Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

На Сулле был венец из трав, как напоминание о том, что Помпею еще не удалось завоевать. Дурацкий парик, лицо в шрамах — но каждой клеточкой своего тела он был ДИКТАТОР. Помпей сразу отметил это. Ликторы встали по сторонам дороги, по двенадцать человек с каждой стороны, чтобы загорелый молодой человек в золотых доспехах мог подойти к Сулле. Диктатор остановился на дороге, расставив сопровождавших с таким расчетом, что сам он находился немного впереди всех, но не был от них изолирован.

— Ave, Помпей Магн! — крикнул Сулла, вскинув правую руку.

— Ave, диктатор Рима! — крикнул Помпей, вне себя от радости.

Сулла при всех назвал его третьим именем, которое он сам себе придумал, и теперь он официально мог быть Помпеем Великим!

Они поцеловались в губы — ни один при этом не испытал удовольствия. И, как всегда предшествуемые ликторами, они медленно пошли в направлении лагеря Помпея. Остальные последовали за ними.

— Ты готов признать меня Великим! — не выдержал счастливый Помпей.

— Это только прозвище, как и Крошка Мясничок, — ответил Сулла.

— Моя армия настроена на мой триумф, Луций Корнелий.

— Твоя армия не имеет абсолютно никакого права решать этот вопрос, Гней Помпей Магн.

Помпей развел руками.

— Что же я могу сделать? — воскликнул он. — Они не слушаются меня!

— Чепуха! — резко прервал его Сулла. — Конечно, ты понимаешь, Магн, что во всех четырех письмах — если считать и первое, которое ты получил в Утике, — ты продемонстрировал свою некомпетентность и неспособность управлять войском?

Помпей покраснел, его маленький рот стал еще меньше.

— Это несправедливая критика!

— Самая справедливая. Ты сам признал это аж в трех письмах.

— Ты нарочно не хочешь понять! — крикнул Помпей с пылающим лицом. — Они ведут себя так, потому что любят меня!

— Любят они тебя или ненавидят, непослушание есть непослушание. Будь это мои солдаты, я бы казнил каждого десятого.

— От такого непослушания никому нет вреда, — неуклюже попытался протестовать Помпей.

— Ты прекрасно знаешь, что безвредно только полное послушание. А ты угрожаешь законно назначенному диктатору Рима.

— Это не поход на Рим, Луций Корнелий, это поход к Риму, — мучительно оправдывался Помпей. — Есть же разница! Мои люди просто хотят увидеть, как я получу то, что мне полагается.

— Тебе полагается то, что я решу дать тебе как диктатор Рима. Тебе двадцать четыре года. Ты не сенатор. Я согласился назвать тебя замечательным именем, которое можно улучшить только одним способом — употребив в превосходной степени: Magnus Maximus, Величайший. И больше никак. Разве что изменить в сторону уменьшения: Parvus — «Маленький», или Minutus — «Незначительный», или даже Pusillus — «Крохотный», — сказал Сулла.

Помпей резко остановился посреди дороги и повернулся к собеседнику. Сопровождавшие не успели застыть на месте и продолжали идти, пока не подошли на расстояние, позволившее им слышать разговор.

— Я хочу триумфа! — громко сказал Помпей, топнув ногой.

— А я говорю, что ты не можешь получить триумф! — так же громко отозвался Сулла.

Широкое красное лицо Помпея помрачнело, тонкие губы растянулись, обнажив мелкие белые зубы.

— Постарайся запомнить, Луций Корнелий, диктатор Рима, что большинство людей поклоняются восходящему солнцу, а не заходящему!

Непонятно почему, но Сулла вдруг захохотал. Он смеялся до слез, хлопая себя по бедрам. Складки тоги, удерживаемые левой рукой, распустились и упали на землю.

— Ладно! — проорал он, когда смог заговорить. — Отмечай свой триумф! — А затем, между новыми взрывами хохота, прибавил: — Не стой же столбом, Магн, олух великий! Помоги мне собрать складки тоги!

* * *

— Ты полный дурак, Магн, — сказал Метелл Пий Помпею, когда у них появилась возможность остаться наедине.

— А я думаю, что я весьма неглуп, — самодовольно ответил Помпей.

Так до сих пор и не ставший консулом, хотя ему шло уже к пятидесяти, Поросенок старился красиво. Его вьющиеся каштановые волосы покрылись инеем на висках, но лицо оставалось гладким, лишь в уголках карих глаз собрались симпатичные морщинки. Однако рядом с Помпеем он проигрывал. И знал это. Но он не завидовал, просто отмечал это обстоятельство с легкой печалью.

— Вот уж нет. Ты — все, что угодно, только не умник, — сказал Поросенок, с удовольствием видя, как недоверчиво расширяются блестящие голубые глаза. — Я знаю нашего хозяина намного лучше, чем ты, и могу сказать тебе одно: он умнее нас обоих. Если у него и есть недостаток, так это темперамент, но не характер! И этот недостаток ни на йоту не влияет на остроту его ума. Не влияет он и на виртуозную ловкость его действий — как частного человека и как диктатора.

— О, Пий, в том, что ты говоришь, нет смысла! Недостаток? Какой недостаток Суллы ты имеешь в виду? — насмешливо спросил Помпей.

— Конечно, его чувство смешного. Скорее это можно на-на-назвать именно так, чем на-на-назвать это чувством юмора. — Поросенок смутился, вспомнив собственный недостаток, и помолчал немного, чтобы призвать свой язык к порядку. — Я имею в виду такие вещи, как назначение меня великим понтификом, при том, что я заикаюсь. Он не удержался, чтобы не подшутить.

Помпей сделал вид, что ему надоело слушать.

— Не понимаю, куда ты клонишь, Пий, и какое отношение это имеет ко мне?

— Магн, Магн! Он же все время смеялся над тобой! Вот какое отношение это имеет к тебе. Он всегда считал, что тебе следует отметить триумф. Ему наплевать на твой возраст и на твой всаднический статус. Ты — герой войны, а он таких людей всегда поднимает на достойную высоту! Но он хотел посмотреть, насколько это важно для тебя и как далеко ты можешь зайти, чтобы заполучить желаемое. Ты никогда не должен попадаться ему на удочку. Теперь он правильно оценил тебя и определил тебе место в своей аналитической системе. Он выяснил, что твоя храбрость почти равна твоему самомнению, не говоря уж о твоих амбициях. Почти. Но не совсем. Он знает теперь, что в последний момент, Магн, ты сойдешь с курса.

— Что ты имеешь в виду — сойду с курса?

— Ты сам отлично знаешь, что я имею в виду.

— Я шел на Рим!

— Ерунда! — улыбнулся Поросенок. — Ты шел к Риму. Ты же сам сказал это. И я поверил тебе. И Сулла поверил.

Смущенный, Помпей смотрел на своего критика, не зная, что сказать.

— Но я получил мой триумф.

— Да, ты его получил. Но он заставил тебя заплатить за это. А платы можно было избежать, если бы ты вел себя правильно.

— Плата? Плата? — Помпей замотал головой, как большое и сердитое животное, которого дразнят. — Сегодня, Пий, ты намерен говорить загадками!

— Поймешь потом, — сказал Поросенок по-прежнему загадочно.

* * *

И Помпей понял, но не раньше самого дня триумфа. А ведь ключи к разгадке имелись. Возбуждение затмило его проницательность. Что-то с самого начала происходило не так. Триумф был назначен на двенадцатый день марта. В шестой день марта Гай Флакк, экс-правитель Заальпийской Галлии, отметил свой триумф за победы над восставшими галльскими племенами. В девятый день марта Мурена, экс-правитель провинции Азия, праздновал триумф за победы в Каппадокии и Понте. Поэтому к тому времени, когда настал день триумфа Помпея, Рим уже устал от победных парадов. Большой толпы не собралось. Вышли на улицы несколько человек. После пышной двухдневной буффонады Суллы Флакк еще вызывал интерес, Мурена уже был встречен с меньшим любопытством, а Помпей почти ни у кого эмоций не вызвал. Ибо имя его было никому не известно, никто не ведал ни о его молодости, ни о его красоте, и всем было наплевать. «Еще триумф? Ну уж нет, хватит», — сказал Рим.

Однако Помпей не особенно беспокоился, отправляясь в путь от Villa Publica. Люди еще набегут отовсюду, как только прослышат, с каким шиком устроен этот особый триумф! К тому времени как Помпей обогнет угол Большого цирка и выйдет на улицу Триумфаторов, весь Рим будет уже там. Почти во всех отношениях его процессия была обычной: сначала шли магистраты и сенаторы, затем музыканты и танцоры, тянулись повозки с разложенными на них трофеями, платформы, где разыгрывались различные эпизоды кампании, жрецы и белые жертвенные животные мужского пола, пленные и заложники, и после них ехал полководец на колеснице в сопровождении своей армии.