Звезда смерти - Джордж Мартин

Я сказал:

— Старый, мы пришли, как просители. Мой народ умоляет твой народ в надежде, что ты… — я хотел сказать было: «будешь человечен», - что ты будешь добр с нами всеми, как со мной.

Лицо его ничего не выражало.

— О чем ты просишь?

Я объяснил. Я рассказал плохо — запинаясь, путаясь в медицинских терминах, зная, что они не имеют эквивалентов на языке Следопытов. Он слушал, вновь и вновь задавая задумчивые вопросы. Когда я упомянул обещание терранского Легата признать независимое и сепаратное правительство Следопытов, он нахмурился и перебил меня:

— Мы, Народ Неба, не имеем сношений с терранцами и нам ни к чему их признание.

На это у меня не было ответа, а Старый продолжал добродушно, но и безразлично:

— Нам не хотелось бы думать, что лихорадка, которой у нас болеют маленькие дети, уничтожает столько жизней. Но вы не можете упрекать нас в этом с чистой совестью. Вы не можете сказать, что мы распространяем болезнь, мы никогда не переходим через горы, разве мы повинны, что сменяются ветры и луны сходятся на небе? Когда людям приходит время умирать — они умирают, — он простер руки, отпуская меня. — Я дам тебе людей, они проводят вас до реки, Джейсон. Возвращайся.

Неожиданно Регис Хастур встал и поглядел ему в лицо.

— Ты выслушаешь меня, Отец? — Он без промедления использовал церемониальный титул и Старый сказал раздраженно:

— Сын Хастура никогда не должен обращаться как проситель, к Небесному Народу.

— Тем не менее. Выслушай меня, как просителя, Отец, — спокойно произнес Регис. — Тебя просят не чужеземцы с Терры. Мы узнали одну вещь от пришельцев с Терры, о которой ты еще не узнал. Я молод и это не дает мне права учить тебя, но ты говоришь: «разве мы повинны, что луны сходятся на небе?» Нет. Но мы узнали от терранцев, что не луны надо винить и в нашем собственном ничтожестве на путях Господних — под которыми я подразумеваю болезни, власть и ничтожество.

— Странные слова в устах Хастура, — неодобрительно сказал Старый.

— Странные времена для Хастура, — громко сказал Регис. Старый поморщился и Регис сбавил тон, но непоколебимо продолжал. — Ты винишь луны в небе. Я говорю: что ни луны, ни ветры, ни богов винить нельзя. Боги насылают эти беды на людей, чтобы испытать их веру и узнать, способны ли они справиться с ними.

Брови Старого вздернулись и он произнес с сожалением:

— Неужели это королевский отпрыск, которого люди сегодня называют Хастуром?

— Человек, бог или Хастур — я не слишком горд, чтобы не молиться за свой народ, — парировал Хастур, загораясь яростью.

— Никогда не было в истории Дарковера, чтобы Хастур стоял перед одним из вас и умолял…

— … За людей из чужого мира.

— За всех людей моего мира! Старый, я мог сидеть и править в Доме Хастуров, но предпочел узнавать новое у новых людей. А у терранцев есть чему поучиться даже Хастурам, и они знают, как найти средство против лихорадки Следопытов, — он оглянулся на меня, вновь представляя мне слово и я сказал:

— Я не чужеземец из другого мира, Старый. Я был сыном в твоем доме. Возможно я послан к тебе, чтобы научиться бороться с обреченностью.

Я вдруг перестал сознавать, что делаю, пока не оказался на коленях. Взглянул в резкое, спокойное, отсутствующее лицо нечеловека.

— Мой отец, — сказал я, — вы вытащили умирающего мужчину и умирающего ребенка из горящего самолета. Даже люди из моей расы могли ограбить их и оставить умирать. Вы спасли ребенка, усыновили его и воспитали как своего. Когда он достиг возраста, когда становился несчастливым среди вас, вы позволили дюжине своих людей рискнуть жизнями и вернуть его к своим. Вы не можете уверить меня, что безразлично относитесь к судьбе миллионов людей моего народа, если судьба одного вызвала у вас жалость.

Последовало недолгое молчание.

Наконец Старый сказал:

— Безразлично — нет. Но мы бесполезны. Мой народ умирает, когда спускается с гор. Воздух для нас слишком насыщен. Еда не та. Свет слепит, мучит. Могу ли я отправить на страдание и смерть тех, кто зовет меня Отцом?

И память, захороненная в течение всей жизни, внезапно поднялась на поверхность.

— Послушайте, Отец — в мире, в котором я живу, я слыву мудрым человеком. Вы можете мне верить или нет, но выслушайте: я знаю ваших людей, это мой народ. Я помню, что когда я покинул вас, более дюжины моих друзей вызвались, зная чем рискуют, идти со мной. Я был ребенком. Не понимал, какую жертву они приносят. Но я видел, как они страдают, когда мы спускались с гор, и я решил… — я выговаривал слова с трудом, словно пробиваясь сквозь барьер, — …что раз другие страдают из-за меня, я проведу свою жизнь, избавляя других от мук. Отец, терранцы называют меня мудрым доктором, человеком искусным. Среди терранцев я могу проследить, чтобы мои люди, если они придут и помогут нам, имели воздух, которым они могут дышать и пищу, которая им подходит и чтобы их берегли от света. Я прошу об одном: скажи своим сынам, что я сказал тебе. Если я знаю ваш народ — который и мой навсегда — сотни из них вызовутся сопровождать меня. И ты будешь свидетелем моей клятвы: если один из твоих сынов умрет, твой чужой сын ответит за это своей жизнью.

Слова лились из меня потоком. Они не все были мои: что-то подсознательно подсказывало мне, что такие обещания мог давать Джей Элисон. Впервые я понял, какая сила, какая вина оттолкнули Джея Элисона от меня. Я был у ног Старого. На коленях, пристыженный. Джей Элисон стоил десяти таких, как я. Неотвратимость, сказал Форс. Утрата цели, равновесия. Какое право я имел презирать свое несчастное «я»?

Внезапно я почувствовал, что Старый коснулся моей головы.

— Встань, сын мой, — сказал он. — Я спрошу свой народ. И прости меня за сомнения и отказ.

В течение минуты ни я, ни Регис не разговаривали после того, как мы вышли из приемной комнаты. Затем, почти одновременно, повернулись друг к другу. Регис сказал первым:

— Это лучшее, что вы сделали, Джейсон. Я не верил, что он согласится.

— Это ваша речь сделала дело, — сказал я. Серьезное настроение, непривычный наплыв чувств еще оставались во мне, но уступали месту спаду экзальтации. Черт побери, я это сделал! Попробовал бы это сделать Джей Элисон!

Регис оставался мрачным.

— Он отказывался, но вы обратились к нему, как один из них. Хотя это не совсем так — это что-то большее…

Хастур быстро обнял меня за плечи и вдруг воскликнул:

— Думается, терранская медицина сыграла с вами дьявольскую шутку, Джейсон! И даже если она спасет миллионы жизней — трудно простить ей такое!

7

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});