Вирусы не отстирываются - Кир Булычев

Озарение было вызвано опустившимся на стадион туманом, который плавал над полем так, что некоторые игроки бегали по пояс в белой гуще, а от других вообще были видны только ноги.

— Куда ж он бьет? — кричал Удалов. — Куда же он бьет, если ворот не видно?

— Так и вратарь его не видит, — ответил разумный Саша Грубин, сидевший рядом с Корнелием. — Они равны. Но на уровне анекдота.

И тут Минц воскликнул:

— Вот так и поступим! То-то будет смешно!

Закричал он громко, но не то, что принято кричать на стадионе. Туда приходят смотреть и просто кричать, а не выступать.

Однако ругаться на Минца никто не стал, люди сидели свои, из тех, что приходят на стадион и в солнце, и в непогоду. Мест на «Речнике» было всего две тысячи, но и половины не заполнялось. Не очень-то теперь в Великом Гусляре увлекаются футболом. То ли дело в пятидесятые годы!

На крик Минца люди обернулись, но, увидев, что это вопит лысый профессор с Пушкинской улицы, сразу отвернулись. Пусть себе вопит.

— Ты чего? — спросил Удалов.

— Нашел решение, — просто ответил Минц.

— Отложи его в мозжечок, — посоветовал Удалов. — Футбол кончится, тогда и займешься наукой. Каждому овощу свое время.

Тут начал накрапывать сентябрьский дождик. Зонтика у друзей не было, они растянули на троих грубинский плащ и смотрели из-под него, как с правительственной трибуны. Слава богу, дождик прибил туман, и стало видно, что происходит на поле и почему наши опять проигрывают.

После матча они медленно побрели с толпой к выходу из парка, потом, так и не опуская плаща, направились к Пушкинской, к дому № 16. Дождь припустил вовсю, и приходилось перепрыгивать через лужи. В такой обстановке не особенно поговоришь, так что дотерпели до дома, где Минц позвал друзей побаловаться чайком.

Еще чайник не закипел, как Удалов первым спросил:

— Признавайся, Лев Христофорович, что ты на этот раз приготовил человечеству в подарок?

— Не в подарок, а в наказание! — ответил профессор и рассмеялся. — Они еще пожалеют, что хотели устроить у нас соревнование чекистов!

— Проще, Лев Христофорович, — попросил Грубин. — А то мы, простые труженики, вас не понимаем.

— Куда уж проще! Савичей знаете?

— Еще бы не знать!

— Они меня рассмешили. Сначала приходит ко мне Ванда и просит… знаете о чем? Просит установить на ее любимом муже подслушивающее устройство.

— Это еще зачем?

— А затем, что он, по ее подозрениям, завел себе любовницу из числа продавщиц ее супермаркета и даже намеревается улететь с этой продавщицей на Багамские острова.

— И в самом деле смешно, — сказал Грубин. — Савичу уже седьмой десяток…

— Возраст не помеха, мой юный друг, — ответил Минц, и Удалов не сдержал улыбки, потому что Грубину тоже было не двадцать лет.

— Так что же тебя так рассмешило? — настаивал Удалов.

— А то, что муж Ванды, Никита Савич, побывал у меня на следующий день и спросил, не могу ли я установить подслушивающее устройство на его жене?

— Неужели тоже взревновал?

— Хуже! Ему не дает покоя ее богатство. Он уверен, что она заработанные в супермаркете деньги прячет от него и транжирит, устраивая оргии. Смешно?

— Очень смешно, — согласился Удалов, но не засмеялся, и Грубин тоже смеяться не стал.

Минц вздохнул и заметил:

— Чувство юмора у вас плохо развито.

— Не в этом дело, — сказал Грубин.

— Мы их знаем практически с детства, — пояснил Удалов. — Я с Савичем в школу ходил.

— Что вы мне хотите доказать? — удивился Минц. — Что люди не меняются или что все, кто ходил с тобой в школу, застрахованы от ошибок и лишены недостатков?

Удалов не стал спорить. Спор получился бы пустым. Из класса Удалова вышел один полковник, один секретарь обкома в Томске, а двое отсидели в тюрьме. Это о чем-то говорит? Ни о чем.

— Так какая идея посетила вас на стадионе? — спросил Саша Грубин.

— Очень смешная, — признался Минц. — Чудесная идея. Я решил удовлетворить обе просьбы.

— Два магнитофона поставишь? — спросил Удалов.

— Что мы видели на стадионе? Мы видели недостаточно, — начал объяснять Минц. Он стоял перед ними, выставив живот, сплетя пальцы рук за спиной и покачивая лысой головой. — Мы видели туман и части человеческих тел. И я вспомнил, что подобная картина привиделась мне сегодня утром в этом кабинете. Я тогда работал с вирусом «Н-5», генетическим уродцем, который мне удалось выделить во время поездки к небольшому озеру Чистому в районе закрытого города Малаховка-18. В это озеро в течение последних сорока лет сбрасывали атомные отходы несколько секретных заводов и военно-исследовательских институтов. Тем не менее в этом озере смогли выжить три типа вируса «Н-5». Понятно я рассказываю, дорогие друзья?

— Непонятно, зачем ты нам это рассказываешь, — признался Удалов. — А в остальном понятно.

— Сейчас объясню. Обнаружилось, причем совершенно неожиданно для меня, что предметы, обработанные этим вирусом, в значительной степени теряют… теряют… — Минц подошел к большому рабочему столу и принялся шарить по нему, как слепой. — Так я и думал! — воскликнул профессор, нащупав нечто невидимое и подняв это нечто двумя пальцами. — Видите?

— Нет, — ответил Грубин.

— Что и требовалось доказать! Этот платок сегодня утром был обыкновенным. Днем, когда мы уходили на стадион, он частично потерял видимость, как футболист в тумане. Сейчас же он стал совершенно невидимым.

— Не может быть! — воскликнул Удалов. — Значит, теперь разрешена загадка невидимости, над которой бились несколько тысяч лет лучшие умы планеты?

— Не так громко, мой друг, не так громко. Лучшие умы бились над чем угодно, но не над культурой вируса «Н-5», что означает «Невидимка, пятый штамм». Над ней бился ваш покорный слуга.

— Надо скорее поделиться этим открытием с человечеством!

— Зачем? — Минц приподнял левую бровь. — Зачем, коллега?

— Чтобы невидимость стала… — Удалов осекся. Ему в голову приходили различные способы использования невидимости в быту и общественной жизни, но были они в лучшем случае неправильными. В воображении Корнелия возник невидимый шпион, подкрадывающийся к советскому заводу, невидимый враг, переползающий границу, невидимый вор, вторгающийся в мирный дом… Но если наоборот?

— Наоборот? — прочел мысли Удалова Минц. — Пускай наш вор ползет в ночи и грабит дома? Пускай наш невидимый шпион или наш невидимый сержант… Так тебе думать приятнее?

— Как патриоту — приятнее, — признался Удалов. — Но как нормальному человеку — не по себе.

— Вот и я не спешу выпустить джинна из бутылки, — сказал Минц. — Надо еще очень крепко подумать. А пока пускай у меня появятся подопытные кролики…

— Савичи?

— Савичи. По крайней мере вреда не будет. Вместо магнитофонов предложим им шапки-невидимки.

— А они навсегда останутся невидимыми? — спросил Грубин.

— По моим расчетам, продолжительность жизни вируса на свежем воздухе — трое суток. Так что Савичи и испугаться не успеют.

— За трое суток может многое произойти, — тихо промолвил Грубин.

О, как он был прав!

Но, охваченные весельем, представляя себе, в каком смешном положении окажутся подозрительные супруги Савичи, как будут они наказаны за недоверчивость, друзья Грубина не прислушались к предупреждению Кассандры.

* * *

На следующий день Минц позвонил Савичу и назначил ему встречу на двенадцать часов дня.

Тот примчался — потный, несмотря на то, что день был прохладен, ветер принес с севера холод наступающей осени, а птицы спешили к югу, летя зигзагами, чтобы не подстрелили.

— Где? — спросил он с порога. — Она опять пришла в двенадцать! И от нее пахло мужскими духами «Арамис»! Где микрофон?

Савич все еще работал фармацевтом, и потому у него сохранилось профессиональное обоняние.

— У меня есть для вас средство получше, Никита, — сказал Минц. — У меня есть для вас шапка-невидимка.

И он протянул Савичу пустую раскрытую ладонь.

— Шутки в сторону! — возмутился фармацевт. — Я переживаю душевный излом и не намерен подвергаться…

— Возьмите и наденьте.

В голосе Минца звучала сталь. Савич сразу поскучнел и сдался. Он протянул веснушчатую руку и неожиданно обнаружил, что его пальцы коснулись материи. Невидимой материи!

— Наденьте! — повторил Минц.

Савич расправил невидимую шапку и надел на голову. И тут же обернулся в поисках зеркала.

— Не ищите, — остановил его профессор. — Невидимость наступит через некоторое время. И тогда вы сможете всюду незаметно следовать за своей якобы неверной супругой. Но я вас в последний раз предупреждаю: слежка за близкими людьми еще никого не доводила до добра. Лучше поговорите с женой, обнимите ее, покайтесь.