Сердце огненного острова - Николь Фосселер

– Вы и Ян, да?

Якобина густо покраснела и, одновременно стыдясь и досадуя, разгладила на коленях саронг. Всего лишь три недели назад майор обещал, что ничего не скажет жене.

– Не волнуйтесь. – Госпожа де Йонг погладила ее по руке и снова откинулась на подушку. – Мне никто не выдал этот секрет, ни Ян, ни мой муж. Наверняка, чтобы не волновать меня. Они оба знают, как я дорожу вами. Но я не слепая. И не глупая. Хотя многие считают меня такой. – Она скривила красивые губы в иронической усмешке, но тут же посерьезнела. – Я никогда не была такой образованной, как вы, нони Бина. Мы почти ровесницы, а вы и сами знаете, что на нашей родине ум не считается большим достоинством. По крайней мере, для женщины. – Она вздохнула. – А уж здесь тем более. Мы должны быть красивыми, рожать детей и командовать прислугой. Больше ничего. И здесь это нетрудно. Сама ты ничего не делаешь, все получаешь готовое, даже мысли. Потом и окончательно отвыкаешь думать. – Она перешла на шепот, а в глазах появился стеклянный блеск. – Тропики как наркотик, они опьяняют и постепенно лишают разума. Однажды ты это замечаешь, но уже слишком поздно. Еще тропики вытягивают из тела силы. Особенно, если родить здесь ребенка. – Она впилась глазами в Якобину и пронзительным голосом добавила: – Не делайте этого, нони Бина. Не выходите за Яна замуж. Что бы он вам ни обещал.

Ее слова больно укололи Якобину. Ведь когда-то Ян был влюблен в Маргарету де Йонг. Ей вспомнилась ссора на Рождество, когда в голосе майора слышалась ревность. В груди вспыхнул огонек, лицо дрогнуло. Она скрестила руки, словно защищаясь.

– Но если вы уже не можете ничего изменить, – продолжала Маргарета де Йонг, – то хотя бы уговорите его как можно скорее уехать отсюда. Даже если климат в Бейтензорге кажется вам гораздо приятнее – в этой стране невозможно счастье. Потому что в нас течет тяжелая европейская кровь. – Еле слышно она добавила: – И тогда тропики становятся ядом.

Якобина нерешительно взяла Маргарету де Йонг за руку.

– Может, вам поехать в Нидерланды? С детьми? На некоторое время, пока вы не поправитесь?

Маргарета поглядела на нее сначала с удивлением, потом растерянно.

– Не получится, нони Бина. Я нужна Винсенту здесь, без меня он как потерянный. И я не могу без него. – На ее губах появилась грустная, мечтательная улыбка. – Разве вы не знаете? Когда каждый день, проведенный без него, считаешь потерянным? Когда дышишь только потому, что дышит он? А опьянение, возникающее от прикосновения или даже от взгляда? – Она вопросительно посмотрела на Якобину.

Якобина тосковала по Яну, по его объятьям, поцелуям, ей хотелось быть рядом с ним. И все-таки ей удавалось быть счастливой тут, на Суматре, и без него. Слова Маргареты де Йонг вызвали в ее груди гложущую тоску, словно указывали на ее неполноценность, и одновременно от них перехватило дыхание.

– Нет, – сухо ответила она и отпустила руку Маргареты.

– Тогда мне вас жалко, – прошептала больная.

– Или мне надо завидовать. В зависимости от точки зрения.

Раздосадованная, Якобина отвернулась и хотела встать; но рука госпожи де Йонг удержала ее.

– Наши отношения с Винсентом – это одновременно блаженство и проклятье. В наших жилах течет нечто, соединившее нас навсегда. – Пальцы впились в запястье Якобины. – Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, нони Бина. Хорошо? Если завтра меня не станет… Вы позаботитесь о Винсенте и детях?

– Вы не должны даже думать об этом, госпожа де Йонг, – возразила Якобина и хотела выдернуть из ее пальцев руку, но Маргарета сжала ее еще крепче.

– Прошу вас, нони Бина! Кроме моего отца, живущего в Амстердаме, у нас нет никого! Родители Винсента давно умерли, а два года назад ушла из жизни и его сестра. Детям нужен близкий человек. Такой, как вы.

Якобине хотелось вскочить и выбежать из комнаты, чтобы не слышать подобных слов. Но ее тронула мольба в глазах госпожи де Йонг, так похожих на глаза Йеруна и Иды.

– Да, я обещаю, – наконец, ответила она, хотя ей казалось, что на плечи лег многопудовый груз.

– Спасибо, – прошептала Маргарета де Йонг, и на ее глазах показались слезы. – Огромное спасибо.

– Вам надо хорошенько отдохнуть, – посоветовала Якобина и сама устыдилась формальности своих слов.

Маргарета де Йонг кивнула, отпустила ее руку и снова легла, положив голову на подушку.

– Спасибо, – еле слышно повторила она и закрыла глаза.

Якобина встала и, выйдя из комнаты, со вздохом облегчения притворила за собой дверь. Передернула плечами, словно хотела стряхнуть с себя что-то темное, липкое, неприятное.

Осторожно толкнула дверь напротив. На полу под окном, выходившем на залив, где по-прежнему бурлила и пенилась вода, была постелена циновка. На ней с открытыми глазами лежала Мелати. Она торопливо вскочила, на ее круглом лице был написан вопрос, даже страх. Якобина покачала головой, мол, все в порядке, и закрыла за собой дверь. Немного постояла, глядя на спящих детей – Йерун свернулся на своей узкой кроватке в позе вопросительного знака; Ида спала на спине, раскинув руки и ноги.

Мелати снова села на циновку, чуть подвинулась и похлопала рукой рядом с собой. Якобина улыбнулась, хотя у нее неожиданно навернулись на глаза слезы, и кивнула. На цыпочках прошла к окну и тихонько села рядом с Мелати. Прислонилась затылком к беленой стене, закрыла глаза и стала слушать сонное дыхание детей, к которому добавлялся шум моря.

На следующее утро дом и веранда оказались покрыты тонким слоем пепла. Сквозь открытые окна и дверные щели пепел проник в дом, и прислуге пришлось делать большую уборку. Еще целую неделю сотрясения грунта, громовые раскаты и пушечные выстрелы пугали людей по обе стороны Зондского пролива. По успокоившимся водам залива плавали куски пемзы, свидетельства мощной отрыжки, выбросившей на северное побережье Кракатау столбы огня и пепла, и неудержимой икоты, напавшей на Пербуатан, северный конус вулкана, самый маленький на острове.

Потом повелитель дыма и огня Оранг Алийе снова умилостивился после своей вспышки гнева, негромко поворчал и затих. В рай земной снова вернулись тишина и покой.

На какое-то время.

27

Флортье с довольным видом разгладила юбку своего нового платья цвета майской зелени, с крошечными маргаритками, и еще раз расправила рюши, обрамлявшие благопристойный квадратный вырез и рукава по локоть. Очень милое платье; его дополняла плоская шляпка с букетиком маргариток, ловко сидевшая на высокой прическе. Увы, не от «Руффиньяка», но все-таки от «Табарди», и не такое уж дешевое, как и подходящие по цвету туфли на плоском каблучке, и хорошее белье с широкими кружевами и зелеными лентами. Но Флортье срочно требовались новые вещи; не могла же она появляться в «Европе» в одних и тех же платьях. Ведь ей надо было и дальше выглядеть, как девушка, которая стоит своих пятидесяти флоринов. А то и больше; во всяком случае, она пыталась выторговать как можно больше денег, прежде чем пойти с мужчиной в номер, и никогда не соглашалась на меньшую сумму, даже когда напрасно сидела день за днем на веранде, а ее наличные таяли с пугающей быстротой.