Камчатские экспедиции - Витус Беринг

В день нашего прибытия они успели за то время, что копались могилы, объесть нашим покойникам носы и пальцы рук и ног, пытались даже напасть на наших слабых и больных, так что еле удалось их отогнать. Каждое утро эти нахальные животные обходили стада лежащих на берегу сивучей и морских котов, обнюхивая спящих, не найдется ли среди них мертвого зверя. Найдя такого, они немедленно разрывали его на куски, и вся стая принималась таскать мясо. Так как, в частности, сивучи нередко давят во сне своих детенышей, то песцы, как будто зная это, каждое утро проверяют стада сивучей, одно животное за другим, а найдя мертвых детенышей, немедленно утаскивают их прочь».

Глава 17

Описание скорбутной болезни, или цинги, как мы ее наблюдали во время американской экспедиции.

Так как эту болезнь я знаю как из собственного опыта, так и по наблюдениям над многими нашими людьми, видел много случаев и много разнообразных ее проявлений, то не будет неуместным рассказать кое-что об этой болезни в моей книге.

Известно, что так называемой скорбутной болезни, или цинге, подвержены по большей части мореплаватели, находящиеся в длительных и трудных плаваниях.

Это, вероятно, объясняется тем, что они вынуждены питаться постоянно одной лишь соленой и сухой пищей, а зачастую употреблять также загнившую и вонючую воду, а также тем, что они перегружены тяжелой и крайне утомительной работой и подвержены притом постоянной сырости, действию влажной и суровой погоды, что и является главным источником этой болезни.

У нас она начиналась обычно с ощущения сильнейшей вялости во всем теле, так что постоянно клонило ко сну, а если удавалось сесть, то не хотелось уже вставать с места. Отмечался все больше и больше усиливающийся упадок духа.

У тех, кто поддавался первому приступу этой болезни, дело быстро ухудшалось, в дальнейшем появлялась одышка, одолевавшая больных до такой степени, что они после малейшего движения не могли перевести дух. Вслед за этим вскоре появлялась неподвижность всех членов, ноги и лодыжки распухали, лица принимали желтый оттенок.

Вся полость рта, в особенности десны, начинала кровоточить, зубы – шататься. Когда все эти признаки болезни были налицо (а развиться они могли в течение недели, если больной сам не боролся с болезнью), это значило, что цинга одолела больного. Он охотно оставался лежать и уже в дальнейшем не прилагал никакого усилия к тому, чтобы спасти себя от гибели, а, напротив, настолько падал духом, что скорее мечтал о смерти, чем о выздоровлении.

Заболевание сопровождалось также особым чувством страха и тоски: при малейшей тревоге или громком крике наверху, на палубе, больных охватывала паника. При этом, однако, у большинства сердце продолжало работать нормально, они не ощущали никакой боли и обладали прекрасным аппетитом.

Сами они не считали себя тяжело больными, ибо когда я отдал приказ, чтобы все больные были перевезены на берег на остров Беринга, то они пришли в большой восторг, стали усаживаться, взяли свою одежду, и каждый начал сам одеваться. Все они в один голос говорили: «Слава Богу, мы переходим на землю, там мы поправимся и сами сможем позаботиться о своем выздоровлении».

Вышло же совсем другое, и гораздо более печальное, ибо многие только успевали выйти на палубу и глотнуть свежего воздуха, как немедленно умирали на месте, точно мыши, другие же умирали на пути к берегу в лодке, еще не добравшись до земли; короче говоря, почти все, кто слег еще во время плавания в открытом море, погибли.

У большинства отмечались также при этой болезни постоянные запоры. Других же признаков, вроде горячки и лихорадки, колотья в боку, сыпи по всему телу, пятен и тому подобных явлений, о которых сообщает лорд Ансон в описании своего путешествия, я ни на самом себе, ни на ком из наших людей не замечал.

Возможно, конечно, что эта разница происходит вследствие различия в климате и разницы во времени года, так как цинга свирепствовала среди экипажа лорда Ансона в течение весны, мы же страдали ею осенью.

Он находился в то время под южными широтами, на гораздо более далеком расстоянии от Южного полюса, чем мы от Северного полюса в северных широтах. Такая разница в широте дает полное основание предположить и большую разницу в климате против нашего.

Я считаю излишним приводить дальнейшие подробности этой болезни, так как о ней писали очень многие, и все авторы, которых мне пришлось читать, описывают болезнь так, как я наблюдал ее на моих товарищах и на себе самом. Достаточно сказать, что от этой болезни погибла половина нашей команды.

В заключение представляю копию предложения, сделанного мною спустя некоторое время капитану Чирикову, под начальством которого я тогда состоял. В этом предложении приводится краткое, но обстоятельное описание нашего образа жизни на пустынном острове Беринга.

Поводом для этого предложения послужило следующее: люди, зимовавшие со мной на пустынном острове, не получали в течение всего этого времени провианта и просили меня оказать им содействие к тому, чтобы им взамен этого были выплачены деньги по существующим на Камчатке ценам. Это мое предложение было послано капитаном Чириковым в Адмиралтейств-коллегию с соответствующим представлением.

Ниже приводится также копия справедливого и милостивого решения коллегии.

Копия предложения, сделанного мною капитану Чирикову о провиантских деньгах, причитающихся моим людям за время зимовки на острове Беринга

Высокоблагородному господину,

господину морского флота капитану Алексею Ильичу Чирикову

Предложение

Нужда мне ныне воспоследовала пришедших бывших со мною в вояже служителей, по известному и вашему высокоблагородию чрез рапорты мои несчастливому пакетбота «Святого Петра» к острову прибытии, во время на оном острове зимования, також и в осенних и в вешних месяцах претерпенный смертный голод и претяжкие труды, хотя отчасти (ибо подробно оных и описать трудно) объявить и вашему высокоблагородию предложить, чего прежде от меня так еще не изъяснено было, что нужды такой не пришло. И дабы за излишнюю не причли мне похвалу, ибо ведаю, что и всяк поданный ее императорского величества раб присягою своею ее императорскому величеству всегда и везде верно служить и живота своего не щадить обязан и должен, крайне однако ж и умолчать вовсе помянутых служителей, всех неудобостерпимых нужд и в забвение оных предать мне, яко самовидцу и сострадальцу с ними, очищая совесть свою, не должно ж; хотя примется-ль за благо или не примется, токмо я долг мой отдать им тою совестию обязан, и чтоб они на меня Богу жалобы не приносили в том, что ежели я за них старание иметь и нужды их объявлять не буду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});