Царичина - Владимир Симеонович Манчев

нырять в воду, и, стараясь унять нервную дрожь, выдал такой монолог:

— Дари, — ты самая необыкновенная и прекрасная девушка из всех, кого мне доводилось видеть. А я — всего лишь обыкновенный человек, не царевич на белом коне, не герой, не большой ученый или деятель искусств и могу обещать тебе лишь любовь, верность, заботу и защиту (насколько смогу и насколько хватит сил), но я был бы самым счастливым человеком во всех мирах, если бы ты согласилась стать моей женой.

Что говорить далее, я не знал и просто протянул Дарине коробочку. Девушка, робко улыбнувшись, взяла футляр, достала кольцо, рассмотрела его, надела на безымянный палец правой руки, вытянув ее, полюбовалась ювелирным изделием, улыбнулась снова, на этот раз уже широко и радостно.

— Какая прелесть! Спасибо, Андрюша! Вставай.

— Рад, что тебе понравилось.

— Ну конечно! Ты так и будешь стоять? — улыбаясь спросила моя любимая.

— Извини, Дари, но ты не ответила на мой вопрос.

— На какой вопрос? — хитро прищурившись, спросила она.

— Согласна ли ты стать моей женой. — выдавил я.

— Согласна.

— Спасибо огромное! — вскочил автор этих строк и, не удержавшись, обнял самую прекрасную девушку всех миров, времен и народов.

Я гладил ее по спине, по длинным русым волосам, шептал какие-то нежные слова, целовал и чувствовал, как пол под ногами начинает покачиваться, словно палуба.

— Ты думал, что я скажу «нет»? — слегка отстранившись, пристально глядя мне в глаза, спросила Дарина.

— Да, я боялся этого. Кто я такой? Обычный болгарский перец, а ты… Ты — самая прекрасная девушка всех миров, которые я знаю.

— Всех-всех?

— Всех-всех.

— Как ты себя назвал? Обычный болгарский кто?

— Не кто, а что — перец. Это овощ такой, с плодами в виде мясистых стручков красного, зеленого и (реже) желтого цвета, семейства пасленовых, кажется.

— Подожди. — Дарина достала из кармана жакета наладонник и начала что-то искать — Вот такой?

— Да. — подтвердил ваш покорный слуга, посмотрев на картинку.

— А почему ты назвал себя пепером? — спросила самая прекрасная девушка всех миров.

— Это жаргонизм. Социальный диалект. — пояснил я, видя непонимание во взгляде подруги — На литературном языке — парень. А по-гиперборейски перец — пèпер?

— Да. А почему болгарский? — не унималась моя невеста.

— Так я же плод болгаро-советской дружбы.

— Странно у вас все. — вздохнула Дарина — Столько много народов. Наверное, трудно определиться, кто ты, когда у тебя разные предки?

— Да, нелегко. Один мой знакомый даже заметил, что мы словно в реке — между двух берегов и ни к одному пристать не можем. И все-таки, я чувствую себя больше русским, чем болгарином.

— Алеша говорил, что среди твоих предков были представители еще одного народа?

— Ага, немцы. Прадед по материнской линии — обрусевший немец, Генрих Иванович Штайнер — инженер-железнодорожник. В гражданскую войну был командиром бронепоезда, потом полком командовал. Воевал за «красных», а его брат — за «белых». Он потом в Германию уехал.

— У вас была гражданская война?

— Да. После третьей по счету революции. Причем от первой до третьей всего двенадцать лет прошло.

— Ужас! Ведь твой прадедушка мог убить своего брата. Или он его.

— Такая у нас история, Дари. А Генриха Ивановича в тридцать восьмом расстреляли. Не спасло даже то, что он в гражданской за «красных» воевал, да и после войны на хорошем счету был.

— Как расстреляли? За что? — непонимающе и испуганно посмотрела на меня Дарина.

— По доносу. Припомнили, что он дворянин, хотя и мелкий, бывший царский офицер, да еще и немец впридачу, брат его на стороне «белых» воевал, состряпали дело и приговорили к высшей мере, то есть к расстрелу. В тридцатые годы двадцатого века это было распространенным явлением. До сих пор точно не известно, сколько людей расстреляли и замучили в застенках. А может быть, известно, но народу не сообщают.

— Почему не сообщают?

— Да кто ж их знает? Может быть, для сохранения мира и единства в обществе. Боятся, что люди мстить начнут, или прикрывают потомков тех, которые творили всякие безобразия. Есть даже точка зрения, согласно которой та волна репрессий — часть плана по уничтожению России. Западу совершенно неважно, какая у нас форма правления: монархическая, социалистическая, капиталистическая, главное — разрушить Россию, завладеть ее богатствами.

— Какой страшный у вас мир.

— Да, наш мир весьма далек от совершенства. — саркастически усмехнулся я — Но, наверное, самое страшное, что мы к этому привыкли и не видим (или не хотим видеть) иного пути развития.

— А какой он, этот иной путь? — моя невеста посмотрела на меня, словно учительница на ученика.

— Гуманистический. — не задумываясь (ибо долго размышлял над этим вопросом) ответил я — Главной ценностью общества нового типа должна быть гуманистическая личность, то есть человек разумный, воспитанный, культурный, образованный, социально ответственный, обладающий чувством справедливости, соблюдающий законы своей страны, уважающий традиции своих предков. Да, в конституции Российской Федерации записано, что человек является главной ценностью, но ведь люди разные бывают. Нельзя же всех под одну гребенку стричь.

— Разве у вас нет принципа дифференцированного подхода?

— В том-то и дело, что нет. И принцип справедливости отсутствует. — вздохнул я и решил сменить тему разговора — Да что мы все о таких страшных и серьезных вещах говорим? Давай побеседуем о чем-нибудь более приятном.

— О чем, например?

— Не знаю. Предложи что-нибудь.

— Хорошо. — ответила Дарина — Пойдем на балкус.

— Куда?

— Туда. — девушка кивком головы указала на балкон, взяла меня за руку и потянула за собой.

Проходя мимо двери с зеркальным стеклом, я ненадолго остановился, обнял Дарину за талию, слегка развернул к блестящей поверхности и сказал, указывая на наше отражение:

— Посмотри, какая красивая пара.

Но Дарина ничего не ответила, а только улыбнулась, погрозила мне пальчиком и слегка подтолкнула к выходу.

Когда мы вернулись в зал, там нас уже дожидались Северов, Рокотов, мой отец и Найденов. Моя любимая, извинившись, покинула наше мужское общество, одарив меня на прощание своей очаровательной улыбкой. Алексей взял со стола забытую сестрой коробочку из-под помолвочного кольца, многозначительно посмотрел на меня, затем предложил Иванову-старшему, Бориславу и Олегу продолжить беседу в передней, а ваш покорный слуга был приглашен в его комнату, нетрудно догадаться для чего.

Когда мы расположились в удобных креслах в комнате Северова, он молча поставил красную коробочку на стол и устремил на автора этих строк проницательно-гипнотизирующий первушинский взгляд.

— Да, Алексей, я сделал Дарине предложение. — понял я смысл этого взгляда — И прошу у тебя руки твоей сестры.

— Ты уверен в своих чувствах, Андрей?

— Более чем.

— Ну что ж. — Алексей встал, подошел к изящному,