Кровавый рассвет - Казаков Дмитрий Львович

Тот, кого сельтаро почитали как посланца Великого Древа, корчился, словно его мяли громадные ладони. По лицу текли настоящие струи пота, над вставшими дыбом рыжими волосами клубилось облачко зеленого свечения. Плечи были согнуты, точно их давила незримая тяжесть.

Заклинание столкнулось с заклинанием, сила с силой, и ни одна пока не могла одолеть.

– Не будь я Гундихар фа-Горин! – с чувством проговорил гном. – Чем мы можем ему помочь?

– Боюсь, что ничем, – ответила Саттия. – В поединок колдунов лучше не соваться. Прикройте меня, я гляну, что с гоблином.

Она быстро склонилась к Такули-Варсу, приложила ухо к груди. Сердце не билось – Мастер Вихрей с «Дельфина» отдал всю свою силу без остатка, чтобы спасти почти незнакомых ему роданов.

Осознав это, Саттия ощутила бешеный, опаляющий гнев.

«Подождите, твари, – подумала она, глядя туда, где стояли трое в бурых балахонах. – Дайте мне только подобраться поближе».

Пропитанную Тьмой плоть способно поразить лишь то оружие, что само несет в себе частички Предвечной Госпожи, и Хранительница в состоянии наложить подобные чары на свой клинок…

Бенеш отступил на шаг, из горла его вырвался сдавленный хрип. Бело-зеленая волна покатилась назад, а черные фонтаны, наоборот, выросли, поднялись чуть ли не до неба.

– Э, так не пойдет… – Недоумение отразилось на лице Гундихара, и тут Бенеш упал, сначала на колени, а потом уткнулся лицом в доски причала.

Свалился и один из учеников Харугота, и два заклинания, что до сих пор давили друг на друга, разрушились. Волна погасла, фонтаны рухнули, во все стороны ударили ошметки силы. Налетевший вихрь заставил покачнуться корабли на глади Теграта, глухо заворочалось что-то в глубинах.

А потом катаклизм закончился, и стало ясно, что Саттия, тар-Готиан и Гундихар остались втроем против всего терсалимского воинства.

– Ну что же, теперь можно только красиво умереть, захватив с собой побольше врагов, – сказала девушка и подняла перед собой меч.

В зиндане Олен и Харальд провели четырнадцать дней.

Время в душной яме, полной приглушенных жалоб, вони и мрака, тянулось невыносимо медленно. Отсюда не было видно неба, восходов и закатов, и только очередная кормежка давала понять, что миновали еще сутки. Сверху на веревках опускали бадейку с тюрей и факел, свет падал на склизкие стены, на изможденных существ, мало похожих на людей.

Бадейка пустела, и свет исчезал, вновь сгущалась тьма, такая плотная, что ее можно было кусать.

К новичкам никто не проявлял особого интереса. Местные долгожители пребывали в дремотном оцепенении, безумцы – в мире собственных грез, и никому не было дела до соседей.

Каждый существовал наедине с собственной болью.

Харальд оставался спокоен, точно находился не в подземной темнице, а на хорошем постоялом дворе, где на ужин – пять перемен блюд, а служанки всегда улыбаются. Рендалл же мучился страшно, и терзала его вовсе не вонь и грязь, и не отвратительная пища, едва приглушавшая голод.

Страдания вызывало то, что он оказался лишен Сердца Пламени и ледяного клинка.

Эти два предмета, два могущественных артефакта за время пользования словно вросли в его плоть, стали частью не только тела, но и души. И когда их забрали, остались кровоточащие раны.

Олену снилась Верхняя Сторона, океаны ласкового огня, что качали его на волнах, как ребенка. В часы бодрствования в видениях являлось оружие из кости йотуна, и эти видения были настолько яркими, что уроженец Заячьего Скока порой забывал, где именно находится.

Хотелось схватиться за шероховатую рукоятку и ринуться в бой…

Но видения уплывали, и он оставался в темноте зиндана, кусая кулаки, дабы заглушить душевную боль. Чтобы отвлечься, вспоминал все, что было в прошлом, – приемных родителей, путь через Вечный лес, знакомство с Саттией, схватку с гостем Нижней Стороны, Тенос и Вейхорн…

Рендалл грезил в очередной раз, когда сверху донеслись лязг и скрежет. Потолок рассекли пылавшие нестерпимо ярким светом щели, обозначились очертания раскрытого люка.

– Эй, свиные морды! – прозвучал из него голос, и вниз поползла веревка с петлей на конце. – Где северяне, недавно доставленные? Их, во имя Синей Луны, для допроса требуют!

– Это за нами. – Харальд толкнул Олена в бок и поднялся.

– А, что? Клянусь Селитой… – В первый момент тому показалось, что это еще один мираж, мечта, ставшая явью.

Но веревка, в которую он вцепился, оказалась шершавой, а рывок, сотрясший все тело, стряхнул одурь. Олена потащило вверх. Проплыл в отверстие люка, стала видна лебедка, к которой через блок крепилась веревка, двое вращавших ее стражников. Еще один держал наготове лук, другой – зажженный факел.

У стены стоял Махрид Богалак, лицо его было озабоченным, в руках – набитый мешок.

– Ты? – спросил Рендалл.

– А ты кого ждал? Акрата с братьями? – проворчал старый сотник. – Ну и вид у тебя, словно у умалишенного. Давай, вылезай из петли и переодевайся. Я одежду принес, какую вы, гоняки, любите.

В мешке обнаружились новые штаны и рубаха, колет цвета свежей зелени. Олен с наслаждением стащил с себя пропитавшуюся вонью зиндана одежду, сбросил ее в люк, откуда только что вытащили Харальда. Приняв от Богалака ледяной клинок, с трудом удержался от радостного возгласа, а прикосновение к Сердцу Пламени вызвало судорогу наслаждения.

– Я готов, – сказал Харальд, вешая на пояс ножны собственного меча. – Не долго ты нас тут продержал?

– Уж больно искали, – пожал плечами старый сотник. – Никак не успокаивались. Всюду шарили, даже по подвалам в трущобах и по складам в порту. Кучу тайников нашли, кое-кого повесили. Но дело не в этом, заешь меня черви. В порту сейчас творится бог знает что. Стражу сняли чуть ли не со всех ворот, и туда погнали. Болтают о колдуне, что на город напал. Самое время бежать…

– Бежать? – Олен покачал головой. – А вот мне было бы интересно поглядеть на того смельчака, что бросил вызов всей силе Харугота.

Грохнула, закрываясь, крышка люка, взвизгнули ржавые петли. Стражники закрепили веревку и зашагали по коридору. Бывшие узники и Богалак пошли следом, мимо покрытых трещинами и копотью стен.

Через дверь из толстых, окованных железными полосами досок прошли в караулку, а затем и на улицу. Рендалл прищурился, когда на лицо попали лучи вечернего солнца.

– Может быть, уйдете из города? – без особой надежды предложил старый сотник. – Такая возможность…

– Сначала, клянусь Селитой, глянем, что там происходит, – твердо ответил Рендалл, и они пошли на запад, к порту.

Не успели миновать и двух кварталов, как дрогнула земля, а меч на поясе Олена испустил волну холода. Над городской стеной поднялось бледно-зеленое мерцание, и через мгновение его заслонили струи ударившего снизу черного дыма.

– Что там творится? – спросил Харальд.

– Идет бой, – ответил, возникая из пустоты, Тридцать Седьмой. – Сошлись в схватке две силы. Одна принадлежит Внешней Тьме, – лицо ордана перекосило от гнева, – вторую я описать не могу, ибо никогда не сталкивался с ней… Ни я, ни кто-либо из моих сородичей. Это странно.

– Кто-то сражается с учениками Харугота, – сказал Олен. – Значит, он наш союзник! Вперед, поможем ему!

У ворот, что вели через стену, врезались в плотную толпу зевак. Горожане стояли тесно, чуть не лезли друг другу на спины, одни норовили протолкаться вперед, другие – протиснуться назад.

– Чтобы пробиться – таран нужен, – заметил Харальд, и тут сзади донесся топот копыт.

– В стороны, быстро! – приказал властный голос, свистнула плеть, и кто-то непонятливый взвизгнул от боли.

Дорогу через толпу прокладывал небольшой отряд всадников. Виднелись дорогие доспехи, блестели украшенные плюмажами шлемы, лица под ними выражали презрение и гнев.

– Городское ополчение, – прошипел Богалак, – таристеры, что дали присягу регенту. Им разрешили носить оружие, но за это обязали выступать по первому приказу наместника. Похоже, такой приказ был отдан.