История России с древнейших времен. Том 17. Царствование Петра I Алексеевича. 1722–1725 гг. - Сергей Соловьев

В июне английский флот под начальством адмирала Норриса явился в Балтийское море. Царь отправил к адмиралу письмо, в котором требовал объяснения, зачем он прислан, ибо прежде при подобных отправлениях флота ему, царю, всегда давали знать об этом заранее; и если теперь адмирал, не объяснив письменно цели своего поручения, приблизится к русскому флоту или к русским берегам, то с царской стороны это молчание будет почтено за знак злоумышления и будут приняты надлежащие меры для безопасности. В конце письма царь заявлял, что он против короля и короны Великобританской, ни против какого другого государства, кроме Швеции, враждебных намерений не имеет. Норрис отвечал из Копенгагена: «Перед отъездом моим я говорил с г. Beселовским о походе моем сюда, сказал ему, что надеюсь на сохранение доброго согласия между нашими государями. Потому с крайнею покорностию приемлю смелость засвидетельствовать вашему величеству удивление мое насчет опасения, выраженного в письме вашем». Но в сентябре, когда еще царские уполномоченные Брюс и Остерман находились на Аландских островах, получают они на царское имя следующее письмо из Стокгольма от английского посланника при тамошнем дворе Картерета: «Король великобританский, государь мой, повелел мне донести вашему царскому величеству, что королева шведская приняла его посредничество для заключения мира между вашим величеством и короною Шведскою. Королева шведская приняла посредничество Великобритании потому, что эта держава никогда не принимала участия в Северной войне; уповается, что это рассуждение принято будет и вашим величеством, что ваше величество соизволите повелеть пресечь все неприятельские действия в знак принятия посредничества и склонности к миру. Я прошу позволения донести вашему величеству, что король, государь мои, повелел кавалеру Норрису прийти с флотом к здешним берегам как для защиты торговли его подданных, так и для поддержания его медиации и что его величество вместе с королем французским и другими своими союзниками (между которыми находится и Швеция) принял меры, чтоб его медиация получила ожидаемый успех и чтобы в скором времени прекращена была война, которая так долго тревожила Север». Вместе с письмом от Картерета получено было и письмо от Норриса в тех же самых выражениях; кроме того, адмирал предлагал свои услуги для начатия мирных переговоров между Россиею, Швециею и Англиею. Брюс и Остерман, «усмотря весьма необыкновенный и гордый поступок английских посла и адмирала», отвечали Картерету, что они не могут препроводить подобных писем к царскому величеству и надеются, что король великобританский свои мнения и чувства в деле столь великой важности не оставит объявить царскому величеству или сам! чрез грамоту, или чрез своего министра, находящегося в Петербурге, а такие чрезвычайные способы и пути непотребны.

В ноябре открылся парламент. В тронной речи о северных, делах, о вспоможении, оказанном Швеции, было сказано глухо: «Одно протестантское государство получило своевременно нашу помощь, и нашими последними договорами положено такое основание союза между великими протестантскими державами, что безопасность нашей святой религии может считаться крепко обеспеченною». Между прочим, в тронной речи находилось следующее; место: «Наши домашние несогласия, преувеличенные за границею, внушили некоторым иностранным державам ложное мнение о наших силах, и они вздумали обходиться с нами таким образом какого корона Великобритании никогда не стерпит, пока я ее ношу». Веселовский, пересылая тронную речь в Петербург и указывая на последнее место в ней, замечает: «Здесь скрытым, но хитрым изображением дано знать о письме вашего величества к адмиралу Норрису, которое выставлено как оскорбление, нанесенное короне Английской. От таких хитростей и подлогов, от пенсий, чинов и подарков, раздаваемых членам парламента, чего другого можно ожидать, кроме всякого снисхождения и одобрения всему, чего двор желает. Противная партия хотя предлагала верные резоны, но все понапрасну, потому что не достоинство мнений, но число голосов преодолевает. Так как я вижу, что министры прилежно за мною смотрят и о всех разговорах наведываются, то я с осторожностию и в умеренных выражениях внушаю все, что потребно к интересам вашего величества». В конце года Веселовский доносил о неблагоприятном расположении английской публики к России: «Вообще сожалеют о бедственном состоянии Швеции, а к силе вашего величества такую зависть питают, что никаких резонов не принимают; опасаются, что ваше величество намерены стать повелителем на Балтийском море, и если Швецию оставить без помощи, то кто может поручиться, что вы ее не завоюете? Да хотя бы этого и не случилось, то какое будет равновесие между северными державами? Эти рассуждения слышал я от членов парламента, доброжелательных вашему величеству и обещавших мне постоянно действовать в интересе вашего величества».

Хотелось защитить Швецию и восстановить равновесие на севере, но не хотелось и разрывать с Россиею, вступать в войну, не обещавшую скорых и верных успехов и выгод. В начале 1720 года друзья уверяли Веселовского, что в обеих партиях, вигов и тори, из десяти человек непременно восемь разрыв с Россиею считают противным английскому интересу; министры очень хорошо это знают, и если желают разрыва с Россиею, то никак не откроют этого желания нынешнему парламенту, но будут раздражать русский двор до тех пор, пока разрыв естественно последует. В январе приехал курьер из Стокгольма, и разнесся слух по всему городу, что царь принимает посредничество короля Георга и есть надежда на скорое заключение мира между Россиею и Швециею. «Откуда это разглашение произошло и на каком основании, знать подлинно не могу, – писал Веселовский, – только примечаю, что все этому рады, и не могу довольно изобразить, как сильно и придворные, и члены парламента желают доброго согласия между обоими дворами и как неприятна им мысль о разрыве с вашим величеством».

Слух оказался ложным; царь не принимал посредничества Англии; мемориал, поданный Веселовским, и ответ на него со стороны короля Георга, заключавшие взаимные обвинения, не могли вести к сближению. И в 1720 году снарядили флот, который адмирал Норрис должен был вести опять в Балтийское море для защиты Швеции. 6 апреля Стенгоп, увидавши Веселовского при дворе, подошел к нему и сказал: «Чтоб вы никакой причины к жалобам против нас не имели, мы сообщим вам список с договора нашего с Швециею и с инструкции, которую мы даем адмиралу Норрису. Он отправляется, по силе этого договора, только на помощь Швеции, и в вашей воле заключить мир или нет и нас признать за приятелей или неприятелей, и, как вы поступите в отношении к нам, так и мы поступим в отношении к вам». Сказавши это, Стенгоп сейчас же отошел от Веселовского. «Это причитаю себе за авантаж, – писал резидент, – ибо если бы я хотя несколько слов сказал не по нем, то без противности не разошлись бы, потому что зело запальчивый человек». На другой день вместо обещанных копий с договора и инструкции Стенгоп прислал Веселовскому следующее письмо: «Король, мой государь, приказал своему адмиралу, кавалеру Норрису, отплыть как можно скорее в Балтийское море с эскадрою военных кораблей, которые должны, в силу договора с Швециею, соединиться с морскими силами этой державы для прикрытия ее областей и для содействия заключению выгодного для обеих сторон мира между Россиею и Швециею. Мне приказано сообщить вам об этих распоряжениях и повторить вам от имени королевского предложения его посредничества и добрых услуг для ускорения миром, который так необходим обеим воюющим сторонам и так выгоден всем народам, участвующим в торговле северных морей».

8 мая царь, будучи в коллегии Иностранных дел, велел отправить указы к генерал-адмиралу графу Апраксину и к рижскому генерал-губернатору князю Репнину: когда будут от адмирала английского Норриса, или посла Картерета, или от другого какого-нибудь командира или министра английского присланы письма на имя царского величества, то их не принимать, а сказать присланному и письменно отвечать, что письма приняты быть не могут, ибо всему свету известно, что адмирал Норрис послан на помощь к Швеции; если же имеется к царскому величеству от короля грамота, то велено ее принять и переслать к государю; также если адмирал будет писать к русским министрам, к адмиралу и генералам, то письма его принимать.

30 мая, находясь близ Наргена, Норрис отправил следующее письмо к главнокомандующему в Ревеле генералу фон Делдену: «Король, государь мой, велел мне идти с эскадрою в это море для получения справедливого и умеренного мира между Россиею и Швециею для пользы подданных его величества и дружественных с ним народов. Король истинно желает, чтоб это христианнейшее дело счастливо и как можно скорее было приведено к окончанию; для этого он велел мне возобновить предложение посредничества и дал полномочие министру своему при стокгольмском дворе и мне посредствовать между обеими коронами». При этом прислано было и письмо на имя царя, которое фон Делден отослал назад по указу. Генерал-адмирал Апраксин отправил Норрису письмо от себя: «Так как его царское величество, мой всемилостивейший государь, истинное желание имеет всегда существовавшую дружбу между ним и королевским величеством и короною Великобританскою постоянно продолжать, избегая всех случаев, которые могут подать причину к неприязни, то ваше высокоблагородие не можете принять за противное, что я при нынешнем вашем приближении с флотом великобританским к здешним местам служебно к вам отзываюсь и вас достойным образом прошу мне сообщить, в каком намерении вы приближаетесь с флотом к здешним местам? В ожидании ответа я надеюсь, что ваше высокоблагородие от здешних мест и крепостей их будете держаться в пристойном отдалении, ибо министры королевские объявили резиденту царского величества в Лондоне, что вы отправлены на помощь неприязненной нам короне Шведской, и приближение ваше к укреплениям здешних мест может быть принято нами за явный знак неприязни, и мы принуждены будем употребить надлежащие меры предосторожности».