Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Дело в том, что на протяжении многих лет на побережье Папуаковиай нападали хонгии (морские экспедиции), снаряжаемые султанатом Тидоре под предлогом сбора дани. Эти экспедиции буквально опустошали побережье, грабили и убивали папуасов, обращали многих из них в рабство. Примерно такой же характер имели пиратские набеги, совершаемые с островов Серам-Лаут и Горонг. Спрос на рабов стал важным источником войн между местными племенами, и это усиливало на побережье атмосферу подозрительности и тревоги. «Постоянные опасения быть убитым и ограбленным, — записал в дневнике Миклухо-Маклай, — принуждают туземцев жить преимущественно в своих пирогах, перекочевывая с места на место»[559]. «Сколько раз этих людей грабили, избивали, уводили в рабство, — гласит другая запись. — Один тидорский принц Амир несколько лет тому назад увез, как говорят, много сотен людей отсюда. <…> Не удивительно, что каждый кажется им неприятелем. Они также в свою очередь старались отплатить без разбора всем, кто легкомысленно попадался им в руки»[560].

В целом экспедиция на Берег Папуаковиай оказалась менее результативной, чем пребывание на Берегу Маклая, хотя его главная задача — антропологическое изучение местного населения в сопоставлении с папуасами, живущими в районе залива Астролябия, — была выполнена. Николаю Николаевичу удалось также сделать интересные наблюдения над образом жизни обитателей Папуаковиай, внести вклад в географическое изучение этого района, собрать фаунистическую коллекцию. Дневниковые записи дополнены превосходными рисунками; их сохранилось более двадцати. На них изображены местные жители, их жилища и магические предметы, пейзажи, домик путешественника на мысе Айва. Учитывая крайне неблагоприятную обстановку, в которой пришлось действовать Миклухо-Маклаю, и состояние его здоровья, исследования путешественника на Берегу Папуаковиай можно уподобить подвигу.

В 1902 году, то есть через 28 лет после Миклухо-Маклая, Берег Папуаковиай посетил русский натуралист К.Н. Давыдов. Он пробыл в этом районе только две недели, так как увидел, что «научные исследования там невозможны»[561]. «Никогда в жизни не чувствовал я себя столь подавленным и удрученным окружающей обстановкой, — писал он о своем посещении Папуаковиай. — Как никто понял я там всю цену и значение подвига Миклухи-Маклая»[562].

На Молуккских островах

Без особых происшествий урумбай за пять дней дошел до Молуккских островов. По пути Миклухо-Маклай запретил где-либо останавливаться, так как ему стало известно, что его пленник, Саси, уговаривал некоторых «матросов» помочь ему бежать, обещая за это щедро вознаградить их товарами, вывозимыми с Берега Папуаковиай. Урумбай подошел лишь на несколько часов к острову Горонг, чтобы пополнить запасы продовольствия и пресной воды, а на следующий день, 29 апреля, бросил якорь у острова Килвару в группе Серам-Лаут, откуда путешественник в феврале отправился в плавание к берегам Новой Гвинеи.

На Килвару Миклухо-Маклай был радушно встречен местным раджей, который поселил его в доме для почетных гостей. Путешественник послал Иосифа Лописа на небольшом голландском паруснике на остров Банда с письмами местному голландскому ассистент-резиденту и резиденту в Амбоине с известием о своем прибытии на Килвару и стал ждать парохода, чтобы отправиться на нем в Макасар, а оттуда на Яву. Это ожидание растянулось натри недели.

Миклухо-Маклай использовал пребывание на Килвару, чтобы вчерне написать сообщение в РГО «Мое второе путешествие на Новую Гвинею», провести антропологические исследования и поближе познакомиться с бытом и нравами местного, по преимуществу смешанного населения.

Особое внимание путешественник уделил обследованию малайско-папуасских метисов. Помимо некоторых выводов, имеющих узкоспециальный интерес (о передаче по наследству отдельных признаков каждой из рас), Миклухо-Маклай установил, что межрасовые браки дают здоровое потомство, а не приводят к его физической и умственной неполноценности; более того, физиономии детей смешанного происхождения оказались «интеллигентнее и живее, чем у чистокровных (особенно малайских) детей»[563]. Опубликовав вскоре эти наблюдения в ба-тавском научном журнале, исследователь нанес еще один удар по воззрениям современных ему антропологов-расистов.

Как отмечалось выше, Миклухо-Маклай после 1871 года избегал широких выводов и обобщений. Но в связи с антропологическими изысканиями, проведенными на Килвару и соседних островах, он занес в дневник гипотезу, новаторскую для того времени и не утратившую своего значения до наших дней: «Итак, вероятно, что папуасы, как и негры, очень измененное племя, происшедшее от индифферентного родоначального племени с курчавыми и прямыми волосами»[564].

Миклухо-Маклай записал легенды о хвостатых людях и духах-оборотнях, родословную раджи Килвару, с интересом наблюдал по вечерам мужскую военную пляску чикалеле — пережиток танца охотников за головами, занялся своим излюбленным делом — препарировал пойманную акулу. Его по-прежнему донимала малярия. Полностью рассчитавшись за аренду урум-бая и с нанятыми им людьми, включая двух амбонцев-христиан, Николай Николаевич остался практически без денег. «Вино, сахар, кофе на исходе. Денег, рису, бисквитов более нет», — с грустью записал он в дневнике накануне отплытия из Килвару[565].

Николай Николаевич нарисовал портреты нескольких малайско-папуасских метисов. Среди них была Бунгарая — молодая женщина 25 — 27 лет. Вскоре она стала его любовницей — возможно, по воле раджи, желавшего угодить путешественнику. В дневнике, не предназначенном для печати, Миклухо-Маклай довольно подробно, с натуралистическими деталями описал свою связь с Бунгараей. В этих записях путешественник предстает перед нами не столько как любовник, сколько как довольно бесстрастный ученый-натуралист. Приведем несколько отрывков из них[566].

«Вечером, незваная, пришла Бунгарая — я не мог воздержаться и отослать ее! Хотя было не более 7 часов. Я предполагаю, что папуасские ласки мужчин иного рода, чем европейские, по крайней мере, Бунгарая с удивлением следила за каждым моим движением и хотя часто улыбалась, но я не думаю, что это было только следствием удовольствия. Несмотря на малый рост, vagina показалась очень длинною. Внешние губы не велики» (9 мая).

«Вечером опять пришла Бунгарая. Утром при уходе я подарил ей кусок катуна (хлопчатобумажной ткани, идущей на женскую набедренную одежду. — Д. Т.), которым она, кажется, не осталась довольна; так как у меня остается всего-навсего ½ gulden'a, то денег не пришлось дать. Она говорила что-то, но я не мог понять, кажется, просила денег, желала серег, браслет. Слыша, что я хохочу (было темно), она что-то стала сердито бормотать, я еще более хохотал, она несколько раз толкала меня в бок не слишком нежно, потом даже намеревалась с досады укусить (!) меня раза два. Я ее успокоил тем, что 3-й раз за ночь удовлетворил ее желание» (10 мая).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});