Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

— Вроде бы не было никаких предпосылок… — удивилась Ольга Евгеньевна.

Дверь распахнулась, и в приемную вошла Ксения Дмитриевна.

— Заходите, — пригласила она Данилова, проходя в свой кабинет. — Оля, если позвонит Бабаян из Потребнадзора, то сразу переключай его на Валентину. Она в курсе.

В кабинете главный врач молча указала Данилову на один из стульев, стоявших вдоль длинного стола для совещаний, а сама уселась на свое место.

— Владимир Александрович, — проговорила главврач суховатым и немного недружелюбным тоном, — мне поступила информация о том, что вы довольно часто конфликтуете с другими врачами роддома и, кроме того, позволяете себе вымогать деньги у больных. Это правда?

— Нет, — честно ответил Данилов. — Ссориться я вообще не люблю, разве что иногда хамов осаждать приходится, но я бы не назвал это частыми конфликтами с другими врачами. Собственно говоря, кроме Александра Емельяновича у меня со всеми сложились достаточно ровные, можно даже сказать — дружелюбные отношения.

— А почему Алексей Емельянович стал исключением из этого правила? Что в нем такого?

— Да ничего, просто характер дерьмовый, — откровенно сказал Данилов. — Причем далеко не я один так думаю.

— Вы без году неделя работает в роддоме и уже позволяете себе давать оценки старым сотрудникам, да еще и заведующим? — нахмурилась «хозяйка». — Не слишком ли вы опрометчивы в своих суждениях?

— Ксения Дмитриевна, вы спросили — я ответил. — Почувствовав, что разговор сейчас уйдет в дебри морализаторства, Данилов пошел ва-банк. — Можно подумать, что вы не знаете, кто такой Алексей Емельянович. Хам, истерик и подлец, вот и вся его характеристика! Он нажаловался вам на меня, так давайте я расскажу вам, как он ведет себя во время операций…

— Владимир Александрович! — перебила главный врач. — Лучше не будем перекладывать с больной головы на здоровую. Я пригласила вас для того, чтобы поговорить о вашем поведении. Когда мне будет надо обсудить Гавреченкова, я приглашу его и выскажу ему свои претензии. К тому же вы совершенно напрасно думаете, что Алексей Емельянович мне на вас жаловался. Сведения поступили из других источников…

«Выгораживает, — подумал Данилов. — Кому же еще, кроме Емели…»

— Вы — человек новый, и для того, чтобы влиться в коллектив, вам надо уметь идти на компромиссы, уметь ладить с людьми. Пожалуйста, учтите это, иначе вам будет очень тяжело работать у нас…

«Не возникай или уматывай на все четыре стороны», — перевел Данилов.

— Вы произвели на меня хорошее впечатление, и мне хотелось бы, чтобы вы у нас прижились. Я прекрасно понимаю, что специфика скоропомощной работы накладывает свой отпечаток на взаимоотношения с людьми, но согласитесь, Владимир Александрович, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Вы хотите возразить?

— Нет, Ксения Дмитриевна, не хочу. — Данилову очень хотелось возразить, но он прекрасно понимал, что возражения только спровоцируют новый виток нравоучений. — Вы абсолютно правы.

Он уже понял, что главный врач распределила симпатии и антипатии еще до начала разговора и сейчас попросту озвучивала свое мнение. «Монолог дуэтом», — называла подобные беседы острая на язык Елена.

— Тогда на этом мы и закончим разговор о взаимоотношениях с коллегами. — Главный врач слегка оттаяла. — Теперь о взаимоотношениях с пациентками…

— Ксения Дмитриевна, — Данилов позволил себе перебить начальство, — если в общении с коллегами я могу быть немного резок, то денег и подарков я ни с кого никогда не вымогаю. И когда сами предлагают, не беру. Мне это противно. Поэтому кто бы вам чего ни сказал, по этому вопросу мы станем разговаривать так: или давайте факты, или воздержитесь от нотации. Третьего не дано.

— Ну, раз так, — поджала губы Ксения Дмитриевна, — то наш разговор окончен. Надеюсь, что вы примете к сведению мои слова.

— Уже принял.

Данилов встал и пошел к двери. Открыв ее, он замер на несколько секунд, затем обернулся к главному врачу и сказал:

— Пока люди не начинают создавать мне проблем, у них не бывает проблем со мной.

— Это угроза?! — Ксения Дмитриевна даже привстала от изумления. — Вы угрожаете мне?

— Нет, Ксения Дмитриевна, не вам, — покачал головой Данилов. — И это не угроза. Это предупреждение тем, кто поставляет вам подобную информацию. Всего хорошего!

— До свидания, — машинально ответила главный врач.

По дороге в отделение Данилов освежил в памяти всю свою недолгую трудовую деятельность в родильном доме и окончательно утвердился во мнении, что кроме Емели никому не успел досадить.

У входа в отделение Данилов столкнулся с Вознесенским.

— Ну что там? — не преминул спросить заведующий.

— Поговорили о взаимоотношениях с коллегами и пациентами. — Вдаваться в подробности Данилову не хотелось…

— В мирном ключе?

— В рабочем.

— Ясно, — протянул Илья Иосифович. — А кто накапал?

— Не знаю, но догадываюсь.

Данилов попытался обойти заведующего, но тот придержал его рукой и распорядился:

— Возьми кого-нибудь из девчонок и иди в «обсервационный» родзал на эпидуральную анестезию.

— Вы в курсе подробностей? — уточнил Данилов. — Или сначала мне одному сходить для оценки показаний и противопоказаний?

— Я сам ее смотрел, — ответил заведующий. — Нормальная женщина без каких-либо сопутствующих диагнозов.

— Тогда почему в обсервации?

— Встала на учет в консультации и сразу же укатила на дачу, поближе к чистой экологии. Вернулась перед самыми родами. Больничный не нужен, оттого и к врачу не ходила, и анализов не сдавала.

— Ясно.

«Кем-нибудь из девчонок» оказалась Ира, любимая медсестра доктора Данилова — организованная, сноровистая и молчаливая. Данилов, будучи человеком малоразговорчивым, не выносил болтливых напарников. Парочке словоохотливых фельдшеров на «скорой» он попросту советовал заткнуться всякий раз, когда их заносило, чем только упрочил свою репутацию грубияна.

— Ира, а вы давно работаете в роддоме? — спросил по дороге Данилов.

— Восемь лет, — ответила Ира. — Можно сказать — всю свою трудовую жизнь.

— И как вам тут?

— Безальтернативно, — улыбнулась Ира. — Я живу в двух шагах отсюда, и все недостатки роддома искупаются его близостью к моему дому.

— Да, по московским меркам работать рядом с домом — великое счастье, — согласился Данилов.

— И не говорите, некоторые из Бронниц к нам ездят, а кто-то — с «Планерной». Уж не знаю, кому хуже. А так вообще роддом у нас неплохой, хотя меня больше всего интересует, насколько вменяема старшая сестра в том отделении, где я работаю.

— Это верно.

Отношения с непосредственным начальством были самым важным фактором. Данилов вспомнил, как однажды на их подстанции появился врач, приходившийся родственником кому-то из заместителей главного врача «скорой помощи». Юноша был дерзким и самонадеянным. Уповая на покровительство высокопоставленного родича, он позволил себе демонстративно игнорировать заведующего подстанцией. Результат не заставил себя ждать: за каких-то десять дней наглец умудрился заработать два строгих выговора с занесением в личное дело, после чего, не дожидаясь третьего и последнего, сбежал на другую подстанцию. Там он, по слухам, вел себя скромно и к заведующему относился с подобающим уважением. Понял, что с непосредственным начальством надо жить в мире и согласии.

«А что, если доктор Федоренко постаралась?» — мелькнула вдруг мысль. Данилов прикинул и так и эдак и счел, что вряд ли это Татьяна. Ну поговорили, ну не договорились, но разошлись мирно, и как говорится без последствий. Ни к чему воевать. Нет, все же сколько ни думай, кроме Гавреченкова совершенно некому было настраивать главного врача против Данилова.

Откровенный выпад противника вроде бы требовал принятия ответных мер, но, немного подумав, Данилов решил ничего не предпринимать. Он только пообещал себе впредь быть еще более сдержанным с Алексеем Емельяновичем. Как говорится — его не трогай, оно и не завоняет. Ну а если Гавреченков будет клеветать на него и дальше, то пусть пеняет на себя. Владимир Данилов терпелив, но не беспредельно.

В родовом зале Данилова и Иру встретила доктор Рубанова.

— К кому? — спросил Данилов.

Две кровати были заняты стонущими роженицами.

— Вот сюда. — Рубанова подошла к той, что лежала у стены. — Это наша Эсмеральда.

Данилова слегка покоробило. Он не любил, когда врачи придумывали прозвища для пациентов, и уж тем более — когда обращались к ним не по имени. Было в этом что-то детсадовское.

— Можно историю родов, Марина Николаевна?

Рубанова принесла историю.