Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

пор? — Голос сэра Гэлейна был очень тихим, но звучал уверенно, и я наконец-то оторвала свой взгляд от камина, а он присел возле меня, поставив рядом стул, и продолжил: Я не пытаюсь отговорить вас, поскольку решение уже принято, и я не намерен вас утешать, поскольку вы не нуждаетесь в чьих-то советах или в моей скорби. Вас сковывает долг, а вы не желаете ему следовать. Это вполне понятно, потому что перемены, следующие за вами и милордом, способны поглотить вас обоих. Но милорд не чудовище, которое рисует вам ваше воображение, он — мужчина, который желает вас. Даже я понимаю, что ступив на дорогу боли и смерти, вы не дойдете до ее конца и уж тем более не придете по ней к милорду. И я уверяю вас, что милорд понимает это не хуже меня!

Сэр Гэлейн в какой-то мере успокоил меня. Я, действительно, не нуждалась в утешении, но я нуждалась в его совете. И он дал его мне. Каким бы ни был мой опыт взаимоотношений с влюбленными мужчинами, одно я знала наверняка — они также уязвимы и испытывают боль, если ее причинить.

Я покинула замок принца Дэниэля ближе к полудню и путь к милорду показался мне слишком коротким. Исполнив приказ, моя личная охрана покинула меня, и я осталась одна у ворот старого замка, где однажды уже побывала. Я не пыталась открыть их, пока воины не скрылись в лесу, потому что боялась, что они увидят страх в моих глазах. Всю дорогу я видела их сомнения, тщательно скрываемые, но все же проникающие в зрачки. И я боялась спросить воинов принца Дэниэля: сомневаются ли они во мне или в правильности моего решения?

Ржавые петли ворот все также скрипели и я подумала, что в следующий раз прихвачу с собой масло, а потом подумала, что только великий оптимист способен рассчитывать на еще один шанс.

Замок ничуть не изменился и в какое-то мгновение мне показалось, что сейчас я увижу милорда, но увидела лишь раскрытые настежь двери, приглашающие войти, и его личную охрану. Я шагнула через порог, оставив позади себя все сомнения. Мне так хотелось верить в милорда, что я поверила самой себе и ошиблась в нас обоих…

Я хорошо помнила дорогу к той самой комнате, где сквозь сон неожиданно почувствовало боль и страдание Рэймонда, и была уверена, что милорд ждет меня там. Но он был там не один. Холодные глаза Короля Орлов Лана были первыми, что увидели мои глаза, когда руки с усилием открыли двери, и душа моя в страхе забилась в пятки под радостный звон колокольчиков, висевших над дверью. Их звон отдавался в моих ушах похоронным звоном, а в голове билась единственная мысль: «Это нечестно! Двое против одного…».

В глазах милорда отражался огонь, весело полыхавший в камине, но из-за этого они показались мне холодными и безжизненными, а я даже не могла упрекнуть их за подобное безразличие. И дверь я не закрыла — не было сил. Милорд позволил Лану коснуться меня и ввергнуть мое сознание в ад боли и муки, о которых вскользь упоминал Алекс. И мое падение в темноту было самым долгим в моей жизни…

Мне казалась, что раскаленный обруч все туже сжимает голову, а грудь обвивает огромная змея, медленно ломающая ребра и сдавливающая сердце. Ее острые зубы впивались в мои запястья и ранили их. Мои легкие задыхались от нехватки воздуха, а пульсирующая боль в висках давила на глаза, ослепляя их. Мои босые ноги касались ледяной воды, медленно поднимающейся все выше и выше, и в нее стекали капельки моей крови, стремительно сбегавшие от меня из ран на запястьях и пальцах рук.

Слабость накатывала очередной волной вслед за волной боли и безнадежность овладела мною, лишив возможности сопротивляться неизмеримо более могущественной силе. Я закричала от ужаса за секунду до того, как перестала ощущать себя живой, и темнота поглотила меня.

Я очнулась в тех же самых цепях, что когда-то снимала с Рэя, и неожиданно для себя поняла, что означает ирония судьбы. Не странная случайность и не злобная усмешка нашей жизни, но закономерный результат совершаемых нами действий и поступков, и принимаемых решений. В жизни почти не бывает совпадений, напротив, все совпадения — это звенья одной цепи, и происходящие с нами события наступают неминуемо, ибо мы всеми силами способствуем их приходу. В конце концов, что может быть настолько неизбежным, как очнуться в темнице, из которой ты забрал человека, обреченного оставаться там всю свою жизнь?

Между тем мое положение не казалось мне еще одним приключением. Ледяной каменный пол уже давал о себе знать, и похоже, я пролежала на нем слишком долго. Мой организм всегда очень плохо переносил сырость, холод и сквозняки. И сейчас он реагировал на них так же, как и всегда — острой болью в горле и удушающим сухим кашлем. Тяжелые цепи держали мое тело в ледяных тисках и я с тоской подумала о недосягаемой горячей ванне и еще более недосягаемой чашке обжигающего мясного бульона. Наши насущные желания всегда незаметны, пока исполнимы, но как только мы попадаем в подвалы и казематы, начинаем сожалеть об утраченных удовольствиях.

Но сожалениями невозможно согреться, как невозможно согреться гневом или удовольствием. Тепло требует усилий, и мне пришлось затратить немало энергии в том холодном подвале, где навсегда осталась частичка моей храбрости, так и не вернувшейся ко мне до конца…

Я приседала, прыгала, снова приседала. Цепи были короткими, и я не могла ходить. Мое тело, вынужденное подолгу либо стоять, либо сидеть, продолжало терять тепло и энергию. И я ненавидела саму себя за свою слабость.

Я думала о Рэе. О том, что он выжил. О том, как он выжил, вынужденный провести в обществе милорда почти тридцать лет. Кто знает, что с ним происходило, и как долго он находился в этих цепях? Я думала о том, как долго я буду находиться в обществе милорда? Чем это может закончиться? И как не сойти с ума?

Время тянулось медленно и мучительно, но я все отчетливее понимала, что мой организм не протянет и нескольких дней. Было, действительно, очень холодно. Пальцы рук и ног замерзали все быстрее, а перерывы между приседаниями становились все длиннее. Остатки моего иммунитета капитулировали сейчас в подвалах этого замка, и мне вдруг захотелось на все наплевать и лечь на холодный пол, высасывающий из меня жизнь. Но я снова заставляла тело вставать и делать