Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов

Жаль, что здесь не добавили, сколько людей его лечи­ли, какие условия были для этого созданы. Простому смерт­ному, действительно, даже для этих микроскопических улучшений может понадобиться значительно больше вре­мени.

Ознакомление с медицинскими документами, дневника­ми, записями, которые до недавнего времени были сокрыты от научной общественности, дают основание сказать, что эти „улучшения" не привели к восстановлению ни речи, ни письма. Нельзя обнаружить ни одной осмысленной записи, сделанной ленинской рукой в это время, за исключением упражнений, когда пальцы Ленина находились в руке Круп­ской. Ведь нельзя же считать за доказательство легенду, что буквально накануне смерти Ленин якобы передает собственноручно написанную записку Гавриилу Волкову: „Гаврилушка, меня отравили…" Все это из области народных сказаний, веры в то, что чья-то злая воля ускорила кончину вождя.

Да, усилиями врачей, Крупской в общем состоянии Ле­нина во второй половине 1923 года наступило некоторое улучшение: он стал способен медленно, с палочкой передви­гаться по комнате, знаками, отдельными словами (особенно „вот-вот"), жестами смог элементарно общаться с окружаю­щими. Врач В.Крамер пишет об этом так: ноябре и еще более в декабре он был в состоянии говорить уже неко­торые слова самостоятельно, научился еще лучше писать левой рукой, мог также читать, по крайней мере, просматри­вая газету, всегда указывал в таких случаях весьма опреде­ленно на то, что его интересовало…"

Элементарные способности медленно восстанавлива­лись, но не было признаков, что интеллект сохранил свою силу. Однако все сообщения для печати, для партакти­ва давались только в оптимистических тонах. С 16 мая 1923 года, когда был опубликован Бюллетень № 35, сообще­ния о здоровье Ленина прекратились. В обществе возникло ощущение, что дело идет на поправку и окончательное вы­здоровление Председателя Совнаркома не за горами.

Большая откровенность в отношении состояния Ленина была по закрытым каналам. Например, Г.Е.Зиновьев 26 сен­тября 1923 года на партсовещании сообщил следующее (приведем фрагменты из стенограммы):

„Примерно с 20 июля началось улучшение в состоянии здоровья В.И., которое до сих пор развивается и с каждым днем становится заметнее… Три дня как он уже самостоя­тельно ходит, а рядом с ним один из товарищей на всякий случай… Он совершает прогулки на автомобиле… В худшем состоянии дело с речью — но и тут идет улучшение… Что касается самостоятельной речи, то теперь это плохо… Когда началось улучшение, дело было так, что он одного слога не мог произнести из двух букв. Теперь и здесь начинается улучшение…

Поднимался вопрос о переезде В.И. куда-нибудь на юг. Мы все предлагали на юг, но врачи против этого, а главное, В.И. против этого. Осипов говорит, по-видимому, он в лич­ной жизни консервативный человек и решительно против всякого юга…

Владимиру Ильичу читают газеты, сначала с пропуска­ми, теперь стали без пропусков. Ему прочитывают оглавле­ние газеты, и он выбирает, что ему читать и что не чи­тать… Относительно рурских событий Над. Конст. его вве­ла в курс событий и потом прочла ему. Он большого удив­ления не выразил. По поводу того, что на Украине у бо­гатых мужиков отбирают излишки, он выразил большое не­удовольствие, что это не было сделано до сих пор. Он отлично отдает себе отчет в своем состоянии и бережет себя очень… он дирижирует лечением, бережет себя…

Врачей он разгоняет вокруг себя, и с трудом им удается выслушать его… Они в конце июля давали отзывы край­не пессимистические, не оставлявшие ни одного процента надежды на хороший исход. Но со средины июля пошло дело к улучшению и не останавливалось".

Думаю, что это более или менее объективное освеще­ние состояния, в котором находился во второй половине года Ленин. Хотя, по ряду признаков, Ленин указывал в газете совсем случайные места: что читать. Положение Ле­нина стало относительно стабильным при параличе правой части тела и серьезном повреждении сосудов мозга. Посто­янное дежурство врачей отменяется.

Ленин несколько раз порывался поехать в Москву. На­конец 18 октября 1923 года на исходе дня такая поездка состоялась. Как писала Крупская, „в один прекрасный день он отправился в гараж, сел в машину и настоял, чтобы ехать в Москву". С ним едут Н.К.Крупская, М.И.Ульянова, про­фессора В.П.Осипов и В.Н.Розанов, сотрудники охраны. В Кремле его уже ждали люди из обслуги. Ленин с трудом поднимается в свою квартиру, с любопытством осматривает вещи, обстановку, книги и вскоре ложится отдыхать. Полу­разрушенный организм с трудом перенес почти полуторача­совую поездку.

На другой день Ленин в последний раз в своей жизни посещает свой кабинет в Кремле (благо, что все рядом), заходит в пустынный зал заседаний Совнаркома, выходит во двор. Отобрав ряд книг в своей библиотеке, Ленин изъявля­ет желание совершить поездку по Москве. „Экспедиция" отправляется на Всероссийскую выставку (сельскохозяй­ственной и кустарно-промышленной продукции). Но силь­ный дождь помешал осмотру. Вернувшись в Кремль за кни­гами, машина с Лениным берет курс на его последнее в жизни пристанище — Горки.

Я слышал однажды от одного уважаемого профессора, что Ленин приезжал „прощаться" с Москвой. Не знаю. Ду­маю только, что общий умственный уровень Ленина в это время едва ли был способен на столь сложные интеллекту­альные решения. Как покажет последующее вскрытие, мозг Ленина был поврежден болезнью в такой степени, что для многих специалистов было удивительно, как он мог даже элементарно общаться. Наркомздрав Семашко утверждал, что склероз сосудов был столь сильным, что при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по камню. Стенки многих сосудов настолько утолщились и сосуды настолько заросли, что не пропускали в просвете даже во­лоса. Это был глубоко больной человек, который продол­жал жить лишь благодаря беспрецедентному вниманию вра­чей и многочисленного окружения.

Художник Ю.Анненков, которого после смерти Ленина привлекли к отбору фотографий и зарисовок для книг, посвящавшихся Ленину, в Институте им. В.ИЛенина увидел стеклянную банку, в „которой лежал заспиртованный ле­нинский мозг… одно полушарие было здоровым и полновес­ным, с отчетливыми извилинами; другое как бы подвешено на тесемочке — сморщено, скомкано, смято и величиной не более грецкого ореха.

Когда к Ленину были в пробном порядке посланы О.А.Пятницкий и И.И.Скворцов-Степанов, чтобы расска­зать о работе Коминтерна и Моссовета, он встретил их сообщения безучастно. Правда, порой возбуждался и не в самых подходящих местах произносил свое „вот-вот". По­пытки официальной историографии воссоздать облик Лени­на последних одиннадцати месяцев его жизни как человека, живо интересовавшегося проблемами партии и страны, — просто неуважение к больному человеку. Столь больному, что приходится лишь удивляться, как он так долго жил после мартовского удара.

Страшные фотографии последних месяцев жизни — об­лик долгой агонии человека, надломившегося от непосиль­ной ноши. Ленин стал жертвой своей неостывающей стра­сти к власти.

Почти вся жизнь до 1917 года для Ленина была свобод­ным политическим, литературным творчеством без каких– либо регламентов, обязательных присутствий, чиновничьего долга, обременительных бытовых и служебных обязанно­стей. И вдруг без какого-либо административного, государ­ственного опыта оказаться на самой вершине власти гигант­ской страны. Организм быстро надломился, хотя, возмож­но, дело не обошлось и без наследственных влияний. Отец, Илья Николаевич, умер в таком же возрасте от схожей, но скоропостижной болезни.

После мартовского удара Ленин редко общался со свои­ми соратниками. Еще в декабре 1922 года Политбюро согла­силось с предложением Сталина „за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки". Даже многочисленному обслуживающе­му персоналу — повар, кухарка, садовник, санитары, медсе­стры, охрана — не позволялось без нужды „маячить" перед взором больного. Считалось, что частые и несанкционированные контакты вызывают возбуждение, расстройство Ле­нина. Когда появлялось, допустим, в аллее кресло-коляска, которое катил санитар или начальник охраны П.П.Паколи, оказавшиеся там люди незаметно уходили с глаз долой.

Люди, которым довелось встречаться с Лениным в это время, испытывали сложные чувства. Перед ними был чело­век, еще год-полтора тому назад олицетворявший мозг и сердце революции, а сейчас это было существо с жалкой полуулыбкой и печальными больными полусумасшедшими глазами.

Навещали Ленина немногие. В июле приехал к нему брат Д.И.Ульянов. В этом же месяце Ленин, случайно встре­тившись в северном флигеле здания с управляющим совхо­зом „Горки", пробыл у него целых три дня, повергнув в смятение врачей и близких. В ноябре вновь к Ленину приез­жает профессор В.М.Бехтерев; больной встречается с секре­тарем Исполкома Коминтерна О.А.Пятницким, одним из ру­ководителей Госиздата И.И.Скворцовым-Степановым. Поз­же у него были полпред РСФСР в Германии Н.И.Крестинский, редактор журнала „Красная новь" А.К.Воронский. Можно назвать еще двух-трех человек (кроме врачей и об­служивающего персонала), которые встречались с больным вождем. „Каждое свидание волновало Владимира Ильича, — вспоминала Крупская. — Это было видно по тому, как он двигал после свидания стул, как судорожно придвигал к себе доску и брался за мел. На вопрос, не хочет ли он повидать Бухарина, который раньше чаще других бывал у нас, или еще кого-нибудь из товарищей, близко связанных по работе, он отрицательно качал головой, знал, что это будет непомерно тяжело…"