Вор времени - Терри Пратчетт

— Ты вовсе не выглядишь сумасшедшей, — солгала Сьюзен. — Ну, в общем и целом.

— Спасибо. Но боюсь, здравомыслие определяется большинством. Знаешь пословицу «Целое больше, чем сумма частей»?

— Конечно.

Сьюзен внимательно осматривала крышу, пытаясь найти путь вниз. Ей уже начинало надоедать это… существо, которому вдруг захотелось поговорить. Вернее, бесцельно поболтать.

— Дурацкое утверждение. Полная ерунда, но теперь я верю, что это правда.

— Хорошо. Лифт вот-вот должен спуститься.

* * *

Лучики синего света плясали вокруг дверей лифта, как форель в горном потоке.

Аудиторы подтягивались ближе. И уроки не прошли даром. Многие раздобыли себе оружие. Но некоторые из них сочли должным не сообщать остальным о том, что оружие в руках — это вполне естественно. Что-то глубоко в голове подсказывало им: так будет разумнее. В общем, их ждал большой сюрприз, когда пара Аудиторов открыла двери лифта и все увидели лежавшую в самом центре пола одинокую, чуть растекшуюся конфетку с вишневым ликером.

А потом до них донесся аромат.

Только одному, вернее, одной удалось остаться в живых. А потом госпожа Мандариновая попробовала конфету, и не осталось никого.

* * *

— Один из несомненных фактов жизни, — промолвила Сьюзен, стоя на краю парапета, — заключается в том, что среди пустых фантиков всегда хоть одна конфетка, да найдется.

Сказав это, она наклонилась и схватилась за конец водосточной трубы. Она не была уверена в том, что у нее все получится. Если она упадет… Впрочем, упадет ли она? На падение не было времени. У нее было свое, личное время. Теоретически, если к подобным ситуациям можно было применить столь недвусмысленный термин, как «теория», Сьюзен должна была плавно опуститься на землю. Но подобные штуки следовало проверять только в том случае, если нет другого выхода. Теория — это не более чем идея, тогда как водопроводная труба — абсолютный факт.

Синий свет замерцал вокруг ее рук.

— Лобсанг? — прошептала она. — Это ты, да?

— Это имя для нас не хуже всех прочих. — Голос был тихим, как дыхание.

— Вопрос может показаться глупым, но где ты сейчас?

— Мы только воспоминания, и я слишком слаб.

— О. — Сьюзен скользнула по трубе чуть ниже.

— Но скоро я стану сильным. Вернись к часам.

— И зачем? Мы же там ничего не смогли сделать.

— Времена меняются.

Сьюзен достигла земли. Леди ле Гион неуклюже последовала за ней. На ее вечернем платье появились новые прорехи.

— Могу я дать тебе совет по поводу манеры одеваться? — спросила Сьюзен.

— Выслушаю с благодарностью, — вежливо откликнулась ее светлость.

— Длинные светло-вишневые панталоны? С таким платьем? Не слишком удачная мысль.

— Правда? Но они красивые и достаточно теплые. А что мне следовало предпочесть?

— Для такого фасона? Практически ничего.

— Да? А это приемлемо?

— Э… — Сьюзен побледнела от перспективы. Ей предстояло объяснить законы ношения нижнего белья кому-то, кто даже кем-то, по сути, не был. — Приемлемо. Для того, кто решит это выяснить, — ответила она. — Слишком долго объяснять.

Леди ле Гион вздохнула.

— Как и все остальное, — откликнулась она. — Взять, к примеру, одежду. Заменитель кожи для сохранения тепла тела? Легко сказать. Ведь касательно одежды существует столько правил и исключений, понять которые совершенно невозможно!

Сьюзен окинула взглядом Брод-авеню. Оно было битком набито замершими телегами, но Аудиторов нигде не было видно.

— Ничего, мы на них еще наткнемся, — произнесла она вслух.

— Да. Их будет много. Сотни по меньшей мере, — подтвердила леди ле Гион.

— Почему?

— Потому что мы всегда стремились узнать, на что похожа жизнь.

— Тогда наш путь лежит на Зефирную улицу, — сказала Сьюзен.

— А что нас там ждет?

— Винрих и Боттхер.

— А кто они такие?

— Я думаю, первые герр Винрих и фрау Боттхер давным-давно умерли. Но их дело до сих пор живет и процветает, — ответила Сьюзен, перебегая улицу. — Нам нужны боеприпасы.

Леди ле Гион догнала ее.

— А, я все поняла. Они делают конфеты?

— Ха! Ты б еще спросила: гадит ли медведь в лесу? — фыркнула Сьюзен и тут же осознала свою ошибку[16].

Но слишком поздно. Леди ле Гион на мгновение задумалась.

— Да, — наконец сказала она. — Насколько мне известно, данные существа выделяют продукты жизнедеятельности именно так, как ты говоришь, по крайней мере в зонах умеренного климата, но существует ряд…

— Я просто хотела сказать: да, Винрих и Боттхер делают конфеты.

* * *

«Тщеславие, о тщеславие…» — подумал Лю-Цзе.

Он сидел на молочной повозке, беззастенчиво грохочущей по улицам застывшего города. Ронни считал себя богом, а существа подобного толка не привыкли прятаться. В смысле действительно прятаться. Обычно они всегда оставляют некое подтверждение своего существования — какую-нибудь изумрудную табличку, какой-нибудь шифр на гробнице в пустыне, хоть что-нибудь, что сказало бы пытливому исследователю: «Я был здесь, и я велик».

Чего еще могли бояться первые люди? Возможно, ночи. Холода. Медведей. Зимы. Звезд. Бескрайнего неба. Пауков. Змей. Друг друга. Люди столького всегда боялись!

Он сунул руку в котомку, достал потрепанный экземпляр Пути и наугад открыл.

Коан 97: «Наступай на других так, как хотел бы, чтобы они наступали на тебя». Гмм. Не слишком-то подходит к данной ситуации. Кроме того, он не был уверен в том, что записал эту фразу правильно, хотя она не раз выручала его. К примеру, на ногу слонам он старался не наступать.

Лю-Цзе попробовал еще раз.

Коан 124: «Ты поразишься, сколько всего можно увидеть, если открыть глаза».

— Что это за книга, а, монах? — спросил Ронни.

— Так, обычная маленькая книжка, — ответил Лю-Цзе и огляделся по сторонам.

Повозка проезжала мимо похоронного бюро. Владелец вложился в огромные застекленные витрины, хотя любой профессиональный гробовщик понимал: честно говоря, он не много такого может предложить, что выглядело бы привлекательно на витрине. Поэтому многие похоронные бюро ограничивались строгими темными занавесями и, быть может, изящной погребальной урной.

Но в этой витрине было… имя Пятого Всадника.

— Ха! — тихо воскликнул Лю-Цзе.

— Увидел что-то смешное, да, монах?

— А ведь если так рассудить… То вполне даже очевидно, — сказал Лю-Цзе скорее себе, а не Ронни.

Потом повернулся на своем сиденье и протянул руку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});