Укроти меня, или Грани раскола - Леси Филеберт

вертится это простое вроде бы слово — люблю.

Любить… Что значит — любить?

Любить — это глагол. Действие. Что должен делать человек, который любит?

Ласкать? Ну, ласкать и целовать можно и без каких-либо нежных чувств к человеку, ласка и поцелуи относятся к страсти, хотя мне они важны для проявления любви в том числе. Ласка — она ведь тоже разная, да? Некоторые ласки я могу позволить себе только с Лори, и мне даже в голову не приходит быть таким же с кем-то еще.

Заботиться? Как? Есть какой-то определенный набор действий, подходящий под критерии заботы, по которому можно оценивать «уровень любви»? А то, как Лори сейчас пытается поить меня с ложечки восстанавливающим зельем, — эта забота тоже относится к проявлению любви? Или она делает это просто потому что чувствует себя обязанной передо мной за спасение жизни? А как я бы повел себя на ее месте, если бы Лори была мне безразлична как девушка? Что бы я чувствовал, как бы я себя вел? Вряд ли поил бы из ложечки всякими зельями — для этого ведь есть лекари, верно? А отблагодарить можно разными способами, той же помощью в учебе, например. А небезразличную мне Лори я бы стал поить из ложечки?.. Ну да, стал бы… Собственно, я ее кормил, даже когда она дико уставала после тренировок, и у нее не было сил есть, а я волновался о том, чтобы ей не было плохо. Такое волнение, такая забота — это тоже проявление любви? А если так, то как давно на самом деле я влюблён?..

Помогать? А помощь какого рода можно охарактеризовать как «любит»? Донести тяжелые учебники — это входит в критерий «любить», или это банальная помощь слабому? Или всё зависит от контекста?..

А что еще входит в понятие «любить»? И когда это «любить» вообще появляется и проявляется впервые? Где находится та черта, которую я как-то незаметно для себя перешел?

Я полулежал на подушках, Лори помогла мне принять полусидячее положение. Полулежал, послушно глотая кисловатое зелье и слушая, как Лори тараторит без умолку, рассказывая о том, что произошло в академии и в мире в целом, пока я был в отключке. Всякие мелочи, в основном из разряда повседневных вещей, но сейчас мне было так приятно слушать Лори… Слушать и вспоминать, обдумывать…

Я вспоминал, как хорошо мы с ней всегда общались еще в ту пору, когда играли вместе, будучи детьми, когда коротали вечера, будучи подростками, когда мои родители ходили в гости к родителям Лори… Такие вечера мы часто проводили за игрой в какие-то настольные игры или за разгадыванием сложных головоломок. Лори всегда была интересным собеседником, с ней всегда было о чем пообщаться, с ней всегда было весело, и с ней всегда было легко. Но всё-таки я всегда ощущал ее просто классным другом…

Она изменилась за то время, пока мы не виделись. Сильно изменилась. Дело даже не во внешности и ее резко изменившихся аппетитных формах, на которые пялились все парни в академии… Дело в ее внутреннем ощущении себя и в чем-то еще, трудно понятным мне… Но когда Лори несколько недель назад вновь появилась в академии, я глянул на нее иначе. Как на девушку, которая вполне могла бы быть моей. Почему я не смотрел на нее так раньше? Потому что — взгляд… Как же у нее чертовски поменялся взгляд. Он стал такой… вызывающий, что ли. А я обожаю, когда мне бросают вызов. Воспринимаю это как молчаливый сигнал и сам тянусь навстречу. Ну а как не тянутся?..

Раньше Лори смотрела на меня иначе… Сейчас анализировал и думал — раньше она смотрела на меня испуганно и забито как-то, что ли… Как человек без внутреннего стержня. А когда в человеке такого стержня нет, он ощущается совсем иначе — тусклым, блеклым… никаким. А сейчас в Лори ощущался этот стержень очень твердо и ярко. Уверенная в себе девушка, которая точно знает, чего она хочет, невольно притягивает к себе взгляды. Вот и Лори мой взгляд притянула, и я глянул на нее по-новому.

Наверное у каждого человека есть свей набор действий, который он считает любовью… А что для меня любовь? Что я должен делать, чтобы показать Лоре это чувство? Могу я как-то передать это без слов? Или слова — обязательны? Или это просто слова, и за ними может ничего не стоять? А если это просто слова, то почему мне так сложно их произнести, черт возьми?

Аы-ы-ы, когда-нибудь мой мозг сожрет меня с потрохами за то, что я слишком много думаю…

Наверное, иногда надо не думать и не делать, а просто чувствовать. Как сейчас, когда сил что-то делать вообще нет, даже обнять Лори не могу. Остается только чувствовать и пытаться это как-то транслировать объекту обожания.

— Лори…

— М-м-м?

Она подняла на меня свои красивые голубые глаза, в которых можно утонуть, как в водах лазурного океана. Я помню прекрасно, как посмотрел в глаза Лори перед тем, как потерять сознание, думая о том, что это последний раз, когда я смотрю в ее глаза. Потому что не рассчитывал выжить и вновь увидеть Лори. Увидеть, обнять, прижать к себе и поцеловать… Я не думал, что мне удастся спастись самому.

— Поцелуй меня, а? — криво улыбнулся я. — Я очень хочу это сделать, но вот уже несколько минут не могу даже руку поднять… Но язык у меня шевелится. Хорошо шевелится. Проверь скорее! Мне сейчас жизненно необходимы лечебные обнимашки. Помира-а-аю без них!..

Лори широко улыбнулась и потянулась ко мне, накрывая мои губы своими и быстро вовлекая в чувственный поцелуй.

Этот поцелуй был какой-то… другой. Хрупкий, порхающий. Преисполненный нежности. Я не знал, как без слов сказать Лори, что я люблю ее, что она мне очень дорога, что я дико испугался, что могу ее потерять, что я готов был умереть, лишь бы она выжила… Я не знал, но очень старался передать это поцелуем, потому что пока мне не хватало духу сказать это обычными словами.

Лори погладила меня по щеке, и я всё-таки нашел силы накрыть ее ладонь своей — еще дико слабой и дрожащей, но накрыть, почувствовать ее тепло, быть рядом…

Мы целовались так до тех пор, пока в палату не стали ломиться лекари с новой порцией восстанавливающих зелий для меня, среди которых одно было с сильным снотворным эффектом. Так я и заснул, держа Лори за руку и глядя в ее красивые глаза. На душе было спокойно, потому что сердце переполняло странное счастье.

[Лорелей]

Калипсо понемногу шел на поправку. Пока что ему был прописан строгий постельный режим, и обычную еду ему пока есть не разрешали,