Безутешный счастливчик - Венедикт Васильевич Ерофеев

покупки 3-й симфонии Онеггера и кражи Дюка начинается накопление фонотеки и муз. литературы.

май 1965 г. – Впервые слушаю 9-ю Малера. Утверждаюсь в своей непримиримости ко всем остальным музыкальным манерам (исключение для Стравинского).

1966 г. – Малер. Стравинский. Шостакович. Прокофьев. Шопен. Мийо. Рус. романс.

Заметки к истории муз‹ыки›:

Кто может нас обязать быть приятными, если мы этого не хотим – приятного обхождения – звенят литавры, гремят фанфары – во времена Павла I самым неприятным танцем считался вальс, был запрещен – и прежде, до него, Г. М., многие маскировали цинизмом свою сентиментальность, но допустить это в музыке он отважился первый – неудовлетворенность, раздражение, неприкаянность – ловкач, искусник – увеличенная квинта повторяется трижды, а это очень нехорошо – сильно, иногда с жаром – очень складно.

Заметки к истории муз‹ыки›:

В сочинении «Жестерен» здравый смысл, опытность, честность, мужество и грубый юмор – воют, как бесы перед заутреней – ‹нрзб.› – в 2–3-х фразах он излагает мысль и потом полчаса благодарит Провидение за то, что оно ниспослало ему ее – воздушность или массивность? – неслышное колыхание невидимых контуров – все человеческие проблемы решив, слегка утомлен, а наутро мутит нутро – достойное крохоборство Малери – громкое монотонное причитание – вслушивался с пытливым любопытством собаки – расстраивает нервы сначала, потом заставляет забыться спокойным, целомудренным сном – в мыслях, что ли, веселей сделалось? – побесились и завалились спать – вернее, так: побесились, ополовинили бутылку, высморкались и отерли слезы – «Дым коромыслом» – душа с телом расстается – не наружность благолепия – с колокольным перезвоном, ярманками, бесшабашной гульбою и мордобоем, – осатанел, смеется всем брюхом – резкость этих выходок неуклюжа, хоть и продуманна – хляби разверзлись, гром и молния, пыль столбом, дым коромыслом – взлохмаченность взамен причесанности – А не желаете ли вы фигу? – толстым голосом – ну, с непривычки поблюешь, не без этого – надорванно и кисло – высокое косноязычие М. и неразборчивость в плагиате, но зато слишком много есть что сказать – тает, как дым в небе, как воск от лица огня – грубость и бестактность у раннего Прокофьева – вопреки житейскому расчету (вместо здравого смысла) – где доброе что-то – Вы сейчас увидите, что это было не лишне.

Заготовки к истории муз‹ыки›:

«В земной и желтой меланхолии

она застыла, как надгробная покорность».

(«12-я ночь», Шекспир)

долго собирается с мыслями – с комсомольским огоньком – развязный топ-топ небрежной самоуверенности – о Р. Штраусе: припадки кровожадной ревности, пожалуй, а не семейная уютность – заходят с фланга и опять открывают огонь – гнев, возмущение или законная гордость? – склизкая, холодная, вялая и прозрачная – и, шамкая, выражает свое презрение к миру – поселив сомнения, затем подкрепляет и освежает – воздушность и чистота – Как зима, холодно, длинно – сначала огонь, потом вода, потом медные трубы – только лясы точит – Лазаря поет – сломя голову и не переводя дыхания – дает шороху – иль семь верст до небес и все лесом – от шепота до фортиссимо – плач и скрежет зубов – пышность и величие – поток мыслей, который я с удовольствием бы остановил – не брезговать и устарелыми оборотами – тяжеловесность этих шуток сравнивать с силлабическими мадригалами Кантемира – у Р‹имского›-Корсакова «роскошь мироздания» – раздражение мысли и чувств, больше ничего – у нас своей кручины довольно – можно назвать так: «горькая участь» – если, конечно, не дать себе труда вслушаться – разница в том, как трактует эту тему еврей и как – христианская душа – Ну, замолол, старый мозгляк! – в искусстве нашего времени не мелодия; мелодия серая, испитая, помятая или, наоборот, натуженная, апоплексичная – первый берет курс на Огарева, 2-й берет нас измором ‹нрзб.› еще – и улица ‹нрзб.› – водная стихия «сбоку брызжет, сверху льет», кот. говорит Пауль Хинд‹емит› – нервный и желчный субъект – и слишком много самодовольства – непринужденно – не лезет на стены – ломая кости, вышибает дух – хочет «твердой презрительной улыбки», но губы дрожат (Малер) – любопытство, вызываемое приближением чего-то решительного – нравственный мир и строгие ноты – у Толстого «незаметно проникает сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины – все об одном, все об одном чем-то, тяжелом и неразрешенном – или чающий вместить да вместит – потрясти и очистить наши души – воспитывает вкус и слух и внушает идеи – все, что может здесь уловить неопытное ухо и рассеянный ум – мишурный блеск – «вулканический стиль» – тема возвращается, и мы рады, но вовсе не потому, что она хороша, а потому, что нам свойственно радоваться чего-нибудь очень знакомого после долгого отсутствия

– неслышно, как трясутся поджилки и бегают мурашки, как волосы седеют, вставая дыбом – это не концерт, это обед из трех блюд: дешевая бурда на первое, из которой, при известном прилежании, можно что-нибудь выловить, второе подано под таким острым соусом и так проперчено, что вы только удивляетесь, но не хотите употреблять – и бланманже на десерт

Лечение шоком – о Малере, ‹нрзб.› соч‹инение› ‹нрзб.› неказистые гармонии (худосочность, тщедушность) – Хиндемит, эта логика, ни на чем не основанная, кроме как на деловых основаниях – Р. Штраус: говорить плоские вещи высокохудожественно – невинное кокетство у Пуленка – Д. Шостакович в каждой симфонии напоминает о своих дурных наклонностях – о хладнокровии Пауля Х‹индемита› говорят обычно с похвалой – Р. Штраус, ‹Simfonia› Domestica: колоссальность вместо ожидаемой камерности – никто еще с таким грохотом не выносил сор из избы и домашних тайн не предавал огласке с таким обилием (сугубо музыкальный термин) – о Малере, 9-й, 2-я часть – насмешка над творением божьим падшего и грешного сердца; финал – могущество благодати, побеждающей мизантропию, внушающей спокойствие и готовность – шутки Малера еще за 20 лет до него нашли бы озорством самого дурного пошиба – У Р. Штрауса: обставлена с комфортом – о Моцарте: «ясность, гармония, простота, юношество, благодатное небо, чистая детская совесть» (А. Герцен) – достодолжным образом написанные глазуновские симфонии – касаясь нежнейших фибр – кудрявая жизнь – Р. Штраус и Г. Малер: один в Берлине задирает нос, другой в Вене – но вешает – сравнение 8-й и 9-й Шостаковича начинать с той очевидной истины, что огорченный и встревоженный иудей всегда симпатичнее благодушествующего, сытого жида – и, согласитесь сами, это не для всякого удобно – он «знает закон и приличие» – Малер и Штраус, страдалец и триумфатор –