Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда - Бен Мачелл

действительно отражала рентгеновские лучи, в таком случае сотрудники службы безопасности увидели бы в сумке Стивена кучу странных непознаваемых предметов, что выглядело бы подозрительно.

Удивительно, что Стивен, человек, который так методично и рационально подходил к организации своих преступлений и побегов с мест ограблений – это с готовностью признает каждый причастный к делу полицейский, – был способен на подобные вещи. Он полетел в Амстердам, хотя знал, что его там разыскивают. Взломал офис организации NSPCC в надежде найти легкий путь в отделение банка внизу и совсем не ожидал обнаружить преграждающую ему путь «массивную металлическую дверь». Пытался дешевой портативной болгаркой прорезать металлические прутья, защищающие окно банка. Использовал маскировку, которая заставляла людей останавливаться, показывать пальцем и смеяться, когда он проходил мимо. Закономерно возникает вопрос: чего Стивен ожидал в результате?!

И ответ… он думал, что это сработает. Ему не оставалось ничего другого. Стивен был одержим идеей совершить эти преступления и исполнить взятую на себя роль Робин Гуда. Но если бы он относился к этим преступлениям с совершенной, непоколебимой рациональностью, возникла бы проблема. И эта проблема заключалась в том, что он бы сразу понял всю тщетность своих надежд. Понял бы, что грабить банки в одиночку, чтобы добыть первоначальный капитал для создания всемирного надправительственного филантропического Нового Мирового Порядка может лишь мечтатель. Что его арестуют и посадят в тюрьму. Поэтому Стивен позволил себе поверить, будто фольга может отражать рентгеновские лучи, и в другие подобные вещи. Ведь если бы он в них не верил, то не стал бы и пытаться. Поэтому он убедил сам себя, что верит в них.

Именно по этой причине многие из его преступлений казались на восемьдесят пять процентов умными, прагматичными, тщательно продуманными планами, а на пятнадцать процентов – сплошными фантазиями. Если Стивен убедил себя, что пистолет, стреляющий холостыми патронами, случайно купленный им в Стамбуле, вполне подойдет для его целей, зачем ему было вообще рисковать и провозить оружие контрабандой через таможню? Он мог бы просто вернуться в Великобританию и заказать такой пистолет через Интернет. Это не цинизм. Это слепая вера. Это хождение по углям, как делают йоги. И Стивен все ходил и ходил по своим углям. Пока наконец не обжегся.

В последний раз мы со Стивеном встречались в марте 2019 года за ужином в веганском индийском ресторане на севере Лондона. Вечер выдался мрачный, моросил дождь. Стивен сообщил, что все больше и больше времени проводит за сельскохозяйственной работой в разных частях Южной Европы. Похоже, это аскетичная и одинокая жизнь. Стивен признался, что ему нравится заниматься физическим трудом на свежем воздухе, жить в маленьких неприметных деревнях, по вечерам совершать долгие пробежки и писать по ночам.

Он был уже не тот худощавый мальчик с неуверенным прищуром, чья фотография появилась в газетах десять лет назад. Его темные глаза казались запавшими, лицо выглядело изнуренным. Стивен рассказал, что пишет книгу о своем опыте борьбы с системой правосудия Великобритании, о пребывании в качестве заключенного с синдромом Аспергера примерно в двадцати разных тюрьмах. Он не жаловался, но его жизнь показалась мне трудной. Он одинок. Его мать умерла в 2018 году, что принесло ему «внутреннее опустошение на долгие недели». По словам Стивена, с тех пор как его преступления стали широко известны, никто из его большой семьи не поддерживает с ним регулярных контактов. Лиза, его сводная сестра, признается, что Стивен писал ей по электронной почте и предлагал навестить ее в Ливерпуле, но эта идея не показалась ей удачной, и они так и не повидались.

Медленно и неохотно Стивен пришел к пониманию, насколько «изнурителен» синдром Аспергера. Будучи его обладателем, Стивен огорчает окружающих, сам того не осознавая. Он изо всех сил пытается найти общий язык с другими людьми. Он ставит перед собой заведомо нереалистичные цели, от которых, по его мнению, невозможно отказаться. Стивен знает, что может, сам того не желая, производить впечатление тяжелого, упрямого и педантичного человекам. Ему по-прежнему приходится действовать наугад в ситуациях, когда нужно понять точку зрения другого человека и сопереживать его чувствам. С тех пор как доктор Сулейман поставил Стивену официальный диагноз, тот долгие годы жил просто принимая болезнь как данность или, по крайней мере, стараясь ее игнорировать. Теперь же он обнаружил, что испытывает постоянное негодование по поводу своего заболевания. Если бы у него был выбор, он предпочел бы лучше сидеть в инвалидном кресле, чем страдать аутизмом.

– Дело в том, что эта болезнь мешает людям жить в обществе, быть принятыми в нем, стать его частью, а ведь мы говорим о существах, которые по определению нуждаются в общении. Это все равно что быть рыбой без плавников.

Роль, которую синдром Аспергера сыграл в преступлениях Стивена, не поддается количественной оценке или точному подсчету. Почти невозможно представить, что он сумел бы так же грабить банки, если бы не страдал отклонениями психического развития. Но, опять же, Стивен ведь грабил банки не просто потому, что страдал этим заболеванием. Я думаю, можно сказать, что социальная изоляция Стивена очень сильно повлияла на его выбор жизненного пути. И ирония – на самом деле трагедия – заключается в том, что социальная изоляция не является симптомом синдрома Аспергера. Или, по крайней мере, так считается. Достигнув подросткового возраста, Стивен отчаянно хотел стать частью нормальной повседневной жизни общества. Вот только это у него не получалось. Поэтому он все сильнее и сильнее отдалялся от людей, варясь в котле собственных мыслей, убеждений и тревог.

Есть соблазн предположить, что Стивен «скатился по наклонной». И хотя вовремя поставленный в детстве или подростковом возрасте диагноз, безусловно, помог бы, в его отсутствии необязательно винить всевозможных врачей, социальных работников и участковых медсестер, которые наблюдали Стивена и пытались помочь ему справиться с детскими психологическими травмами. Стивена включили в план по защите детей и отправили в специализированное учебное заведение, где он успешно сдавал экзамены. Его не проглядели. Он всегда оставался на виду.

Многое в истории жизни Стивена показывает, что нельзя перекладывать всю ответственность исключительно на психиатров или клиницистов, когда дело касается таких людей, как Стивен или его мать с отцом. Нельзя ожидать, что специалисты побеспокоятся о них, сняв эту обязанность с наших плеч. У Стивена в Сидмуте был только один настоящий друг, Бен Уивер. Но что, если бы у него было два таких друга, как Бен Уивер? Что, если бы их было три? Сколько потребовалось бы тесных дружеских или даже просто приятельских отношений, чтобы Стивен почувствовал себя частью общества и начал стремиться к