Будет ли революция в России? - Алексей Кунгуров

Глобальный конфликт между капитализмом и традиционным обществом носит не классовый, а цивилизационный характер. Первыми об этом еще во второй половине XIX в. заявили русские народники и анархисты. Они позволили себе открыто выразить сомнение в прогрессивности капитализма, и в том, что именно через развитой капитализм пролегает единственная дорога к социализму. За это народники и анархисты подверглись бешеной травле со стороны как западных марксистов, так доморощенных марксофилов-западников. Да, во многом идеи народников были незрелыми, но в главном они все же оказались верны, а марксисты ошибались принципиально. Поэтому большевики, мучительно изживающие в себе марксизм, после революции обратились к народническим идеям, и многие из них реализовали.

В случае революции РФ встает перед развилкой: либо разумный национальный социализм, либо здоровый национальный капитализм (капитализм незападного типа). Названия, конечно, весьма условны, но между двумя этими путями на самом деле не такая уж большая разница. Здоровый капитализм в условиях России характеризуется:

— ориентацией на внутренний рынок и максимальную закрытость от мирового рынка (жесткий протекционизм и наличие сильных таможенных барьеров, внутренняя неконвертируемость рубля);

— многоукладностью экономики, многообразием форм собственности;

— наличием мощного государственного сектора в экономике (ВПК, транспорт, ТЭК, тяжелая промышленность) и высокой степенью вмешательства государства в экономику;

— высоким уровнем социальной защиты населения.

Вполне конкретно принципы разумного капитализма сформулировал Андрей Паршев в своей знаменитой книге «Почему Россия не Америка». Разумный социализм по большому счету имеет те же признаки, только доведенные до своего логического завершения: вместо высокой степени вмешательства в экономику — централизованное государственное планирование; вместо протекционизма и таможенных барьеров — курс на максимально возможную автаркию; вместо разнообразия форм собственности — преобладание общественной собственности на средства производства; вместо высокого уровня социальной защиты — абсолютные социальные гарантии (занятости, бесплатного образования, защиты здоровья) и т. д. Это в базисе, а надстройку обсуждать, думаю, не имеет смысла. Будет ли это парламентская или президентская республика при здоровом капитализме или технократическая диктатура при разумном социализме, не столь уж сейчас принципиально. Как говорил Дэн Сяопин, не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей.

Таким образом, грядущая социально-экономическая катастрофа, ежели она не загонит страну в гроб, сможет стать порогом перехода к социалистическому обществу. И этот переход будет осуществлен вовсе не по марксистским канонам, то есть в ситуации, когда старые производственные отношения, исчерпав свой ресурс, делают невозможным дальнейшее развитие производственных сил. Все эти формализованные абстрактные схемы к реальной жизни не прикладываются.

Когда меня спрашивают, отчего я являюсь сторонником революции, отвечаю, что революция неизбежна так же, как рвота после употребления некачественной пищи — желудочные спазмы, сколь бы отвратительно ни выглядели внешне, помогают избежать отравления организма токсинами. Потому считаю нужным добиваться того, чтобы страна не захлебнулась рвотными массами, удерживать которые в чреве просто бессмысленно. Наоборот, лучше стимулировать желудочные спазмы. Огонь революции дает возможность таким образом перековать государственное устройство, чтобы страна могла «уцелеть и продолжить свой независимый рост» — именно такую задачу ставил России в начале минувшего века наш великий ученый Дмитрий Иванович Менделеев.

К решению этой задачи я подхожу не с идеологических, а с сугубо прагматических позиций. Метастазированный социализм позднесоветского периода столь же противен мне, как и дикий капитализм постсоветской эпохи — это этапы одного пути в никуда. Садистские неолиберальные постулаты гайдарастов и чубайсоидов столь же нелепы, как марксистские утопии или дебилизм тотального бюрократического регулирования в экономике. Хорошо абсолютно все, что поможет нам «уцелеть и продолжить независимое развитие», а все, что помешает — плохо. Революция — это эмпирический процесс, непрерывный поиск, эксперимент, а творчеству чужд всякого рода схематизм и господство стереотипов. Разрушать удушающие сознание стереотипы — значит способствовать успеху грядущей русской революции.

Маркс ли придумал марксизм?

Чем является марксизм: философским течением, экономической доктриной, религиозным догматом, экономическим учением или теоретическим курсом практикующего революционера? Спросил как-то одного товарища, почему он считает, будто Маркс был экономистом? Тот совершенно бесхитростно ответил, что Маркс был экономистом, потому что писал книги об экономике. Логика просто потрясающая! Я, например, в свое время писал о фаллопротезировании, так что мне теперь считать себя экспертом-урологом, что ли?

Генри Форд — великий реформатор капитализма.

Экономистом был Генри Форд, который изобрел конвейерную систему производства. Конвейерное производство привело к перевороту в экономике. Экономистом был инженер Фредерик Тейлор, который разработал систему рационального управления производством (она так и называется — система Тейлора), примененную Фордом. Принципы функционирования экономики едины, что для капитализма, что для социализма, а потому идеи Форда творчески переработал (о, верещите, троцкисты!) экономист Иосиф Сталин, положив их в основу плана индустриализации СССР. Поэтому советский индустриальный прорыв вполне обоснованно называют сталинским.

Экономистом был Франклин Делано Рузвельт, вытащивший Америку из трясины Великой депрессии. Выражение «пострузвельтовская Америка» обозначает не время после смерти Рузвельта, а ту экономику, которая сложилась в результате жесткого проведения курса последнего великого американского президента. Кейнс был экономистом, Гитлер был экономистом. Экономистом был Ким Ир Сен, который реализовал на практике доктрину чучхе — модель экономической автаркии. Не стоит смеяться над тем, что в Северной Корее крупа по карточкам. В КНДР 23 миллиона граждан, и живут они на малюсеньком клочке каменистой почвы, где зимой холодно почти как в Сибири. Можете ли вы себе представить, что Московская область полностью кормит Москву? Корейцы же не только сами себя кормили, но и умудрялись строить ракеты.

А вот Маркс экономистом не был. Ну, нет нигде марксистской модели производства, никогда не было и не будет, потому что собственно проблемы материального производства Маркса не волновали, и никаких рецептов их решения он не оставил. Маркс лишь попытался схематично и очень абстрактно сформулировать некие «объективные» экономические «законы», но потерпел фиаско. Ведь экономика — это не математика, где действуют незыблемые законы численных соотношений, экономика — сфера человеческого творчества. Возьмем, например, священный для всякого марксиста «закон» прибавочной стоимости. Упрощенно его можно выразить формулой И+3+П=С, где С — стоимость товара, И — материальные издержки на его производство 3 — зарплата пролетария, а П — прибавочная стоимость, присваиваемая буржуем. Соответственно, доход капиталиста можно высчитать по нехитрой формуле (С-И-3)Х=Д, где Д — доход, а X — количество единиц произведенного товара. Теоретически, чем выше будет С и ниже 3, тем выше будет доход, но это только теоретически. Генри Форд блестяще доказал на практике, что бесконечное снижение прибавочной стоимости (П) вкупе со снижением материальных издержек на производство товара (И) при одновременном значительном повышении зарплаты (3) приводит к такому гигантскому спросу на товар, что серийное производство (X) вырастает в тысячи раз. В результате увеличивается и доход капиталиста (Д).

Вот в этом простом и гениальном принципе Форда — практика, которую абсолютно никак нельзя ни объяснить, ни опровергнуть с помощью книжных марксистских схем. Форд работал в условиях индустриальной капиталистической системы, и он ее кардинально изменил. Его лозунгом было поистине социалистическое кредо — цель промышленного производства в удовлетворении потребностей людей, а не в извлечении прибыли. Прибыль — это, по Форду, лишь стимул, поощрение тому, кто усердно удовлетворяет потребности общества. Но поощрение должно быть справедливо распределено между всеми участниками производства, а потому она не может присваиваться только собственником — это другой принцип миллиардера Форда, который первым широко внедрил на своих заводах программу участия рабочих в прибыли.