Огненный скит - Юрий Любопытнов

— Потерпи, — говорил Антип жене. — Скоро доберёмся до места.

— Скорей бы… А то у меня зуб на зуб не попадает.

— Это от воды холодит. А так-то тепло. Вон какое солнышко яркое…

— Зябко мне…

— Протяни руку, возьми в ногах душегрейку, укройся.

Василиса нагнулась, подняла лежавшую в ногах овчинную душегрейку, прижала к груди, зарывши лицо в тёплый мех. Потом подняла голову. Спросила:

— А старец этот поможет?

Глаза её с надеждой взглянули на мужа.

— Должен помочь. Говорят, он знатный знахарь, не таких вылечивал.

Антип говорил это, а сам в душе не знал — поможет ли старец или нет. Об этом старике знахаре ему рассказал Пахом Шерстобитов из Дурово, привозивший на мельницу рожь. Узнал у Маркела, что сноха шибко занеможила, лежит пластом и никакие доктора не могут найти у неё болезнь. А её бьёт озноб, трясётся, как лист осенний, а по ночам видения разные мерещатся. Пахом тогда и сказал про старца, который живёт за озером в урочище прозываемом Лихова поляна. Про эту полянку среди народа разная молва ходила как про место нечистое, что там деревья кольцами растут, разные бывают знамения. Рассказывали, как один крестьянин туда попал по несчастью — заблудился в лесу, пробыл там какое-то время, совсем недолго, а вернулся домой — ему говорят, что месяц блукал. Он не поверил сначала, но потом убедился, что так оно и есть: много времени прошло, а для него, что один день. Кто-то из древних стариков и сказал, что там день за месяц идет… Но вот как бы старец тамошний зла никому не делает, а наоборот молва о нём, как о лекаре-знахаре далеко за пределы уезда вышла. Прозывают его Болотным старцем, так как живёт в окружении болот. Раньше как бы его там не было, а объявился он лет десять назад, а может и более, только о нём никто не знал… Вот Пахом и посоветовал Антипу туда свезти жену. Путь не близкий, да и не торный, сначала до Сухого Брода на телеге, на лошадке, а оттуда на лодке вёрст с пятнадцать, а там по тропке пешком час, может, поболе.

Маркел был уже стар и по этой причине всё хозяйство на мельнице отдал в руки Антипа. Сам только иногда, пропустив по давней привычке шкалик для сугрева, как любил говаривать он, что-то советовал, если была охота у Антипа его слушать, а в основном доживал свой век с Прасковьей ни во что не вмешиваясь, полагая, что день прошёл и слава Богу.

Антип сначала загорелся после слов Пахома отвезти Василису к старцу, авось поможет, но совершить это дело отнюдь не спешил, находя какие-то отговорки, наподобие той, что дескать, он уедет, а кто будет хозяйство справлять, молоть муку… Маркел молча наблюдал за этим, а после того, как Прасковья сказала ему: "Отец, что же это Антип жену-то не жалеет, не отвезёт к старцу", попенял горячо сыну, так, что они чуть не разругались. Антип продолжал свою песенку:

— А кто молоть будет.

— Како молоть! Это ты мелешь чепуху. Все, кому надо, отмололись давно. Теперь жди нового урожая. А он ещё за горами. Если кто и привезёт мешок ржи, я что не управлюсь. Запрягай лошадь и вези Василису к знахарю. Не видишь изводится от болезни жена твоя. А ты, пакостник, всё тянешь…

Прасковья тоже увещевала сына.

Антип, сгорит Василиса. На тебе грех будет…

Не думала она никогда, растя подкидыша в холе и неге, что вырастет он чёрствым и грубым, упрямым. Бывало упрётся и не сдвинешь в сторону. Никакие увещевания не помогают. Знает, что это белое, а сам твердит чёрное. И печалилась Прасковья, что незнамо каких он кровей, кто его родители, наверное, в их породу пошёл. Крестьянин, даже скотину выбирая, узнаёт какого она покону, племени, а про Антипа они ничего не знали…

Окрики отца и увещеванья матери сделали своё дело — собрался Антип в дорогу. Обрадовались Маркел с Прасковьей, слава богу вразумили сына, а что ж такое, от людей стыдно — жена болеет, а мужу хоть бы хны.

Можно было плыть на лодке, но посчитали, что такой дальний путь будет не под силу Антипу да с больной женой, и до Сухого Брода добирались на телеге. Дорога была в колдобинах и рытвинах, телега кренилась, с трудом выбиралась из ям. Василисе от этого было ещё хуже, но она крепилась, а Антип, которому надоела езда к чёрту на кулички, извёлся весь, а когда подумывал: неизвестно, поможет ли старец, становилось совсем невмоготу.

— Лучше бы не ездить, — говорил он. — Куда попёрлись. Были бы дома. Я бы фершала вызвал, посмотрел бы он.

— Сколько фершала не вызывали, — слабым голосом ответила Василиса, — ничем он помочь не смог. Он и сам говорит и дохтора городские, что не знают, что за болезнь.

Антип замолчал, в душе ругнул себя, что выскочили его столь скрываемые неблагие мысли из души. По правде, он измучился, глядя как жена тает день ото дня. И это уже почти год. Сколько это может продолжаться? Всё чаще и чаще в голову западала одна мысль: скорее б к одному концу. Или выздоровеет, или отнесут её на кладбище.

Василиса притулилась к мешку, в котором были рогожки на случай дождя, по щеке прокатилась слезинка, потом сказала:

— Опостылела я тебе больная. Что от меня проку. Вижу, как ты извёлся.

Она ожидала от него, что он скажет: хватит тебе чепуху городить или что-то в этом роде, но он ничего не сказал, лишь стал громко понукать лошадь.

К вечеру они добрались до Сухого Брода. Переночевали у вдовы Дарьи, которой Прасковья была золовкой — мужниной сестрой, а утром сели в лодку и отправились по реке в указанное место.

Сын бабки Дарьи Никанор напутствовал Антипа:

— По Язовке проплывёшь с версту, может боле, выйдешь в озеро, держись берега. Немного пройдёшь, будет тебе Сутоломь. Вода в ней не сильная, мелководье, после обеда прибудешь. Увидишь слева обомшелый валун в виде лошадиной головы, рядом и пристанешь. Привяжешь лодку и иди к закату, вёрст через семь увидишь Лихову поляну, век бы её не видеть.

— Почему так говоришь? — спросил Антип, которого озадачили слова Никанора.

— Да место такое… тёмное. Наши не по нужде не показывают туда носа…

— А мы вот едем…

— Так нужда заставляет. Я так и сказал…

— А он примет, старый-то? — с надеждой спросила Василиса, слышавшая разговор.

— Не знаю. Никому не отказывал. К нему уж сильно обездоленные идут. Нечистой поляна слывёт давно но, кому терять нечего, идут к знахарю. Говорят, помогает. Может, всю жизнь предсказать на сто лет вперёд. Места этого боятся, а старик он не страшен. Зла никому не делал.

Они посадили Василису на корму, чтобы опиралась спиной о борт, так она была слаба. Дарья в дорогу дала им лепёшек, сваренных вкрутую яиц, бутыль молока и лужёный бидончик воды. Антип оттолкнуся от берега. Дарья перекрестила их, что-то прошептала, шевеля губами и помахала рукой. Долго смотрела вслед, пока они не скрылись за поворотм реки.