Американская трагедия. Книга 2 - Теодор Драйзер

— Нет, нет, милый, теперь я потерплю. Я не хочу беспокоить тебя, ты же знаешь. Это только сейчас так вышло, потому что мне было очень плохо, и я не могла с собой справиться. Ты это понимаешь, Клайд, правда? Я не могу не любить тебя. И, наверно, всегда буду любить. И я совсем не хочу огорчать тебя, милый, правда! Я постараюсь больше так не делать!

И Клайд, услышав в ее голосе нотку искренней нежности и вновь почувствовав свою прежнюю власть над нею, готов был снова разыграть влюбленного, лишь бы только Роберта была не слишком непреклонна и не требовала, чтобы он немедленно ее увез. Хотя он больше не любит ее, говорил себе Клайд, и не думает на ней жениться, но ради той, другой, ради своей мечты он может по крайней мере быть добрым к ней, не так ли? Притвориться! Итак, этот разговор кончился примирением, основанным на их новом уговоре.

Накануне (в этот день кипучая жизнь на озерах, откуда он только что возвратился, немного стихла) Клайд, Сондра, Стюарт и Бертина вместе с Ниной Темпл и юношей по имени Харлей Бэгот, гостившим у Тэрстонов, проехали на автомобиле сначала к Бухте Третьей мили (небольшое дачное место, примерно в двадцати пяти милях к северу от Двенадцатого озера), а оттуда, между двух стен огромных елей, — на озеро Большой Выпи и другие меньшие озера, затерянные в глуши бора, простиравшегося на север от озера Трайн. Клайд вспомнил теперь, какое странное впечатление произвели на него эти глухие, почти безлюдные места. Это были дебри — в самом полном смысле слова. Узкие, размытые дождем грязные дороги с глубокими колеями извивались меж высоких, молчаливых и сумрачных деревьев, повитых траурными гирляндами ядовитых ползучих растений, и, лесу этому, казалось, не будет конца. Жуткие, таинственные, непролазные трясины и топи виднелись по сторонам этих дорог; там и сям они были, точно покинутые поля сражений, усеяны трупами деревьев: пропитанные сыростью гниющие стволы, наваленные Друг на друга, иногда в четыре яруса, вязли, в зеленом иле. На поросших лишаями или мхом пнях и гнилых корягах блестели глаза и спинки лягушек, безмятежно греющихся в лучах июньского солнца; в воздухе вилась мошкара; изредка мелькал хвост змеи, потревоженной неожиданным появлением машины и нырявшей в густые заросли ядовитых трав и водяных растений.

Почему-то при виде одного из этих болот Клайд вспомнил о несчастном случае на озере Пасс. Сам того не понимая, он подсознательно оценивал уединенность этого заброшенного места: она может иной раз оказаться полезной. И вдруг странная водяная птица с резким криком пролетела где-то близко и скрылась в темной чаще леса. От этого крика Клайд вздрогнул и привстал в автомобиле: никогда в жизни он не слыхал, чтобы так кричала птица.

— Что это? — спросил он у Харлея Бэгота, который сидел рядом с ним.

— Что именно?

— Как будто птица… что-то сейчас пролетело там, позади…

— Я не слышал никакой птицы.

— Ну, разве? И такой странный крик… У меня просто мороз пошел по коже!

В этом почти необитаемом краю Клайда особенно поражало множество уединенных озер, о существовании которых он никогда прежде не слыхал. Вся местность, по которой они сейчас ехали так быстро, как только позволяли покрытые непролазной грязью дороги, была испещрена озерами, затерянными среди густых хвойных лесов. И лишь очень редко можно было заметить какие-нибудь признаки жилья, к которому вела едва приметная тропинка либо песчаная или ухабистая дорога, исчезавшая среди темных деревьев. В большинстве берега самых дальних озер были почти необитаемы, и одинокая хижина или далекий домик, видневшиеся над гладью вод какого-нибудь самоцвета в оправе из елей, вызывали всеобщее любопытство.

Но почему ему все вспоминается то озеро в Массачусетсе! Та лодка! Тело девушки нашли, а тело ее спутника — нет… Какой все-таки ужас!

Потом, сидя у себя в комнате после разговора с Робертой, он вспомнил, что еще через несколько миль машина наконец выехала на открытое пространство в северной части длинного узкого озера. Южную часть его отделял островок или мыс, за которым, должно быть, озеро тянулось еще далеко, с изгибами и поворотами, не видными с того места, где остановился автомобиль. Оно казалось совсем пустынным, если не считать небольшой гостиницы и сарая для лодок в ближнем конце. На всем озере они не увидели в этот час ни одной байдарки или лодки. И как у всех других озер, мимо которых они проезжали, по берегам его, вплоть до самой воды, стояли на страже все те же высокие темно-зеленые островерхие ели с раскидистыми ветвями, совсем как дерево за его окном в Ликурге. А вдалеке на юго-западе вздымались горбатые спины мягко очерченных зеленых Адирондакских гор. По озеру шла рябь от легкого ветерка, вода его, блестевшая на солнце, была густого тона берлинской лазури, почти черная; это означало, как после сообщил проводник, бездельничавший на низкой веранде маленькой гостиницы, что здесь очень глубоко:

— Тут все семьдесят футов будет, — и это в каких-нибудь ста футах от пристани.

Харлея Бэгота интересовало, хороша ли здесь рыбная ловли (его отец предполагал через несколько дней приехать в эти места), и он спросил у проводника, который, казалось, и не глядел на сидевших в автомобиле:

— А какой длины это озеро?

— Около семи миль.

— А как насчет рыбы?

— Закиньте удочку и увидите. Лучшее место во всей округе для рыбы вроде черного окуня. Вон там, за островом, на южной стороне, есть маленькая бухта, так она считается лучшим местом для рыбной ловли на всех здешних озерах. Я раз видел, как двое наловили семьдесят пять рыбин за два часа. Этого, пожалуй, хватит всякому, кто не собирается начисто разорить наше озеро. — И проводник, высокий, сухощавый человек с длинной узкой головой, с лицом, изрезанным морщинами, грубовато засмеялся, оглядывая приезжих маленькими проницательными ярко-голубыми глазами. — Думаете нынче попытать счастья?

— Нет, это я не для себя спрашиваю… Может быть, сюда приедет на будущей неделе мой отец. Я хотел знать, можно ли тут прилично устроиться.

— Ну, удобства здесь, конечно, не такие, как на озере Рэкет, зато и рыбка там не такая, как у нас.

Он улыбнулся хитрой, многозначительной улыбкой.

Клайд никогда еще не видел таких людей. Его заинтересовал весь этот уединенный мир, со своими странностями и противоречиями, столь не похожий ни на ту городскую жизнь, какую он только и знал до сих пор, ни на экзотическую роскошь, окружавшую его у Крэнстонов и их друзей. До чего пустынный и странный край, как все здесь непохоже на людный, оживленный Ликург, до которого отсюда меньше ста миль, если идти к югу.

— Эти места просто угнетают меня, — заявил Стюарт Финчли. — Так близко от нас — и такая огромная разница! Похоже, что здесь вообще никто не живет.

— Да так и есть, — отозвался проводник. — Тут только и попадаются летние лагеря, да кое-кто приезжает осенью поохотиться на оленей и лосей, а больше тут никого не встретишь после первого сентября. Я в этих местах ставлю капканы и служу проводником уже лет семнадцать — и все остается по-старому, разве что больше народу стало приезжать летом на озера вроде Двенадцатого. Нужно здорово знать этот край, если хочешь свернуть куда-нибудь с главных дорог. Правда, в пяти милях западнее проходит железная дорога. Станция Ружейная. Летом от нашей гостиницы туда ходит автобус. И еще есть что-то вроде дороги к Серому озеру и к Бухте Третьей мили. Вы, верно, проезжали по ней: к нам только так и можно добраться. Говорят, что будут прокладывать еще дорогу к Длинному озеру, но пока это одни разговоры. А ко многим здешним озерам и вовсе нет таких дорог, чтобы автомобилю проехать. Одни тропы и даже лагерей приличных нет. Мы с Бадом Эллисом ходили прошлым летом на Серое озеро — это тридцать миль отсюда, — так нам пришлось все тридцать миль идти пешком и весь свой багаж тащить на себе. Но уж зато и рыбы и дичи вдоволь. Олени и лоси приходят сюда на водопой. Видал их так ясно, как вон то бревно на берегу.

И Клайду вспомнилось впечатление, с которым он и его спутники уезжали оттуда: едва ли, думалось им, найдется еще где-нибудь такой пустынный край, полный такой таинственности и странного очарования. И подумать только, что это совсем недалеко от Ликурга: каких-нибудь сто миль по шоссе и не больше семидесяти по железной дороге, как он случайно узнал.

Теперь, в Ликурге, вернувшись к себе после объяснения с Робертой, он снова увидел на письменном столе газету с заметкой о трагедии на озере Пасс и невольно еще раз тревожно, но решительно пробежал глазами все до последнего слова, — все многозначительные подробности и намеки. Как просто и непринужденно эти двое пришли на пристань; самым обычным образом, не внушая никому никаких подозрений, взяли лодку напрокат, чтобы покататься, и скрылись в северной части озера; а потом — перевернувшаяся лодка и плавающие у берега весла и шляпы… Он читал, стоя у окна; было еще довольно светло. За окном раскинулись темные ветви ели, о которой он думал накануне, — теперь она напомнила ему ели на берегах озера Большой Выпи.