Гостья - Стефани Майер

Внутри Мелани корчилась в страданиях; непросто было отделить ее боль от моей. Я смертельно обиделась, потому что поцелуй Джареда оказался ненастоящим; она – потому что ей он показался вполне искренним. Прошло немало времени с тех пор, как рухнул ее мир, но, несмотря на бесконечную череду пережитых ею потерь, она впервые почувствовала себя преданной. Да, ее отец привел Ищеек к детям, но Мелани знала, что это не он. Она ощутила грусть, но не предательство. Ее отец погиб. А вот Джаред… Джаред был жив.

«Никто тебя не предавал, дурочка», – пожурила ее я. Мне хотелось, чтобы ее боль улеглась. Двойные страдания – слишком тяжелый груз, мне и моих достаточно.

«Как он мог? Как?»– выла Мелани, не обращая на меня внимания. Мы не могли сдержать рыдания.

Мы обе находились на грани истерики, и тут прозвучало одно-единственное слово… У входа в нору низкий, хриплый голос Джареда как-то по-детски спросил:

– Мел?

Глава 30

Сдержанность

– Мел? – повторил Джаред, и надежда, которую он так хотел скрыть, окрасила его голос.

Меня душили слезы – я еще не оправилась от потрясения.

– Это же ради тебя, Мел. Ты же знаешь. Не ради этой твари. Ты же знаешь, я целовал не ее.

Всхлипы перешли в рыдания. Почему у меня не получается заткнуться? Я попробовала задержать дыхание.

– Если ты там, Мел… – Он замолчал.

Мелани ненавидела это «если». Наружу вырвался всхлип, я словно хватала ртом воздух.

– Я люблю тебя, Мел, – сказал Джаред. – Даже если тебя там нет, даже если ты меня не слышишь. Я тебя люблю.

Я сдержала дыхание, до крови закусив губу. Физическая боль несколько отвлекала.

Снаружи стало тихо. Я наконец взяла себя в руки и тоже стихла, внимательно прислушалась, сосредоточилась на том, что могла услышать. Я не думала ни о чем, не издавала ни звука.

Тело мое изогнулось в чудовищной, невообразимой позе: голова в самом низу, правая щека прижата к шершавому каменному полу, плечи вдавлены в край коробки, правое – чуть выше. Ноги торчат под разными углами, правая икра уперлась в потолок. Борьба с коробками не прошла даром: по всему телу расплывались синяки. Придется объяснять Иену и Джейми, что я сама себя разукрасила. А как им объяснишь? Признаться, что Джаред поцеловал меня ради эксперимента: подопытному кролику всадили заряд тока и наблюдают за ним?!

И сколько еще мне вот так здесь торчать? Шуметь не хотелось, но спина, казалось, вот-вот не выдержит и сломается. С каждой секундой боль становилась невыносимее. Чем дольше, тем сложнее было ее терпеть. К горлу подкатывал стон.

Мелани было нечего мне сказать. Ярость и облегчение – вот что она чувствовала. Джаред разговаривал с ней! Он поверил в то, что она существует, сказал ей, что любит ее. Но поцеловал-то он меня. Мелани пыталась себя убедить, что переживать не стоит, что на то имелись свои причины, и на самом деле этот поцелуй был вовсе не тем, чем казался. Ее попытки особым успехом не увенчались. Ее внутренний монолог предназначался не мне: она не желала со мной разговаривать и в прямом смысле от меня отгородилась.

Я ощутила непривычную злость. Не такую, как в начале, когда я боялась Мелани и мечтала, чтобы ее удалили из моего сознания. Нет, я тоже чувствовала, что меня предали. Как она могла винить меня в случившемся? Это же глупо! Нет моей вины в том, что я влюбилась в воспоминания, которыми Мелани же меня и пичкала, что пошла на поводу у этого необузданного тела? Я переживала за Мелани, а вот ей было на меня наплевать. Более того, она злорадствовала. Люди злы.

В тишине у меня по щекам струились слезы, но куда спокойнее, чем раньше. Враждебность Мелани вскипала в моем сознании.

Внезапная невыносимая боль в согнутой, покрытой синяками спине стала последней каплей, переполнившей чашу терпения.

– М-м, – прокряхтела я и оперлась о камень и картон, пытаясь разогнуться.

Плевать на шум, нужно отсюда выбираться поскорее. Я поклялась себе, что больше никогда не пересеку порог этой проклятой дыры, лучше умру. В буквальном смысле.

Выбраться наружу оказалось гораздо сложнее, чем залезть внутрь. Я крутилась и вертелась, пока не изогнулась, будто скрученный калач, и заплакала, как ребенок, испугавшись, что застряла здесь навсегда.

Мелани со вздохом посоветовала: «Цепляйся ступней за край и оттолкнись посильнее».

Я ее проигнорировала, стараясь протиснуть туловище мимо особенно острого угла. Угол врезался под ребра.

«Не вредничай», – проворчала она.

«Кто бы говорил!»

«Ладно. – Она помедлила, а затем уступила: – Ладно, прости. Честно. Слушай, я человек. Иногда перегибаю палку. Мы не всегда мыслим правильно, да и поступаем тоже». – В ее голосе слышалось сожаление, но она пыталась забыть тот поцелуй, простить его мне – по крайней мере, ей так казалось.

Я уперлась ногой в край и дернула. Коленка уткнулась в пол. Я воспользовалась ею как рычагом и отцепила ребра с острого угла. Стало проще вытащить другую ногу и дернуть еще раз. Руки нащупали пол, я протолкнулась наружу, словно младенец, рождающийся ногами вперед, и вывалилась на темно-зеленый матрас. С минуту я лежала ничком, пытаясь отдышаться. Джаред наверняка давным-давно ушел. Я размеренно вдыхала и выдыхала, пока не почувствовала, что готова поднять голову.

Пещера была пуста. Я вздохнула с облегчением, скрывая грусть. Хорошо, что я осталась одна – не так унизительно.

Я свернулась калачиком, спрятала лицо в вонючий матрас. Спать не хотелось, но усталость брала свое. Джаред отверг меня, и это давило тяжким грузом, отнимало силы. Я закрыла глаза и решила думать о вещах, от которых на глаза не наворачиваются слезы – о чем угодно, только не о потрясении, написанном на лице Джареда, когда он от меня отпрянул…

Интересно, что делает Джейми? Он знает, что я тут, или ищет меня? Иена сейчас не добудишься, он был так измотан… А Кайл? Что, если он проснется и начнет поиски? Где Джеб? Я целый день его не видела… Неужели док и вправду напился до беспамятства? На него это не похоже…

Я медленно очнулась, разбуженная ворчанием в желудке. Несколько минут я тихо лежала. День сейчас или ночь? Сколько времени я проспала?

Желудок настойчиво требовал еды, и я встала на колени. Судя по тому, как сильно я проголодалась, спала я долго – наверное, и обед, и ужин пропустила. Я подумала, не съесть ли что-нибудь из хранящихся здесь запасов – в конце концов, я учинила такой разгром, что наверняка найдутся испорченные упаковки. Но осознание этого факта лишь усугубило чувство вины. Лучше уж сходить на кухню за хлебом.

Сквозь огромную боль, что терзала сердце, свербила боль маленькая: я столько времени здесь провела и никто не забеспокоился, не пришел за мной… Какая глупость! С какой стати им за меня переживать?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});