Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

могли осудить за любой пустяк, если он выглядел «буржуазным». Например, Президиум ВЦИК на одном из заседаний в мае 1920 года рассматривал множество различных ходатайств. Сам их характер весьма красноречив.

«5. Ходатайство Калужского губпродкома об отмене приказа Наркомпрода о выговоре тов. Архипу…

13. Ходатайство о помиловании осужденных Костромским Ревтрибуналом за игру в карты: В. Лбовского, Н. Серединского, Д. Истомина, Г. Беляева, И. Постникова, В. Усикова, Д. Нагорского, П. Быкова, А. Вальденбурга, В. Конопатова на 4 года заключения в лагерь и П. Вахромеевой и В. Квасникова – на 10 лет.

14. Ходатайство т. Ф. Ильина об оставлении его в занимаемой им квартире во 2‐м Доме Советов и об освобождении от платы за нее…»[248]

Сам Ленин на специальном бланке со штампом «Председатель Совета Народных Комиссаров» отдавал множество распоряжений самого разного свойства. Вот, например, 18 августа 1918 года собственноручно пишет черными чернилами на бланке:

«Здоровей», Орловской губ. Бурову, Переяславцеву; копия губсовету Орловскому.

Необходимо соединить беспощадное подавление кулацкого левоэсеровского восстания с конфискацией всего хлеба у кулаков и с образцовой очисткой хлеба полностью с раздачей бедноте части хлеба даром телеграфируйте исполнение.

Предсовнаркома Ленин»[249].

При всей незаурядности ленинского ума и обширности теоретических знаний глава правительства не только никогда не работал в промышленности, сельском хозяйстве или государственных органах управления, но и не бывал там. Его знания особенностей функционирования различных сфер государства (конкретной экономики, транспорта, военного дела, дипломатии и т. д.) были крайне дилетантскими, поверхностными. Многие указания, советы вождя путаны и труднопонимаемы. Вот, например, выступение Ленина на совещании представителей Петроградского гарнизона по вопросу «О водворении порядка в городе».

«…Наша задача, которую мы ни на минуту не должны упускать из виду, – всеобщее вооружение народа и отмена постоянной армии. Если рабочее население будет привлечено – работа будет легче. Практично предложение товарищей собираться каждый день… Каждая часть должна заботиться вместе с организацией рабочих о том, чтобы все нужное для этой вашей войны было запасено, не ожидая указки сверху. Надо с сегодняшней же ночи взяться за эту задачу самостоятельно…»[250] И все это публикуется в «Правде». Многое выглядит просто ребусом, труднопонимаемым. А все это от переоценки своих конкретных знаний, опыта, компетентности. Приведу выдержку из личного письма А.А. Иоффе к Л.Д. Троцкому, которая подтверждает мысль о дилетантизме главы правительства в конкретных вопросах, насаждении им таких комиссаров в правительстве, которые были преданны, но малокомпетентны. Иоффе пишет:

«…На другой же день после назначения Красина наркомпутем, т. е. на пост, на который он, несмотря на все свои достоинства, совершенно не годится, мне пришлось уезжать и перед отъездом быть у Владимира Ильича. В разговоре последний меня спросил, когда я еду. Я ответил, что не знаю, когда идет поезд.

– Так Вы позвоните Красину, – сказал мне Владимир Ильич.

В его представлении наркомпуть должен знать все, в том числе и расписание поездов, и это несмотря на то даже, что он ведь только вчера назначен и до сего железнодорожным делом никогда не занимался. И так во всем»[251].

Далее Иоффе пишет о подборе и назначениях народных комиссаров. «По финансовому вопросу изволь обращаться к Крестинскому, хотя с каких пор последний стал финансистом? По иностранным делам – к Чичерину, хотя всем известно, какой он дипломат. Быть может, так и следует в «благоустроенном» государстве, но тогда нужна была бы еще одна предпосылка, а именно назначение на пост только специалистов данной области, как при царском режиме, когда министром финансов становился человек, наживший геморрой как раз в финансовом ведомстве; министром иностранных дел человек, обивший пороги всех иностранных дворов, сначала в роли атташе, затем посланника и наконец посла и т. д. Но у нас, когда человека всегда берут, так сказать, от сохи, когда какого‐нибудь Лутовинова назначают Членом Коллегии Н.К.Р.К.И. не потому, что он что‐нибудь понимает в Инспекции или когда‐нибудь этим интересовался, а только потому, что ему надо заткнуть глотку и «орабочить» Р.К. Инспекцию…»[252]

Я утомил читателя этой пространной выдержкой из письма известного советского дипломата, но она, по моему мнению, удачно показывает, что классовое имело огромный приоритет перед профессиональным. Замечание Иоффе характеризует главу правительства как человека, весьма смутно разбиравшегося в элементах сложнейшего государственного механизма.

Правительство, состоящее из комиссаров, большинство из которых никогда раньше не занималось тем, чем они теперь ведали, руководствовалось прежде всего «классовыми» принципами и соответствием принимаемых решений догмам марксизма. Сам Председатель редко докладывал на заседаниях СНК, ограничивая свою роль общим руководством и приданием деятельности правительства ярко выраженной революционной направленности. Но по наиболее острым политическим вопросам Ленин старался выступать сам.

На заседании СНК 28 ноября 1917 года Ленин внес проект декрета «Об аресте виднейших членов ЦК партии врагов народа (кадетов. – Д.В.) и предании их суду Революционного трибунала»[253]. Предложение, естественно, почти единогласно принимается (против голосовал один Сталин). Будущий преемник Ленина иногда таким способом подчеркивал свою независимость и самостоятельность в суждениях.

Заседания Совнаркома проходили обычно утром и вечером. Нередко комиссары заканчивали обсуждение вопросов и принятие решений далеко за полночь. Вот, например, какие вопросы советское правительство под председательством Ленина рассмотрело на своем заседании 19 ноября 1917 года. За столом находились члены Совнаркома и приглашенные: Ленин, Коллегаев, Шлихтер, Елизаров, Глебов, Шляпников, Троцкий, Стучка, Аксельрод, Пятаков, Менжинский, Боголепов, Якубов, Коллонтай, Петровский.

Обсуждения были немногословными. Ленин, как обычно, торопил, требовал лаконизма, обрывал многословных, выговаривал опоздавшим. Так, по его инициативе было принято специальное постановление «О мерах воздействия за неаккуратное посещение заседаний и совещаний», которое было адресовано всем органам советского управления. В документе говорилось:

«Опоздание без уважительных причин на заседания более чем на 10 минут влечет за собой выговор; второй раз – вычет дневного заработка и в третий раз – выговор в печати… Опоздавшие более чем на 15 минут подвергаются выговору в печати или привлечению на принудительные работы в праздничные дни…»[254] По предложению Ленина для членов Совнаркома также предусмотрели специальные санкции. Установили штраф для опаздывающих: до получаса – 5 рублей, до часа – 10 рублей. От штрафа освобождаются только те народные комиссары, которые заранее представят соответствующие заявления с точным указанием причин опоздания[255].

Вот таким образом вождь революции хотел добиться, чтобы гигантская машина всеобщих и бесконечных заседаний работала ритмично. Ленин мог резко оборвать шепчущихся за столом, бросить ядовитую реплику, написать «колючую записку». Например, на заседании СНК 2 декабря Л.А. Фотиева вполголоса что‐то поясняла стенографисткам. Это Ленина раздражало, и он, взяв лежавший перед ним синий карандаш, быстро набросал Фотиевой записку: «Если Вы будете болтать, я Вас, ей‐ей, прямо выгоню»[256]. Лидия