Оказавшись на поле боя, она подвергнется еще большей опасности, да и наблюдать картину сражения выше ее сил. Четырнадцатая нырнула в первый же попавшийся на пути ход, но от преследователей, увы, не оторвалась. Она слышала их шаги, тяжелые, но на удивление быстрые, и вскоре накатывающиеся волны страха без остатка вымыли из ее сознания спокойствие и гармонию.

Четырнадцатая ускорила шаг, плутая по лабиринту развилок и туннелей. Усталость притупила бдительность, она то и дело спотыкалась, а иногда и зарабатывала кровоподтеки, налетая на выступы стен. Ужас сковал мозг. Она уже не знала, где находится, не представляла, где искать укрытия. Только какое-то глубинное чутье подсказывало ей, что плен куда хуже смерти, что в руках преследователей судьба будет стократ страшнее любого кошмара, какой только способно породить воображение.

Слышать она их уже не слышала — возможно, они отстали, заплутав в туннелях и переходах, но остановиться все же не решалась. Задыхаясь, с отчаянно бьющимся сердцем Четырнадцатая бежала и бежала. Она уже не знала, куда несут ее ноги, лишь то и дело оглядывалась: не видно ли погони? Даже когда туннель сузился так, что пришлось двигаться на четвереньках, а воздух стал заметно холоднее, она не обратила внимания на перемену обстановки. Разгоряченная и перепуганная, она выбралась из потайного лаза в нескольких сотнях ярдов от Блистания Мвжири. Из тьмы — да на залитый солнечным светом склон горы.

Жестокие лучи, подобно кислоте, обожгли нежную сетчатку распахнутых глаз, и Четырнадцатая окрикнула от боли. Прикрыв лицо рукой, она попятилась было, инстинктивно ища спасения в полумраке пещер, но замерла. Там, позади, люди с мечами и веревками, со страшными костлявыми руками и жуткими замыслами. Нет, назад нельзя. Куда угодно, но только не к ним!

Четырнадцатая принялась карабкаться вверх по холму. До чего сух и холоден был воздух Поверхности для ее незащищенной кожи. Она с радостью приняла бы сейчас даже Хладное Оцепенение — оно хотя бы избавило от боли. Но еще хуже холода был свет — ужасный всеподавляющий солнечный свет, губительный для ее чувствительных глаз. Четырнадцатая ослепла. Мир затерялся в огненной белизне. Стоило прикрыть глаза, и белизна оборачивалась чернотой, но боль не отступала. Глаза горели — наверное, восстановить зрение уже никогда не удастся. Попав в чуждый мир, оказавшись отрезанной от своего клана и своего народа, она впервые ощутила себя абсолютно одинокой. И это ощущение было самым непереносимым.

Четырнадцатая брела не разбирая дороги. Медлить в надежде на то, что Будущность найдет и выручит ее, она не могла, опасаясь преследователей. Позвать на помощь сородичей боялась по той же самой причине. Ей оставалось лишь бродить по голым склонам в слепых поисках входа в пещеры, о которых она теперь мечтала, как о потерянном рае.

Ослепленная солнцем, Змадрк Четырнадцатая даже не подозревала, что находится на вершине хребта, подошла к самому краю Креннова обрыва. Никакое шестое чувство не предупредило ее об этом, и потому падение в пропасть с немыслимой высоты было внезапным. Разбившись о скалы далеко внизу, она не почувствовала боли — лишь радость и истинную гармонию, ведь в эти последние мгновения жизни рядом были Предки, они говорили с ней, и тепло их любви согревало Змадрк Четырнадцатую по мере того, как они принимали ее в свои объятия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});