Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

бы хотел привести следующую мысль Аристотеля:

«…ограничимся утверждением, что животным, обладающим чувством осязания, присуще также стремление. А присуще ли им воображение, это еще неясно и должно быть рассмотрено в дальнейшем. Кроме того, некоторым живым существам присуща способность к движению в пространстве, иным – также способность размышления, т. е.ум, например, людям и другим существам такого же рода или более совершенным, если они существуют» (414b, 15).

А далее намечается своего рода программа научных исследований:

«…надлежит относительно каждого существа исследовать, какая у него душа, например: какова душа у растения, человека, животного. Далее нужно рассмотреть, почему имеется такая последовательность. В самом деле, без растительной способности не может быть способности ощущения. Между тем у растений растительная способность существует отдельно от способности ощущения.(Это уже спорно сегодня – А.Ш.).<…> Наконец, совсем немного существ обладают способностью рассуждения и размышления. А именно: тем смертным существам, которым присуща способность рассуждения, присущи также и все остальные способности» (414b 25–415а 5).

Когда Аристотель перестает воевать с Платоном, его рассуждения становятся ясными и понятными. Вызывают восхищение.

Далее в четвертой главе Аристотель переходит к рассмотрению психофизиологии – «пище и воспроизведению», то есть растительной душе. Но от этого быстро переходит к рассуждению о причине, цели и сущности одушевленных тел. Все это в науке называется телеологией Аристотеля. Это я опускаю.

Следующую главу он посвящает ощущению. Тут он задает потрясающе неожиданный и интересный вопрос, который я не понимаю:

«Здесь, однако, возникает вопрос, почему чувства не воспринимают самих себя и почему их [органы] не вызывают ощущения без чего-то внешнего…» (417а).

Правду сказать, я и его ответа на этот вопрос не понимаю. А может, он и не дал на него ответа. Хотя, мне кажется, намек на ответ содержится в заключительном предложении главы:

«Способность ощущения, как было сказано, в возможности такова, каково уже ощущаемое в действительности: пока она испытывает воздействие, она не подобна ощущаемому, испытав же воздействие, она уподобляется ощущаемому и становится такой же, как и оно» (418а).

Чтобы разобраться, попробую задать этот вопрос своими словами: Почему чувства не воспринимают самих себя? Почему зрение не видит зрения, слух не слышит слух и тому подобное? Более того, почему зрение не видит слух, слух не слышит осязания?

Ясно, что способности восприятия так подогнаны друг к другу, что просто не должны перекрывать одна другую. Это неэкономично, а значит проигрышно в борьбе за выживание.

Но есть люди, которые «видят звуки» или «слышат цвета». Что это? Способ говорить или некоторое перекрытие в восприятии одного чувства другим? Вопрос для исследования. Но исследование это – лишь сбор материала, а не сами явления. Главным же все равно останется вопрос, почему чувство не воспринимает само себя.

И он явно связан с природой того, что воспринимает. Это очень дзенский, очень юродско-скомороший вопрос, как например, такая скоморошина: треснуть ладонью по голове и спросить: Отчего треснуло, от ладони или от плеши?

Это коан, а понимание его – это озарение и раскрытие очень глубокого видения.

Единственный образ, который приходит мне, как подсказка, – это Сократовское описание души, как восковой таблички, в которой воспринятое отпечатывается.

Если чувства – это впечатывание в среду, то может ли воск, воспринимая впечатление одновременно воспринимать себя воспринимающим. А если нет, то почему?

Затем Аристотель на протяжении нескольких глав разбирает восприятие. Все это я опускаю, потому что сегодня это неинтересно. Это как раз то, чего стыдятся даже ярые сторонники Аристотеля.

С точки зрения же развития идеи второй, т. е.естественнонаучной психологии или спора с платононизмом, интерес представляет начало 12-й главы.

«Относительно любого чувства необходимо вообще признать, что оно есть то, что способно воспринимать формы ощущаемого без его материи, подобно тому как воск принимает отпечаток перстня без железа или золота» (424а 15).

По-моему, это явное признание Аристотелем того, что в определении сущности восприятия дальше Платона ему пойти не удалось и он остался внутри тех же образов, что создал платонизм.

«Воск принимает золотой или медный отпечаток, но не поскольку это золото или медь. Подобным образом и ощущение, доставляемое каждым органом чувства, испытывает что-то от предмета, имеющего цвет, или ощущаемого на вкус, или производящего звук, но не поскольку под каждым таким предметом подразумевается один предмет, а поскольку он имеет определенное качество, т. е.воспринимается как форма (logos). То, в чем заключена такая способность, – это изначальный орган чувства» (424а 20–25).

И опять Аристотель заканчивает свое рассуждение очень интересным вопросом, который подводит к сути восприятия:

«Можно было бы спросить: испытывает ли что-то от запаха неспособное обонять или от цвета неспособное видеть, и точно так же в отношении других чувств. Если обоняемое есть запах, то запах вызывает обоняние, если он что-то вызывает…» (424b 5).

Это рассуждение заканчивается мыслью о том, что ощущать – это значит испытывать воздействие среды. Следовательно, вопрос о возможности испытывать ощущения той частью восприятия, которая на данную среду не рассчитана, – это вопрос о пограничье между органами восприятия и способностями им присущими. И следовательно, вопрос о полноте восприятия мира, которую обеспечивают нам наши органы чувств.

Я бы поставил его примерно так: Мы пришли в мир. И мы способны воспринимать. Зачем? Чтобы воспринять мир? Или чтобы выжить?

Второе выглядит предпочтительнее на первый взгляд. Но если это так, то наша способность воспринимать мир должна быть ограничена задачей выживания – зачем воспринимать больше, чем достаточно?

Тогда это означает, что мы обладаем способностью восприятия лишь опасной части мира, а безопасная – «райская» или «божественная» его часть – остается за порогом нашего восприятия.

Но это не все вопросы, которые рождаются. Встает еще и вопрос о взаимодействии разных органов чувств. Они воспринимают окружающий мир. Это ясно. Но как? Дополняя друг друга или накладываясь один на другой? Поясню.

Слух, зрение, обоняние воспринимают одну и ту же среду, показывая ее разные проявления. Или же одно из чувств воспринимает, условно говоря, начало, низ этой среды, другой – ее конец или верх, а остальные, дополняя друг друга – срединные части.

Если имеет место первый случай – дополнение, то мы воспринимаем лишь часть доступной восприятию среды, но зато в нескольких проявлениях сразу.

Если второй – наложение, то мы воспринимаем всю среду, но каждый участок лишь одним чувством.

И это не праздный вопрос, потому что определение этой «среды» есть подход к ответу на вопрос об устройстве нашего мира.

Если же мы рождены, чтобы воспринимать, то наше восприятие должно быть абсолютным. Данные науки показывают, что мы не видим и не слышим