Эллинский секрет - Сергей Снегов

Сколько тысяч таких планет против одного Плутона! И на всех кипит работа, проклятые головоглазы стараются перенять наше умение распылять вещество в «ничто», как мы переняли у них умение менять плотность этого мирового «ничто».

Для их научной проницательности задача не такая уж трудная — они спешат… Что, если навстречу нашему флоту грянут заново созданные аннигиляторы вещества?

— Пока у нас большое преимущество перед ними, — сказала Вера. — И надо торопиться его использовать.

— Ты сказала, что победа в войне лишь начало?

— Да, начало. Сперва мы силой заставим их прекратить свои зверства, а затем понемногу втянем их в ассоциацию разумных и свободных существ Галактики. Ты сам говорил, что они трудолюбивы и отважны, технические их достижения огромны. Разве не упрек будет нам, если мы такой народ навсегда отстраним от мирового сотрудничества?

— Я не вижу путей к сотрудничеству с ними.

— Вчера ты не видал их самих. Если бы мы сразу могли увидеть все, то не было бы развития. Между прочим, я не верю в преступления, совершаемые из любви ко злу. Наши великие предшественники Маркс и Ленин учили, что основа политики — экономические нужды. Если разрушители стали преступниками, то значит, им выгодны их преступления, — вот причина!

— Ты собираешься найти иной способ удовлетворять нужды врагов?

— Вспомни: после объединения Земли, когда ни один человек уже не эксплуатировал другого, человечество в целом еще долго жило за счет иных, правда, неразумных существ. По Земле бродили стада коров и баранов, сновали куры и утки — их вели на убой, чтоб человек имел мясо. Синтетическое мясо наших заводов вкуснее животного, синтетическое молоко ароматней коровьего. Исчезла нужда в продуктах живых организмов — никто не разводит животных на убой. Нет ли похожего на это и у разрушителей? Они стали на путь угнетения соседей, потому что нашли легкий способ удовлетворения потребностей. Может, мы откроем иные пути их удовлетворения, если, конечно, эти потребности жизненно необходимы?

— Мне кажется, ты рассуждением о потребностях в какой-то степени оправдываешь их злодеяния?

— Ничуть. Понять — не значит оправдать. Можно понять и осудить. Оттого что раб приносит хозяину пользу, рабство не становится морально чистым. У зла есть верхушка и корни. Если срубить верхушку, не выкорчевывая корней, от них могут пойти новые побеги. Мы силой заставим разрушителей смириться, освободим их невольников — срубим верхушку взращенного ими зла. А затем надо покончить с самой возможностью возникновения зла, а для этого разберемся, какие корни его питали. Если враги используют ткани живых организмов для собственной жизнедеятельности, они смогут заняться производством синтетических тканей и органов, мы охотно поможем им в этом деле.

— Одно скажу — превращение чертей в ангелов дело непростое.

— Как и обучение ангелов человеческому образу жизни. Однако мы должны этим заняться.

— Вряд ли при нашей жизни мы увидим результаты.

— Я уже сказала тебе: мы строим политику на тысячелетия. Пусть увидят внуки — ради этого стоит постараться.

Я прошел к себе и разделся.

Вспыхнул видеостолб. Ромеро опирался на трость посреди комнаты.

— Поздравляю с благополучным возвращением, дорогой друг! Не вставайте, я отлично вижу вас и в кровати, а пожать друг другу руки мы все равно не сумеем. Окажите мне честь встретиться со мной завтра.

— С удовольствием, но не вечером. Вечером меня ждут в Большом Совете.

— В таком случае, к обеду. Посидим вместе за столом, как в добрые старые времена. Кстати, вы не обиделись, что я не явился встретить? Вы понимаете, среди встречающих были особы…

— Понимаю Павел. Завтра к обеду я буду у вас.

Он исчез.

9

До чего же она была прекрасна, милая зеленая Земля!

Я все утро бродил по улицам Столицы, поднимался над грядами ее домов, выбирался в окрестные поля и парки, выкупался в канале. Мальчишки из соседнего интерната с молчаливым уважением следили, как я вылезал: стоял октябрь. Нужно затеряться на три года в космических просторах, чтоб ощутить, как хорошо дома!

Потом я снова возвратился в Столицу. Улицы были пусты. Прохожие встречались так редко, что оглядывались друг на друга — кого еще вынесло наружу?

Я присел в скверике на площади. Напротив стоял дом с навесом над первыми этажами, под этим навесом в последний приезд в Столицу я прятался от дождя. Я вспомнил незнакомую девушку с высокой шеей и широкими бровями, Мэри Глан, мы с ней тогда стояли рядом и она издевалась надо мной.

Что с этой строптивой Мэри? В Столице ли она? Умчалась, как все, куда-нибудь на новостройку?

Кто-то сел на скамейку. Вначале я не обращал внимания на соседа, потом повернулся.

На скамейке сидела Мэри Глан.

Появление ее до того отвечало моим мыслям, что я, растерявшись, молча глядел на нее.

— Здравствуйте, Эли! — сказала она. — Ведь вас зовут Эли Гамазин?

— Здравствуйте! — ответил я. — Да, я Эли Гамазин. А вас, если не ошибаюсь, зовут Мэри Глан?

Она не удивилась. Она спокойно кивнула головой.

— Какое совпадение, — сказал я. — Представьте себе, я только что думал о вас, и вот — вы появляетесь!

— Вы считаете это совпадением? Просто я пожелала встретиться с вами и просила Охранительницу навести вас на мысли обо мне. Я вчера встречала вас.

Мне стало смешно и досадно. Я успел в странствиях забыть, что на Земле командуют Охранительницы. Если это и было чудо, что я думал о Мэри, то чудо обыденное, технически подготовленное, еще деды потрудились, чтоб оно стало легко осуществимым.

— Итак, вы хотели меня увидеть, Мэри? Я все же настаиваю на своем: я тоже интересовался про себя, где вы. Что же мы скажем друг другу теперь, когда желания наши осуществились?

Она не торопилась с ответом. Впоследствии я узнал, что до нее не вдруг доходит, чего от нее ждут. Пока она раздумывала, я разглядывал ее. Я помнил ее некрасивой, но она была скорее хорошенькой, чем некрасивой.

Единственным, что не вязалось с ее тонким лицом были широкие брови, но они нависали над такими темными задумчивыми глазами, что несоответствие пропадало.

И при первой встрече я запомнил, что глаза у нее темные, но мне показалось тогда, что они темные от раздражения.

— Я виновата перед вами, — сказала Мэри. — Не знаю, почему я была с вами груба в Каире и на этой площади. Я решила: обязательно извинюсь, когда встретимся. Но вы улетели на Ору, а после в Плеяды и Персей… Но вот вы вернулись, и я извинилась!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});