Пламя и Пыль - Джеймс Гарднер

— Она родила от тебя ребенка, — сказал я. — Дочь, которую назвала Ясмин… и которая, возможно, ждет приговора Шекинестер в это самое время, пока мы тут разговариваем. Наги схватили ее вместе со мной.

Он закрыл глаза и опустил голову.

— Теперь я знаю, что ты всего лишь иллюзия, посланная надо мной посмеяться. Дочь? У меня есть… дочь?

— Сдается мне, да.

— Как она выглядит? — спросил он. — Она… да неважно!

Не дожидаясь моего ответа, отец подбежал к ближайшему окну и перемахнул через подоконник. Он тяжело приземлился на землю, упав в снег на колени, затем быстро поднялся и, пошатываясь, побежал через сад. Его дыхание вырывалось облачками пара, сапоги облепило снегом. Он бежал неуклюже, как будто не делал этого уже очень давно.

Как будто он стал старым.

Конечно, я понял, что ему известно, где могут держать Ясмин… и что он бежит к ней или к кому-то, кого можно попросить за нее. Это не имело значения, я все равно не мог заставить себя побежать вслед за ним, хотя легко мог догнать отца с его неловким стариковским бегом. Отчасти я был доволен, что мне наконец-то удалось его уязвить; с другой стороны — сгорал со стыда.

Через минуту он исчез за частоколом кедров. Больше я его не видел.

Его следы уже стали скрываться под неторопливо падающим снегом.

* * *

Немного погодя я двинулся дальше. Если бы я остался стоять, глядя, как уныло падает снег, то не сдержал бы слез. В первом снеге всегда есть что-то печальное; вот и все, что я сейчас чувствую, сказал я себе.

С каждым шагом я прокручивал в голове беседу с отцом… наш первый разговор с тех пор, как он исчез двенадцать лет назад, и наверное первый в его и моей жизни. На языке вертелась сотня невысказанных вопросов: все негодование, отказавшееся принять разумное выражение. Я знал, что я прав — он был мне плохим отцом и еще худшим мужем для моей матери — но, произнесенные вслух, мои доводы звучали детскими и нелепыми. И в этом тоже была его вина: его благородство принижало меня до статуса хнычущего юнца.

А снег все падал и падал. Зал ничуть не менялся: белый пол, белые стены, белый потолок. Внезапно гнев на отца вылился в злость на эту убаюкивающую обстановку, и я закричал:

— Ну, хватит, довольно! Где здесь выход?

Ответом была тишина, эхо моего голоса поглотил снег.

Может, просто взять и выпрыгнуть в сад, за окно? Но если это скучное однообразие и есть испытание Шекинестер, столь очевидный выбор не станет умным решением. Возможно, тут есть скрытый выход, какая-то потайная дверь, которую надо найти… а может, этот невыразительный зал — всего лишь иллюзия, которую я могу разорвать силой воли.

— Ладно, — сказал я в пустоту. — Вы хоть понимаете, что связались с Сенсатом?

Шекинестер должна знать, из какой я фракции; неизвестно, как глубоко в душу могла заглянуть богиня, но не надо быть всеведущим для того, чтобы заметить печатное кольцо на моем пальце. Может быть, это испытание должно проверить, насколько хороший из меня Сенсат? Или она все устроила так, чтобы заморочить Сенсату разум?

Скоро я это выясню.

* * *

Шаг первый: разметка территории. Я выпрыгнул в сад и расчистил снег, чтобы набрать две пригоршни земли. Какая-то ее часть потерялась, когда я влезал обратно, отчего на штанах у меня появились грязные пятна; но я все же справился и разместил одну горсть на безукоризненно чистом мраморном полу.

— Отправная точка, — сказал я, ни к кому не обращаясь.

Следя за землей, я прошагал по залу около ста пятидесяти ярдов, пока бурая кучка не стала с трудом различаться на белом фоне. Глянув в обратную сторону, никакой кучки я не заметил. Это обнадеживало: никогда не знаешь, что обычный и с виду прямой коридор не закольцован при помощи магии. Конечно, такая вероятность не исключена, если протяженность кольца свыше трехсот ярдов, но интуиция подсказывала, что мне не придется уходить так далеко, чтобы найти выход отсюда. Я еще раз наклонился и высыпал вторую горсть, отметив ей границу района моих поисков.

Примерно весь следующий час я обследовал стены, пол и потолок между двумя моими отметками в поисках мельчайших неровностей, простукивая каждую плитку, ощупывая и нажимая в попытке отыскать хоть малейший признак пошатывания. Ничего подобного не обнаружилось. Тот, кто построил этот дворец — сама Шекинестер или ее почитатели — совершил настоящий строительный подвиг.

Когда поиски привели меня к начальной отметке, я повернул обратно, на сей раз осматривая окна и скамьи под ними. Сделанные из цельных мраморных плит, скамьи были слишком тяжелыми, чтобы ворочать их, не рискуя получить грыжу; я решил, что не буду пытаться их двигать без крайней необходимости. Пришлось ограничиться минутной проверкой каждой скамьи и пола под ними в надежде отыскать хоть что-нибудь… но опять я не находил ничего, кроме полного отсутствия царапин или дефектов. Когда я добрался до второй отметки, я уже знал, что здесь нужен другой подход.

Если подумать: Шекинестер — королева наг. А что мне известно о нагах? Змеиный народ: рук у них нет, ног тоже. Могут творить заклинания. Я этого не могу, стало быть, если для выхода отсюда требуется колдовство, шансов у меня нет. Играя со смертными, боги редко бывают честными, но я не думал, что Шекинестер устроила мне испытание, которое невозможно пройти. Иначе в чем ценность подобного развлечения?

Наги… змеи… скользящие по земле с дрожащими раздвоенными языками…

Хм.

Я лег на живот и высунул язык. Как я рассказывал Зирит, в Сигиле, среди Сенсатов у меня осталась пара знакомых наг. Они всегда кичились повышенной чувствительностью вкусовых рецепторов. Наги способны чувствовать вкус по воздуху, как ищейки — различать запахи; с помощью раздвоенных языков они могут даже определить направление — когда на левом кончике языка вкус сильнее, чем на правом, они понимают, в какой стороне источник. Почувствую ли я теперь какой-нибудь вкус? Есть какая-то легкая горечь. Я принюхался и вскоре понял, что ощущаю кучку земли, которую поместил перед собой для отметки. Я пополз в сторону, довольный тем, что хоть что-то могу обнаружить. Через несколько ярдов вкусо-запах земли исчез, и я взялся за дело как следует, начав изучать мир по-змеиному.

Итак, ползу на животе. Высовываю язык. И принюхиваюсь ко всему, что не похоже на запах моего пота. Со стороны я, наверное, выглядел по-дурацки, но мне показалось, что это лишь к лучшему: если Шекинестер относится к "ходячим" с таким же презрением, как нага в часовне, мои неловкие действия ее позабавят. Они только потешат ее чувство собственного превосходства.

Она же была богиней. В этом-то все и дело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});