Здесь умирает надежда - Энн Малком

бы быть злодейкой, даже если бы попыталась.

Я сфокусировала свой взгляд на нем.

— Ты ошибаешься, — возразила я. — Потому что вот как я это переживаю. Я не выхожу с новыми силами к жизни, я не становлюсь вдохновляющим человеком, человеком «все происходит по какой-то причине», как делают люди в подобных ситуациях.

Я вздохнула, совершенно измученная перспективой жизни за пределами этой больничной палаты.

— Нет, я буду злодейкой, — решила я. — Не в общепринятом смысле, конечно. Но я причиню людям боль. — Мой взгляд встретился с его. — Я сделаю тебе больно. Я ничего не смогу с этим поделать.

Его лицо было искажено печалью.

— Милая, причиняй мне боль, сколько хочешь. Обещаю, что выдержу это. Обещаю, что никуда не уйду.

Я отвела свой взгляд от него, глядя в потолок.

— Вот чего я боюсь, — пробормотала я.

Он больше ничего не сказал, просто сел рядом со мной. Я крепко зажмурилась и притворилась спящей.

В палате были только я и мама.

Карсон, вероятно, стоял за дверью. Конечно, он спал здесь, когда все уходили, но он не оставался внутри, когда здесь были другие люди.

Не знаю, стоял ли он на страже или просто не хотел быть далеко от меня. Я предполагала, что все еще нахожусь в опасности. Но, может быть, и нет. Это было послание. Джею. Я предположила, что целью была Стелла, его жена. Они говорили ему, что могут причинить вред. Что они могут и будут обрывать жизни.

Я представляла, что все будет только хуже. Но, помимо благополучия и безопасности моей подруге, меня все это мало заботило.

Не часто мы с мамой оставались здесь одни. Она избегала этого. Необходимость встретиться со мной лицом к лицу, необходимость найти, что мне сказать. Я это понимала.

Она возилась с цветами. Их продолжали присылать, и я чертовски ненавидела их. Все в различных «симпатических» аранжировках. Со вкусом обставлены. Из лучших побуждений, конечно. Но я чертовски ненавидела их вид. Цветущие жизнью и энергией. Я хотела разорвать их на части.

Когда она заговорила, то стояла ко мне спиной:

— Я потеряла троих детей, прежде чем родила тебя. — Слова были сказаны так нежно, почти шепотом.

Но они гремели у меня в голове, пробиваясь сквозь оцепенение, охватившее мое тело. Я никогда раньше не слышала, чтобы моя мать говорила таким тоном. Я никогда не слышала от нее таких искренних эмоций. Она всегда говорила осторожно, с почти неразличимым акцентом. Чрезвычайно богатая, стильная, успешная и эксцентричная женщина с маской, скрывающей ее ауру, чтобы оставаться недосягаемой и отстраненной.

Наконец, она повернулась ко мне, медленно подошла к кровати, положив руки на край, ее пальцы слегка скользили по моим ногам, как будто она боялась, что причинит мне боль.

— Два выкидыша и один мертворожденный, — продолжила она с остекленевшими глазами. — Мальчик, — ее голос был жестким, и она смотрела на меня, но как будто сквозь, — Генри. Он был таким крошечным. Я держала его на руках, прежде чем они забрали его. — Она надолго замолчала.

— Мы не говорили об этом с твоим отцом, — она глубоко вздохнула. — Я не могла. Я испытывала непреодолимое чувство вины. Я ненавидела себя и боялась, что он тоже ненавидит меня. Чтобы выжить, чтобы сохранить свой брак, мне пришлось отключить все эти чувства. Пришлось забыть эти беременности, пришлось забыть Генри. Я ничего из этого не признавала. Не говорила об этом друзьям.

Она разгладила простыни, прикрывающие мое тело, хмуро глядя на них, как будто злясь, что это не она принесла их и не отпарила сама.

— Видишь ли, тогда эти вещи не обсуждались. — Она снова посмотрела на меня. — Особенно не в тех кругах, в которых мы вращались. Темы разговоров были о том, кто сделал подтяжку лица, о новой недвижимости во Франции или о том, у кого роман с инструктором по теннису. Истинные трагедии были замалчиваемы и никогда не упоминались. Особенно потеря детей. Ожидалось, что женщины будут продолжать в том же духе… молча. Разбираться с такими вещами в одиночку. Это заставляло людей, особенно мужчин, чувствовать себя неловко.

Она вздохнула, сжимая мою ногу, но нерешительно. Моя мать не знала, как прикоснуться ко мне. Мы не были привязаны друг к другу не так, как я с отцом.

— Твой папа хотел помочь, хотел быть рядом, но он не знал как. Особенно когда я невероятно убедительно показывала, что все в порядке. Даже несмотря на то, что я была выпотрошена изнутри. Но я продолжала вести бизнес, ходить на благотворительные мероприятия, ремонтировать дом, вставать по утрам. А потом я забеременела тобой. — Она улыбнулась мне с грустью, которая разбила мне сердце. Так бы и случилось, если бы оно уже не разлетелось на тысячу крошечных кусочков. Я даже не уверена, что оно вообще существует.

— Я не была счастлива, — продолжила она. — Не могла позволить себе быть счастливой. Во всяком случае, я была зла. В ярости от того, что мне придется пройти через все это снова. Я знала, что не переживу еще одной потери. Поэтому закрыла для тебя свое сердце. Я не позволяла себе надеяться, не позволяла себе любить тебя. Я готовилась каждый божий день потерять тебя. А потом ты родилась. Красивая. Идеальная.

Она снова сжала мою ногу, немного крепче.

— И все же я держала свое сердце закрытым. Я не позволяла себе осознать, как сильно я тебя люблю, потому что