Любовь против (не)любви - Салма Кальк

точно! И то, что представить не может — тоже всё верно. Не сможет, даже если ему прямо сказать.

— О том и речь, Рой, ведь случись что — расхлёбывать придётся мне. Не моему супругу, и ни одному из его братьев. Я только вчера узнала, что меня, оказывается, предназначали в жёны Сэнд-Року, причём мой собственный отец. Интересно, что ему помешало? Ещё я хочу узнать, почему означенный Сэнд-Рок не пришёл на помощь Торнхиллам, когда их здесь убивали, раз ему заплатили.

— Да никто ему не заплатил, — усмехнулся Рой. — Ваш отец, миледи, чуял гниль за сто шагов, потому и не дал ему ни монетки. Поэтому Сэнд-Рок не пошевелил даже пальцем, когда жгли Торнхилл.

— Осталось рассказать, откуда ты это знаешь, — Катерина не смотрела на него, она прикрыла глаза и трепала травинку.

— От вашего отца, — пожал он плечами. — Я тогда уже был здесь, и он выразился так, что сомнений не оставалось — сначала дело, а потом оплата. Но Сэнд-Рок не был расположен что-то делать без гарантий, он изрядно проболтался при дворе и этот заговор для него совсем не первый.

— А мой отец и не собирался платить, — вздохнула Катерина.

— Я что-то такое и подозревал.

— И…тебя устраивало? — догадалась она.

Ещё один заговорщик?

— А чего его жалеть? — пожал плечами Рой. — Зря только ваш отец не поторопился и не заманил его чем-нибудь сюда. Чтоб тоже прихлопнули.

— Но он жив, подобно Телфордам и Морни, а мой отец и мой брат — мертвы. И ты жив, хоть и просидел зиму в подвале среди руин и бутылок и на подножном корму. Осталось понять, какой холеры ради ты это делал.

— Ну почему же ради холеры? — усмехнулся он. — Может быть, ради прекрасной дамы?

— Что-то ты не бежишь служить той прекрасной даме. И пока в подвале сидел, тоже не бежал.

— Ну почему же, — он улыбнулся, как сытый кот. — Очень даже служу. И надеюсь, что у вас нет причин для недовольства.

— Есть, — она глянула на него из-под ресниц. — Терпеть не могу, когда мне врут. Нагло врут в глаза. И лапки складывают при этом, как котик, и смотрят умильно. А по сути — врут. И используют меня в своих неизвестных мне целях.

— Ну почему же сразу используют, — улыбнулся он. — Могу я искренне восхищаться? Мы ведь не были знакомы раньше, ни ваш отец не представил меня вам, ни превратности войны не столкнули нас до зимы.

Эх, а раньше бы ты увидел совсем другую картину!

— Я ведь могу уже и не поверить ни в искренность, ни в восхищение, — покачала головой она.

Он молчал — очевидно, думал и взвешивал.

— И… что вы со мной сделаете, если я вам всё расскажу?

— Откуда ж я знаю? Но если что — у меня нет привычки убивать людей.

— Я заметил. Как раз поэтому вас и нужно хорошо охранять. Вы сильны и очень красивы, но у вас жалостливое сердце. Для прекрасной дамы это отличное качество, но для повелительницы приграничных земель — непростительная слабость.

— У всех есть свои слабости, — вздохнула она, — что ж теперь?

— Теперь, очевидно, жить дальше. Вдруг вы не захотите, чтоб я дальше служил вам, если я всё расскажу?

— Я давно подозреваю, что твоё место вовсе не здесь, а где-нибудь, где от твоих талантов будет больше пользы. Охранять меня сможет и Джорджи.

— Куда там, — улыбнулся он. — Джорджи проворонит всё на свете. Будет играть и не заметит.

Это точно, что уж.

— Если что — сам выберешь того, кто сможет меня охранять. А Джорджи и впрямь нужно беречь руки.

— И душу, и непременно душу, — он взял из корзинки яблоко и принялся резать его на кусочки.

И вычищать из тех кусочков косточки, а очищенное протягивал ей.

— Я жду, Рой. Начни с простого — тебя в самом деле зовут Рой?

— Да, — кивнул он. — Рой Гордон.

— И хватает людей, которые знали тебя именно как Роя Гордона, судя по всему.

— Конечно, — согласился он.

— Не от них ли ты здесь прячешься?

— Вы не отстанете, да?

— Не отстану. Прицеплюсь, как репей, а если не поможет — ну, ты знаешь, что тогда. Мне надоело брести по болоту вслепую. И ладно бы просто одной мне, но у меня тут люди и земля.

— Ну хорошо, — видимо, он решился. — Мой отец — прежний граф Сэнд-Рок, тот, который умер в прошлом году. Я — единственный и поздний сын, до моей матери у графа было две других жены, но они рожали исключительно дочерей. Мой дядя Роберт привык к мысли, что он наследует графство после смерти моего отца, и моё рождение изрядно подпортило ему планы. Моя мать умерла, дав мне жизнь, нового брака у отца не случилось, так что я был его единственной надеждой на передачу земель и титула в хорошие руки.

— И что, отношения между братьями были не самыми тёплыми?

— Да, но это не редкость, сами понимаете. Особенно когда старший — граф, а младший всё, что у него было, потратил на любовниц и заговоры. В первый раз дядюшка Роберт попытался меня убить, когда мне ещё не исполнился год. И дальше делал это с завидной регулярностью. В итоге отец был вынужден отослать меня к дальней родне моей матери, где, надо сказать, ко мне относились хорошо, дали очень приличное образование и представили ко двору, когда мне исполнилось шестнадцать — под именем той самой материнской родни. Там в моём поколении пятеро парней такого же и близкого возраста, пойди разберись, кто есть кто. Любезный родственник и не разбирался. Нет — и нет. И в дом отца мы прибыли втроём — под предлогом продолжения обучения всему, что подобает знать и уметь приличному человеку. Когда он слёг и понял, что уже вряд ли поднимется, то в присутствии своих людей, священника и соседей подтвердил, что я являюсь его единственным сыном и наследником, а затем отправил меня с посланием к вашему отцу — тоже представить, так сказать, с кем дальше дело иметь. Здесь-то меня и настигла весть о смерти родителя. Я хотел было со всех конских ног мчаться обратно, но следующее известие притормозило меня: двое моих кузенов были убиты на охоте, следов не нашли. И было объявлено, что и я там тоже был, и даже нашлись люди, готовые засвидетельствовать мою смерть перед королём. Его величество не очень-то любил наш род, и не стал вдаваться в детали — кто жив, а кто нет. Вот есть несомненный наследник — значит,